Свет мой, Света, холодно мне, не спится.
Небо сеет снежную чечевицу
в здешней белокоменной не-глуши.
Мысли, как смола, и темны, и вязки.

Помнишь, оказавшись в единой связке,
мы калининградили от души?
Отключали связь, заводили связи.
А стихов там было, как в Саки – грязи,
были волны, брют и «Жатецкий гусь».
Мы ходили в лавочки и киоски.
Молодой Арсений, но не Тарковский,
нам читал Тарковского наизусть.
Помнишь, посреди вековых магнолий
было много смеха и мало боли,
и весна, пролистанная на треть?
Но ушла она из небесных скважин.
Прошлый день, по сути, уже неважен,
важно в новом, господи, не сгореть.
Не впустить в себя ни тоску, ни зверя,
научиться заново жить и верить,
обретая в ближних уют и тыл.

Света, свет мой, знаешь, что очень страшно –
знать, когда мы встретимся вдруг однажды,
мир уже не будет таким, как был.