Он поклонится низко y моря, от гнева седого,
И начнет лепетать: "Государыня, матушка, здравствуй!"
Я отвечу сурово: "Иди подобру - поздорову!
Не бывать твоей бабке владычицей нашего царства!

Не бывать и земною царицей на троне шикарном;
И боярской парчой перед девками не красоваться!
Мне другая была бы до смерти своей благодарна!
Ан чего оказалось ей надобно! Экая цаца!

Дашь ей райские кущи, eй мало покажется рая;
Мы подобных жадюг в нашей зыби морской не встречали!
Забираю избу! И корыто назад отбираю:
Пусть живет, как жила; пусть томится в нужде и печали!

Эй, старик, уходи, забирай свой потрепанный невод!
Что старухе споешь, не моя, дурачина, забота!"
Он покорно вздохнет: много ль нужно - царицу прогневать,
Если даже старуха заводится с пол-оборота.

И пойдет себе с Богом: сутулый, несчастный и робкий,
Запахнувшись от ветра дерюгой - заплата к заплате.
А ведь он для себя не спросил даже жидкой похлебки;
И меня отпустил, не подумав сперва о награде...

Он вернется к старухе... Жена его встретит улыбкой,
И обед поднесет, и потянется с ласкою к мужу,
И до веку не вспомнит меня - государыню-рыбку.
Забрала я корыто. Но я подарила ей душу...