Она приходит утром в первый раз.
Спросонья хороша на удивленье
в атласном пеньюаре в тон костра.
Венера – кисти Рубенса творенье.
Чуть позже, через час, во всей красе
напудрена, надушена, румяна,
подмигивает: «Глянь! Я лучше всех!»
И юбкой синей взмахивает рьяно.
Бросая напоследок властный взгляд,
как пава, исчезает – мягко, тихо.
Такому взгляду точно был бы рад
Кустодиев, рисующий купчиху.
И ждёшь её весь нудный, долгий день –
луч света в мрачном царстве, луч надежды.
Но дзынькнула ключами в темноте,
вплыла на миг сменить свои одежды.
Стыдливо светит бра, смущён паркет,
а мне от волшебства не оторваться:
зелёное манто и декольте
нескромного, кокетливого платья
влекут грешить… Она уходит прочь,
воздушный поцелуй даря в задоре,
встречая лунный шар в седую ночь
походкой Донны Розы Д’Альвадорец.
Порою на заре я слышу плач
да нервное конфетное шуршанье.
Душа болит – опять жених-трюкач
испортил долгожданное свиданье.
Под утро вновь бодра и весела.
С улыбкой Моны Лизы варит кофе.
«Прорвёмся! – говорит. – И все дела!
Живём лишь раз и словно на Голгофе».

Но в чём секрет? В судьбе ведь чёрти чё,
и мир глядит вослед ей с укоризной.
…В ней веры больше многих, а ещё
сто десять килограммов оптимизма.

---
Монолог зеркала