Супруги богу молились рьяно,
просили сына, а вышла дочка
и уродилась такой упрямой –
не скажет слова, когда не хочет.

Немногословна, полна эмоций:
о чем-то спросят – ответит кратко,
сверкнет глазами и отвернется,
и что-то пишет в свою тетрадку.

На дневниковых простых листочках
бушуют страсти и ураганы –
весь мир, который придуман дочкой,
лежит в девичьем ее кармане:

Там вечно лето, дома до неба,
и плещет море, и свет струится,
что ни пичуга, то белый лебедь,
а то и вовсе – сама жар-птица!

А что за люди живут с ней вместе!
Они отважны, добры, ранимы.
Талантлив каждый, красив, известен,
а самый лучший – её любимый.

Он мир спасает. Летает часто,
то в Барселону, то в Рим, то в Ниццу
и угрожает ему опасность
почти на каждой второй странице.

Для них всегда миг прощанья труден,
он локон милой меж пальцев вертит:
– Люблю навеки! Верна мне будешь?
– До самой смерти! До самой смерти!

Но кто-то, в шутку, вписал в тетрадку,
что был герой, да, похоже, вышел –
сорвался парень с карнизов шатких,
с огнём сражаясь на чьей-то крыше.

Она прикрыла тетрадь, в которой
пылали страсти и ураганы,
горел и рушился милый город,
дома до неба и пляж песчаный.

Весь мир её выгорал до края
и то ли рушилось небо, то ли,
на крыльях пламя клевать пытаясь,
кричали птицы от дикой боли.

Прижав тетрадку к груди нелепо,
шептала сипло от злого дыма,
невнятно, жалобно, как из склепа:
"До самой смерти... тебя... любимый..."

Тревожный взгляд помутился, замер –
осела на пол, глаза закрыла...
Усатый доктор развел руками:
“Похоже, сердце больное было".