Плюс четыре. Ветрено и хмуро. Парк закрыт надолго на просушку. Мраморные нежные фигуры в деревянных ящиках - как души. Чуть теплее, чем обычно, камень: дьявол, одинокий, злой и старый, по привычке, въевшейся веками, прожигает взглядами футляры.
Радость бытия казалась вечной: в огненном, кипящем лавой теле (бабочек оставим человечкам) грохотал завод сталелитейный – и грехи воспламенял стихами, искрами взрывающейся веры. Дьявол с богом спорил, полыхая – в ярости ушёл и хлопнул дверью.
А в аду – копыта целовали: профи, каждый круг запатентован! Провожали добрыми словами – он молчал, не веря в силу слова. Подсидели молодые гады: знали, что не выстоял бы в драке. Подарили – дорого-богато – пару мелких душ в хрустальной банке. Только он уже не тот затейник, чтобы души мучить в тайных склепах. В мрамор? Устарело, Галатеи – это так банально и нелепо.
В гневе он дотла сжигает ящик – белый мрамор слепо смотрит в лужу. Но не выжечь мысли леденящей – старый чёрт, ты никому не нужен. И прогнать не смогут этот холод юности наивные утехи – Йохан был не глуп, но слишком молод, сочиняя свой шедевр о Гретхен.
Души в хрустале... Он очарован, хоть непрочен этот свет и зыбок...
Решено – взорвётся он сверхновой и не повторит чужих ошибок. Будет Евой сильный свет, но тихий, и Адамом – что горит поплоше...
Он им скажет – ешьте, что хотите.
Я вас, дети, никогда не брошу.