Она была с рождения слепа.
С рожденья научилась жить на ощупь
И различать по звуку дождь и рощу,
И отличать кустарник от снопа.

По запаху могла определить
Любой предмет, цветок и домочадцев.
И оставалось только удивляться,
Как в темноте она умела жить.

Но вот однажды – чудо из чудес! –
Благодаря врачам, она прозрела
И поняла цвет радуги и мела,
И увидала комнату и лес.

С тех пор она боялась темноты.
Ночь отступила. В окна свет полился.
Со светом мир её преобразился
И удивил обильем красоты.

Но странность все заметили в одном:
В жилище, где б она ни находилась,
Всегда к окну любому торопилась,
Как будто связь была у ней с окном.

Тогда была спокойна, весела.
Не отходя, на улицу смотрела:
Как бьют по листьям солнечные стрелы
Иль как метель дорогу замела.

И вот однажды мир на полотно
Перенесла – что видела, любила:
Свой взгляд, своё дыханье закрепила,
Нарисовав обычное окно.

Простой прямоугольник на стене.
Проём, простая рама, подоконник.
На нём – стакан, кувшин, открытый томик.
Но главное – не в доме, а – в окне.

Живой пейзаж. В лучах – цветущий луг.
Оттенков переливы в море света.
И запахи, не только краски лета,
Все, кто смотрел, почувствовали вдруг.

И вновь – окно. Теперь за ним зима.
Кустов и клумб заснеженных соседство.
«Такое, – скажут ей, – в далёком детстве
Я видел сам… Я видела сама…»

В окне – то небо, то берёзы прядь…
Весь мир, все краски света, вся палитра
В её работах так играли хитро,
Что взгляда невозможно оторвать.

И краски были истинные, те.
Как будто душу света осязала.
Она ещё холсту передавала
Всё то, чем овладела в темноте.

Мак на картине был не просто ал –
Он трепетал, он был живым бесспорно.
Был запах у него и вкус, и форма,
Всё то, чем он в природе обладал.

Она смотрела, чувствуя, любя,
На цвет земли, на облаков волокна…
Она, прозрев, писала только окна.
И зрячий мир увидел в них себя.