Я б исповедоваться вряд ли стал кому-то –
нарушит тайну, растрезвонит не со зла.
Потом – ругать себя, последнего осла.
А впрочем... Впрочем, исповедоваться – круто!
Вдруг взять и вывернуть, открыть все тайники,
и посмотреть, насколько это впечатлило.
Всё рассказать – о недолюбленных, постылых,
о редких радостях и приступах тоски.
Пусть исповедник мне грехов и не отпустит –
я не за этим шёл, ведь сам – не отпущу.
Мельчайшей жилке, мышце, каждому хрящу
я поручил хранить в себе частицы грусти,
частицы радости, корпускулы любви.
Они во мне, они со мной, их не отпустишь...
В столицах мира, в самом дальнем захолустье
любовь и жизнь моими были визави.
Вложить всё в исповедь... Получится? Навряд ли.
Всех перечислить, помянуть. Прочесть стихи,
стряхнув с них слой необязательной трухи,
не ограничившись потрёпанной тетрадью.
Когда же скажет исповедник, что устал,
что всё понятно, и грехи он отпускает,
сказав спасибо, улететь за птичьей стаей,
слов и метафор рассыпая капитал...
... Я б исповедоваться вряд ли стал кому-то –
нарушит тайну, растрезвонит не со зла.
Потом – ругать себя, последнего осла.
А впрочем... Впрочем, исповедоваться – круто!