Стёклышки

Однажды моя знакомая сказала, что очень хорошо помнит себя с трёхлетнего возраста. Не знаю, насколько это возможно, – мои воспоминания раннего детства весьма далеки от определения «очень хорошие» и представляют собой, скорее, некие неровные стёклышки – яркие и не очень. Часть из них искусственно подсвечены – то есть в памяти хранятся не сами события, а рассказы родных о них. Эти рассказы тоже со временем стали воспоминаниями – и пополнили коллекцию моих стёклышек. Из всех этих разнокалиберных разноцветных стёклышек и сложена мозаика, имеющая причудливый, не очень ясно просматриваемый рисунок, называемый «детством». Редко заглядываю в этот калейдоскоп, а узоры складываются случайным образом – из картинок и рассказов – без привязки к хронологии.

Дом

Наверное, одно из самых ранних воспоминаний... Не знаю, сколько мне было лет, но хорошо помню этот эпизод, даже звуки и запахи помню. Мама только что вымыла полы. Я сижу, по всей видимости, на диване. Но по ощущениям (может, потому что я была совсем маленькой) – где-то очень высоко, поскольку маме пришлось меня спускать на пол, когда пришёл с работы папа. Бегу через комнату к папе, поскальзываюсь на ещё влажном полу и падаю. Помню мамины слова: «Какая же ты невезучая, Иришка... Ведь с такой радостью побежала...»

После ванной мама надевала на меня махровое пончо – белое с жёлтыми, красными и синими цветами. Оно мне очень нравилось. У сестры было такое же, но только с голубыми и синими цветами.

Пластмассовые блюдечки с ягодами садовой земляники (мы её всегда называли викторией): у меня – синее, у сестры – белое. Сада у нас не было, ягодами иногда угощал дядя – папин брат. Редкое и очень радостное событие. Невероятный запах помню до сих пор. Сейчас ягоды так не пахнут, даже лучшие садовые. То ли сорт такой ароматный был, то ли пластмассовые блюдечки придавали такой специфический запах, но факт остаётся фактом: тот аромат неповторим.

А эта история из рассказов мамы. Играла я в доктора, «слушала» больных плюшевых зверушек. А фонендоскопом были спицы на леске (кто вяжет, знает: две короткие стальные спицы, соединённые леской – для вязки вкруговую). Я же была доктором, надо было послушать сердечко больного. Засунула в уши спицы-фонендоскоп – и проткнула себе барабанную перепонку. Плакала, конечно. Но повезло, потому что (как сказал маме лор-врач) прокол пришёлся именно в то место, где делают его хирурги при некоторых операциях.

По сравнению с этим полной ерундой показалось, когда я однажды, будучи в гостях, залила себе глаз чернилами, раскрутив чернильную ручку и нажав на резинку-пипетницу. Наверное, красота была неописуемая!))

База отдыха

Лето. База отдыха в сосновом лесу. День заезда. Пока мама мыла домик, я заблудилась, как говорится, «в трёх соснах». Увидели меня женщины возле кухни, плачу, жалуюсь: «Домики все одинаковые, а мамы – разные...».

Ещё пара стёклышек – картинки с базы отдыха. Сижу в домике, смотрю в окно. По стеклу ползает маленькая муха. Кричу с восторгом: «Мама! Мама! Смотри! Мухин детёныш!»

Возвращаемся с пляжа. Мама предлагает надеть сандалики. А мне так хочется пройти по тёплому песочку... Идём. И вдруг что-то обжигает мою ногу. Оказалось, я наступила на пчелу. Помню, папа высасывал из моей ноги яд, в мама причитала. Наверное, в то лето я никогда больше не возвращалась с пляжа босиком.

Детский сад

Детский сад – это отдельная серия зарисовок, не очень приятных. Наверное, хорошие истории хуже запоминаются.

Помню, как меня отдавали в новый детский сад (даже здание и лестницу помню). В группе была девочка, которая всех кусала, я и сейчас её на фотографии могу показать. Потом выяснилось, что меня записали по ошибке в группу к более младшим по возрасту детям, после чего перевели к ровесникам.

В садике у меня не было друзей. Запомнился день, когда мы гуляли на улице и меня никто не принимал в игру. Было грустно...

Однажды во время тихого часа мы не спали. Впрочем, я никогда не спала, но в тот день мы с ребятами над чем-то смеялись. Снова яркая картинка – представляю спальню и помню ощущение от постельного белья на кровати. Воспитательница рассердилась, вывела нас всех в коридор, где стояли наши шкафчики для одежды, и заставила просить прощения. Кто попросил прощения, того пропускала в группу. Меня она почему-то несколько раз заставляла вернуться в конец очереди и снова и снова просить прощения. Возможно, я была такая не одна, не знаю. Но было очень обидно...

А вот стёклышко, в котором видно, как папа меня ведёт домой из садика. Осень. Мы идём по скверику. Папа срывает семена клёна, выкапывает ямку, я бросаю эти семена в ямку. Посадила дерево. Несколько лет спустя этот сквер уничтожили ради новой городской трассы, шум с которой мне и сейчас спать мешает. Но воспоминание о посаженном клёне осталось доброе.

А ещё помню, мне очень нравилась одна девочка. В последний год перед школой меня в садик не водили, потому что я часто болела. Я представляла эту девочку и мне очень хотелось её нарисовать. Но рисовать портреты я не умела. Какова же была моя радость, когда мы с этой девочкой оказались в одном классе! Правда, подружками не стали.

Поликлиника

Хорошо запомнились очереди в детской поликлинике. Часто болела я, много времени мы с мамой провели в этих очередях. Отчётливо представляю коридоры поликлиники с висящими на стенах подсвечивающимися стеклянными ящичками с картинками.

Однажды меня обманом заманили в кабинет, чтобы сделать укол. Наша соседка работала там медсестрой. Я сопротивлялась, как могла, но хитрость взрослых оказалась сильнее. Было не столько больно, сколько обидно...

Из ярких стёклышек. Встретились в поликлинике с мальчиком из нашей группы детского сада. Скучно было сидеть в очереди. Бегали мы с ним по коридору, в догонялки играли. И влетела я с разбега носом в пеленальный столик. Слёз и крови было море... Ну поликлиника же, кровь остановили. Спустя сорок с лишним лет выяснилось, что нос я тогда сломала. Хорошо, что мама об этом так и не узнала.

Так подумаешь... Действительно, лучше запоминаются негативные события. Видимо, боль, несправедливость, обида чётче отпечатываются в памяти.

Двор

Мне четыре года. Хоронят мою бабушку. Папа поднимает меня по лестнице в кузов машины, чтобы я помахала бабушке на прощание рукой. Взрослые уезжают, я остаюсь во дворе под присмотром соседки и всем говорю, что у меня умерла бабушка. К слову, бабушку я не помню совсем. она долго болела перед смертью. Может, поэтому и не помню. А ещё в тот день соседка купила мне то самое советское эскимо на палочке – в форме перевёрнутого стаканчика, в шоколаде. Никогда не забуду его вкус.

Помню очень холодный летний день, мне года четыре, наверное, я в чёрном пальто гуляю возле большого камня, закрывающего въезд для машин во двор.

Однажды я с этого камня упала и набила большую шишку на лбу. Врачи по ошибке назначили какое-то прогревание, потом хирургам пришлось эту шишку вскрывать. Помню, меня похвалили за то, что я не плакала.

Даже летом я постоянно гуляла в платочке или в косынке, потому что у меня часто болели уши. Страшно вспомнить эти ушные боли.

Из дворовых игр раннего возраста вспоминается игра в магазин. Мы с девочками продавали друг другу пучки лука, укропа и прочей зелени, которую собирали тут же, во дворе, срывая разные растущие в нём травы и листья деревьев. Ещё играли в куколки, сделанные нами из цветов мальвы. И конечно, прятали под стёклышки секреты. Думаю, все девочки моего поколения через эти секреты прошли.

Из всех прогулок во дворе лучше всего запомнилась одна. Мальчик Сашка, приехавший на лето погостить к своим бабушке и дедушке, живущим в соседнем подъезде, отбирал у меня игрушку. Я не отдавала. И тогда он укусил мою руку. Нет, не просто укусил – он в буквальном смысле слова выгрыз кусок мяса из моей руки! Потом мы с мамой ходили на перевязки, а шрам у меня остался на всю жизнь.

И конечно, навсегда в памяти самыми яркими стёклышками из детства останутся стрекозы и бабочки, которые в большом числе летали за нашим домом, где в своё удовольствие росли самые разные травы, порой достигающие в высоту моего роста. И громкий стрёкот кузнечиков.

Соседи

Соседку тётю Люсю помню смутно, как и её мужа дядю Колю. Они жили на первом этаже. Меня несколько раз оставляли днём под присмотром тёти Люси. У них было две дочери: моя ровесница Юля и совсем маленькая Катя. А ещё у них было пианино. И мой папа как-то однажды на нём сыграл «Цыганочку». Очень понравилось мне тогда. А ведь папа никогда не учился музыке, но хорошо играл на гармони и в юности был «первым парнем на деревне». Самоучка, на слух подбирал мелодии. Соседи уехали в город Шахтёрск как раз перед тем, как мы с Юлей должны были пойти в первый класс. Я помню их адрес до сих пор, хотя мы всего пару писем с Юлей друг другу написали. Мы провожали их до аэропорта. Мама купила мне там смешного котёнка Гава со шкуркой из кроличьего меха, картонными тельцем, хвостом и головой, держащейся на пружине и потому от малейшего движения кивающей. Долго был у меня этот котёнок, но ничто не вечно: сначала сломался хвост, а потом и голова...

Игрушки

Игрушки из детства помню, но трудно их разделить на период до семи лет и после. Котёнок Гав точно был куплен до семи. Ещё тогда были большой чёрный медведь Топка (мне его подарили на два года), маленький голубой слонёнок (подаренный на пятилетие) и два медведя моей сестры: серый и розовый. Но эти плюшевые звери очень долго у меня жили, поэтому воспоминания о них из ранних плавно перетекают в более поздние. Ещё были пупсики и фарфоровые звери. Мама нам разрешала играть всеми фарфоровыми зверушками, кроме двух белочек и двух бурундучков, которых она очень любила. Как и следует, из всего обилия зверей остались только эти белочки и бурундучки. Они до сих пор стоят у нас в серванте.

Ещё в «рыбалку» играла! Набор такой был у меня: удочка с магнитиком на конце и рыбки с магнитиками во рту. Вот этих рыбок я и ловила в синем металлическом тазике с нарисованными рыбками.

Удивительно, но в памяти остались игры в куклы в подъезде. На лестничной клетке в нашей «хрущёвке» негде особенно разбежаться, но мы выносили из дома кукол, стульчики, посудку и играли там. Не думаю, что это повторялось часто, но было такое. Причём, ощущение создавалось, что в подъезде было достаточно чисто. Или это нам, девочкам, только так казалось? Но родители нам не запрещали играть на лестничной клетке. Сейчас задумалась: а почему мы не играли у кого-нибудь из нас дома?..

Ещё помню, летом играла на балконе. Не часто, наверное, потому что балкон в то время не был застеклён, мама переживала, что там ветер.

Выходные

«Двадцать два градуса» – это граница, за которой начинался радостный выходной день. Если летним утром мама, посмотрев на градусник, висящий на раме кухонного окна, говорила: «Двадцать два» – это означало, что тепло и можно ехать в парк на аттракционы или в зоопарк. Сейчас на том же градуснике ранним летним утром чаще можно увидеть красный столбик, остановившийся на отметке «38», а то и «42».

Из детских посещений зоопарка запомнилось катание на пони. Верхом тогда не катали, пони был запряжён в тележку и катал в ней детишек, как и положено пони, по кругу.

В парке помню фонтан в виде лежащего в центре крокодила и сидящих вокруг него лягушек. У крокодила и у лягушек изо рта били струйки воды. Сейчас подобный фонтан с лягушками есть у нас на улице Баумана. Но лягушки там бронзовые, а не бетонные, как были в парке. И их всего четыре. А крокодила так и вовсе нет. В общем, похожий фонтан, но не тот.

Любовь к сказкам

Когда я болела, мама читала мне книжки. Я очень любила татарские народные и русские волшебные сказки и «Денискины рассказы» Драгунского. Эти книжки изрисованы разными значками (плюсы, минусы, галочки), означающими, какие сказки мне нравились, а какие – нет, и их нужно было пропустить при чтении.

А ещё у нас было много диафильмов. И это был целый ритуал: повесить на ковёр белую простыню в качестве экрана, погасить свет, вставить (непременно в темноте) плёнку – и наслаждаться замечательными и добрыми сказками. Может быть, с тех пор у меня где-то в душе и живёт любовь к сказкам…

*из серии "Автобиографическое"

2022 г.