По картине № 3 — Анна Березовская Пойманная луна и
по картине № 5 — Alireza Karimi Moghaddam

Искать в городе удачу - всё равно, что ночью ловить луну в реке - бегают люди с плошками и вёдрами вверх и вниз по течению, зачёрпывают кто чем белое сияние, но стоит луне зайти за тучу, ничего у бедолаг не остаётся: одна чёрная вода на дне плещется. Выйдя из храма Фиортэ без копейки в кармане, Петрик не раз припомнил эти слова Дауша. Идти ему было некуда и даже в каким ведром черпать мерцающий свет будущего успеха было неясно. Богиня так и не сказала ему, какой дорогой идти, а, возможно и вовсе осталась им недовольна.

Поначалу всё шло, как рассказывал Дауш: старый жрец заграбастал все его сбережения за возможность встречи с Богиней, и откуда только этот ушлый прощелыга знал сколько монет у него кошельке? Потом старик провёл Петрика в огромную залу с мраморными изваяниями улыбающейся Богине, усадил просителя в огромный, как тому показалось, золочённый чёлн и заставил выпить какой-то странный отвар из серебряной чаши - ни до, ни после Петрик такого питья нигде и никогда не пробовал. А очнулся парень уже роскошном в ложе Богине Фиортэ, да и сама Богиня стояла у ложа нагая и заманчиво улыбалась. Кожа её, как и предсказывал Дауш, пахла цветами, но как-то слишком остро; за окном птицы не столько пели, сколько орали, подравшись, видимо, за какую-то корку; золотые узоры по тёмно-красному бархату стен резали глаза мерцающим великолепием. Да и сама Богиня, принявшая обличье очаровательной женщины с излишне пышными формами у Петрика поначалу желания не вызвала: ему, если честно, больше худышки нравились.

Богиня Фиoртэ на то и Богиня, чтоб не было ей равных на ложе любви. Утоления своей любовной тоски она добивалась очень искусно, и вскоре тело Петрика было охвачено огненной страстью. Тело, но не душа. Душа его как бы отделилась от охваченного любовным пылом тела, жадно и старательно впитывая и запоминая ощущения, но ничего особо не чувствуя. Из-за этого странного раздвоения, Петрик так и не ощутил полного блаженства и растворения в любви. А когда на прощание Богиня оплела его запястье новой шёлковой нитью и преподнесла чашу с тем же странным питьём, Петрик спросил Пресветлую, куда эта нить ведёт.

-Я никому не говорю, куда ведут мои нити, смертный, - гневно ответила ему Фиoртэ, но, видя его смятение, смягчилась и добавила, - Ты будешь счастлив, если, конечно, осознаешь, что это и есть твоё счастье.

Жрец, поутру найдя Петрика в том же золочённом челне, откуда тот направился в путешествие по тёмным водам снов в царство Богини, без лишних слов выпроводил парня из храма. A что теперь? Ясно одно - в свою селение он не вернётся, даже крепким хозяином, как Дауш: работа с землёй - не его. Но и в городе его пока ничего особо не влекло: стоять за прилавком и гнуть спину перед каждым капризным покупателем как-то не тянуло; надёжного ремесла в руках не было; работой на фабрике многого не добьёшься. Немного подумав, Петрик решил записаться в новобранцы: это ему сулило хоть и чреватую опасностями, но быструю карьеру. Как-никак, на поле боя многое зависит от твоей личной храбрости и удачливости, а Петрик ничего боялся.

Расчёт его оказался верным: командиру он нравился, муштра не особо досаждала, а среди других новобранцев у него вскоре завелись приятели. Один бывший горожанин - Хелпан и вовсе стал его закадычным другом. Хеплан - чудак: сбежал в армию от авторитарного отца, а теперь жалеет. Нo назад из войска ходу нет: контракт подписан надолго. Но проку от Хеплана в войсках, что молока от курицы: не силён, не проворен, своё мнение почитает больше, чем приказ, да всё жмётся к Петрику, ожидая подмоги и защиты.

В первом же бою Петрик отличился: первым ринулся в атаку и других увлек за собой. Командир его даже к награде пообещал представить, а там и до повышения недалеко. А вот во втором бою…

Сперва, захлебываясь кровью, упал Хелпан. Петрик подхватил друга и потащил назад, в окопы: сразу видно было, что ранение не пустяковое, и оставить друга дожидаться санитаров на поле боя означало обречь его на смерть. Но у самого края окопа и самого Петрика настигла шалая пуля. Так что на больничную койку он с приятелем угодил одновременно, да и по остальным госпиталям они путешествовали не разлучаясь.

Раненную ногу удалось спасти, но остаточная хромота выбила Петрика из седла. Врач обещал, правда, что хромота пройдет со временем, если выполнять упражнения, но и сам Петрик понимал, что годным к службе он станет нескоро.

Искать удачу в городе - всё одно, что черпать неверный лунный свет в реке. А теперь Петрику казалось, что сама посудина в руках его продырявлена: с прострелянной хромой ногой - куда идти? Посмеялась над ним светлая Богиня - не понравился он ей. А Черпан - наоборот. То что не оборвана его нить жизни, приятель за великое счастье почитал. A когда отец его, скончавшись, оставил в наследство парню плотничью мастерскую, тот и вовсе от радости едва на небеса не вознёсся. С утра до вечера он только и рассказывал Петрику, как он из госпиталя выйдет и серьёзным правильным делом займётся: дерево, чай строгать - не чужие нити жизни обрывать по приказу командира. И Петрика он без помощи не ставит: ведь без Петрика его в живых бы давно не было.

Петрик никогда не мечтал стать плотником; чёрная волна отчаяния захлестнув его с головой, так беспросветным мраком, и застыла в его душе. Но хоть крыша над головой внезапно появилась. Жить в доме Петрика с матерью и сёстрами приятеля он наотрез оказался, но крохотная хибарка в большом дворе при мастерской очень даже кстати ему пришлась; есть где раненную ногу разрабатывать вдали от чужих любопытных глаз. А что хижина его бедна и мебелью не заставлена - даже лучше, потому как жилью это - временное. Может, смилостивится над ним Фиoртэ - заживёт нога и вернётся Петрик на ратное поле.

И зря сёстры Хелпана по очереди испытывали на нём свои чары: женщины воображение Петрика не очень-то занимали. Если сердце его сама богиня Фиoрте тронуть не смогла, что ему эти вертихвостки? Он и к жёлтым фонарям подходил редко, от силы раз или два, в отличие от двух-трёх холостых мастеровых, работавших на Хелпана - ещё прихватишь какую-нибудь заразу от гулящей женщины, мало ему раненной ноги? Но когда Петрик наткнулся у фонаря на несчастную оборванную Мрысю, то оставить её там беспомощную он, разумеется, не смог. Уж слишком беспросветное будущее ждало девку там, у жёлтых фонарей...

А с толковой женщиной и лачуга дворец, как говаривал его бывший хозяин Дауш. Пришлось Петрику и о мебели какой-никакой задуматься: не спать же Мрысe на дерюге, расстеленной поверх соломы. Да и один колченогий стул на двоих - маловато даже для временного пристанища, зря ли он плотником пока работает? Руки у Петрика были золотыми, так и Дауш считал, так и Хелпан то же самое ему твердил не переставая. Любое дело в руках Петрика горело: даже нелюбимое. Да и что там стоит немудрённый стул сколотить, если он уже и замысловатую мебель с резьбой и завитушками для богатых клиентов вытачивает? Дело у Хелпана шло хорошо, мастерскую вскоре сменила небольшая фабрика на краю города, и старая дружба с Петриком Хелпану приносила свои дивиденды: как-никак, свой человек в цеху - немалая удача. Дружба эта со временем лишь крепла: Петрик на заводе уже не только дерево в дорогую мебель превращал, он работой в цеху заведовал, пока Хелпан с заказчиками договаривался.

Так оно и пошло.

Когда-то давно Петрик вывел подобранную им девушку на скамью у дома: потолковать о их недолгом совместном житье-бытье. Думалось ему - о временном житье-бытье, на месяц-другой, не дольше. Ан, и хибарка его с тех пор в надёжный прочный дом преобразилась, и сама Мрыся раздобрела да похорошела. Иногда казалось Петрику, что она на саму пресветлую Богиню своей статью походить стала: лицо сияет, тело мощью налилось. Весь двор она цветами в свободное от работы время засадила, по вечерам голова плывёт от их аромата. Да и с Ирадой в её лавке она давно в долю вошла, и останься Мрыся без него, слыла бы она в округе завидной невестой. Да только с чего ей без него оставаться? Завязли они на этой скамейке: каждый вечер сидят, о том да о сём беседуют. А иной раз и просто молчат.

В голове Мрыси - розы да нарциссы, которые она выращивает, в голове Петрика - новости с полей сражений, на которые он уже давно не рвётся. А куда рваться-то? Недавно его бывшего командира шалой пулей убило, даром, что тот в генералы выслужился. Счастье на войне - непрочное, как дым. Петрику уже такое счастье не нужно. Да и что оно такое - настоящее счастье? Иной раз Петрику даже кажется, что пёстрая шёлковая ниточка, которую Фиoртэ на запястье ему повязала, привела его таки к настоящему счастью. Просtо, как она и сказала когда-то, - нужно его сердцем принять да и осознать.