- Что ты делаешь? – спросил Керк.

- Смотрю в окно.

- И что там?

Строка зависла. Не то какие-то помехи возникли на линии и покромсали диалог, не то Лили задумалась, вглядываясь в заоконный пейзаж. Ее лицо с одной стороны освещено солнцем. А пальцы нависли над клавиатурой, нервные и чуткие, словно готовые сыграть на ней прекрасную музыку. Керк терпеливо ждал. Сколько раз он задавал ей этот вопрос. И получал всегда один и тот же ответ. Другого и быть не могло.

- Небо... – написала она, наконец. – И облака. Они похожи на манную кашу. Такую, с комочками. Холодную и размазанную по синей тарелке. Ты любишь манную кашу, Керк?

- Не знаю, - ответил он честно.

- Я – нет, - призналась Лили. – Но мама варит мне ее каждое утро. А на обед – картофельное пюре. Или суп. Мне трудно есть твердое.

- Понимаю, - отозвался Керк.

Он тоже не ел твердое.

- Облака... всегда одни облака. Ни птиц, ни других домов... Иногда мне кажется, мы живем в самом высоком небоскребе нашего города. Да нет, не кажется. Так и есть.

- Откуда ты знаешь?

- Однажды сосед помог маме поднять меня на крышу. И там были те же облака над головой и вокруг. Только небо – огромное. А внизу – сверкающий частокол. Здания высокие, низкие, узкие башенки... Стеклянные кубики. И все такое яркое от солнца, стекло и черепица пылают, так что глазам больно. А мне так хотелось увидеть зеленую траву, деревья... луг... Как раньше, когда мы жили в другом доме. Пока папа нас с мамой не бросил. Я просыпалась вместе с солнцем, и луг блестел от росы, каждый цветок – будто ладонь, полная алмазов, а у горизонта клубился розоватый туман... И на лугу паслись кони. Они подходили к самому моему окну – в том доме у нас были низкие окна – и улыбались мне. По-настоящему, по-доброму, во все свои лошадиные морды. Ты когда-нибудь видел лошадиные улыбки, Керк?

- Нет, не видел.

- Они искренние. В них невозможно не влюбиться. И они, кони, любят нас. Не за что-то, а просто потому, что мы – люди. Иногда у нас под окнами дети катались верхом. Или натягивали между столбами сетку и кидали через нее мяч. Я так любила на них смотреть! Мама думала, что мне грустно, потому что я не такая, как они. Не могу ходить, играть, говорить. Думала, что я им завидую. А я радовалась! Я словно переносилась туда и вселялась в каждого из них. Входила в их головы, мысли... Я становилась этими детьми: бегала их босыми ногами по лугу, ощущая каждую травинку, ловила их руками мяч, смеялась вместе с ними. Ты понимаешь? Какое это потрясающее чувство?

- Да, - сказал Керк, у которого не было ни рук, ни ног.

И смеяться он тоже не умел.

- Я была одной из них. А они все – моими друзьями. Хоть и не догадывались о моем существовании. Может быть, слышали, что в этом доме, выходящем окнами на луг, живет больная девочка... Но не видели меня никогда. И не надо!

- А мне можно тебя увидеть? – спросил Керк.

И вновь – тишина и пустота. Ушла она, что ли, из чата? «Наверное, я ее обидел, - подумал Керк. – Как жаль... Люди так легко обижаются».

Ему представился изящный стеклянный сосуд. Одно неловкое движение – и прозрачная красота разбивается вдребезги. Вот они какие, хрупкие, уязвимые. А эта девочка – Лили – особенно.

Но нет, она появилась.

- Не надо, Керк. Не надо на меня смотреть. Тебе не понравится. Я урод. Вся скрюченная. У меня только одна рука и действует, и то плохо... Я даже сидеть как следует не могу... Но зато... Волосы! У меня красивые волосы! Длинная золотая коса... Как у какой-нибудь принцессы. Мама каждое утро ее заплетает. И ругается, что я не соглашаюсь остричь... Но у меня ничего больше нет, кроме красивых волос.

- Рапунцель, - вспомнил Керк.

- Точно! – строка окуталась длинным выводком смайликов, похожих на желтых смешных цыплят. – И сижу в высокой башне, под самыми облаками. Выше облаков. Вечно они у меня перед глазами... Эти комки в манной каше. И синее небо. Это так скучно!

- Понимаю, - снова согласился Керк, чьи глаза не видели ничего, кроме мутно-желтоватого фона яичной скорлупы.

Космический корабль разбился на краю леса. С одной стороны от места неудачного приземления тянулась широкая вырубка, залитая солнцем. С другой – редкий березняк, теперь местами поломанный и выжженный. Но беда заключалась в другом. Нарушилась герметичность обшивки, и внутрь корабля хлынул ядовитый земной воздух. Ллойд и Эрна погибли сразу. В живых остался только их сын, младший член экипажа – Керк. И то потому, что к моменту катастрофы еще не успел вылупиться из яйца.

Он был зародышем, а точнее, мыслящим эмбрионом, который из белкового супа и минеральных веществ скорлупы строил свое будущее тело. Процессом управлял бортовой компьютер. К счастью, при аварии тот не пострадал. Но Керк понимал, что если пустить дело на самотек, его организм получится таким же, как у Эрны и Ллойда, то есть, непригодным для жизни на планете. И умрет, едва вылупившись из защитной скорлупы. А он хотел выжить. Во что бы то ни стало. И поэтому послал компьютеру мысленную команду: «изменить программу». За образец предлагалось взять любую из жизненных форм Земли. А вокруг их было видимо-невидимо. Какие угодно, на любой вкус. Они летали, бегали и ползали вокруг корабля, забирались внутрь через пробоину, обкусывали тела мертвых астронавтов, даже покушались на яйцо, в котором затаился Керк. Точили об него когти, пробовали на зуб... Но крепкая скорлупа могла выдержать и не такой натиск.

И компьютер принялся за работу. Три недели он посылал хозяину портреты белок и зайцев, лисиц, мышей полевок, ежиков, дятлов и дроздов, муравьев, жуков-навозников, лягушек и ящериц. «Выбирай, кто тебе нравится?» Керку нравились все, жизнь этой планеты была чудесна, но... «А кого-нибудь разумного тут нет?» - «Ты останешься разумным, даже если мы скопируем внутреннюю химию любого из этих созданий» - «Глупая железяка! Ты, правда, не понимаешь? Мне хочется быть среди себе подобных. Разум тянется к разуму». – «От глупого сгустка протоплазмы слышу. Ладно. Сейчас поищу тебе кого-нибудь подходящего».

Он протянул щупальца далеко за пределы леса. В города и поселки. Подключился к всемирной паутине, к чатам и форумам, и подключил Керка. Теперь они вместе изучали и выбирали. Кем стать? Каким? Какую выбрать внешность, пол, характер? Освоить человеческий язык оказалось не сложно, и вот уже Керк бродил по разным сайтам, знакомился, разговаривал с людьми, представляясь то мужчиной, то женщиной. А кроме этого читал все подряд – рассказы, статьи, сказки, новости... И смотрел фильмы.

Керк научился общаться почти как человек. Почти, потому что новые знакомые задавали ему всякие вопросы. Лгать он не умел, а как обьяснить правду – не знал. Его спрашивали – чаще всего женщины, но и мужчины тоже – сколько у него денег? Чем он занимается? Есть ли у него свой дом, бизнес, статусные друзья? Что такое деньги, Керк более или менее понял. Но откуда они берутся и почему так важны, уяснить не мог. Дом его – разбитый космический корабль, по которому бродит, немало не стесняясь, лесное зверье. Его единственный во вселенной друг – бортовой компьютер. А чем занимается? Пытается выжить. Только и всего.

Так что сетевые знакомства Керка обычно заканчивались в тот же самый день, когда и начинались. А фильмы, которые он смотрел, оказывались страшными: про войны, убийства, ревность и месть. «И что это за игры ума такие? – думал он с грустью. – Странная, странная планета... Такая удивительная... и в плену у неразумия?»

«Я не могу быть человеком, - сказал он компьютеру, - не могу и не хочу. Эти гуманоиды чересчур сложны для меня. Я их не понимаю. Вместо того, чтобы просто жить, они что-то копят. Ненавидят друг друга. Завидуют тем, у кого накоплено больше. Норовят отнять друг у друга самое ценное – жизнь. Они – хищники, но едят не мясо, а чужое счастье. Нет, это не для меня».

А потом он познакомился с Лили. Совсем не похожую на других. Она ни о чем не спрашивала. Ничего не требовала. И жила совсем рядом – за выжженным березняком, по ту сторону не очень-то и большого, как выяснилось, леса. Кажется, протяни руку... и коснешься. Если бы только он не был заточен в яйце. Если бы она не сидела, плененная, в высокой башне.

- Что ты делаешь? – спросил Керк.

Так начинался каждый их разговор.

- Смотрю на облака... и думаю.

- О чем думаешь?

- Через три дня мне исполнится восемнадцать лет. Я стану совершеннолетняя.

- Ты хочешь большой праздник, - догадался Керк.

- Нет, но... – ответила Лили и запнулась.

Она часто пропадала во время разговора. Может быть, обдумывала сказанное. Или у нее уставала рука. Но никогда она не исчезала так надолго.

Керк насторожился. В молчании Лили ему почудилась какая-то неловкость. Возможно, страх.

- Скажи, - попросил он.

- Когда я стану совершеннолетней, я смогу попросить о смертельном уколе.

Теперь уже Керк умолк, озадаченный.

- Эвтаназия? – спросил он, наконец.

- Да.

- Ты хочешь умереть?

- Не знаю. Мама уговаривает. Она измучилась. Говорит, у нее нет сил видеть, как я страдаю.

- А ты страдаешь?

- Не из-за ДЦП. Я родилась такой, и не знаю ничего другого. Но эти облака за окном... Я не могу всю жизнь смотреть только на облака.

- В сети есть много фотографий, - заметил Керк. – Разных. Каких только хочешь.

- Это просто картинки. Это другое... Облака – они настоящие. И луг был настоящим. И дети, и кони. Я не знаю, как объяснить. Но... ведь ты меня понимаешь?

- Да, - сказал Керк.

И на этот раз он, действительно, понял. Ему вдруг до дрожи, до боли, до спазмов по всему телу захотелось увидеть настоящий мир. Не картинки, посылаемые в мозг бортовым компьютером. А увидеть собственными глазами. Скорлупа истончилась. Пришла пора вылупляться.

А еще он подумал, что, может быть, больное тело Лили – тоже что-то вроде яйца, из которого потом вылупится прекрасное существо. Ей надо только выжить. Пожалуйста, Лили, выживи!

- Наверное, я больше не смогу тебе писать, - сказал он.

- Нет? – переспросила она растерянно. – Нет? Но как же так?

- Послушай меня, - попросил он. – Все когда-нибудь заканчивается. И жизнь, и боль, и хорошее и плохое... Но... – Керк улыбнулся. Да... Беседуя с Лили, он научился улыбаться – не губами и не глазами, а сердцем, которое с каждым проходящим днем билось все сильнее и громче. И это было удивительное чувство – как будто посветить фонариком во тьму. – Когда ты завтра проснешься вместе с солнцем – посмотри в окно. Обязательно взгляни в окно. Ты увидишь кое-что красивое и необычное.

И, не дожидаясь ее ответа, закрыл чат. Долгое прощание – лишние слезы. Кажется, так говорят у людей? Как это будет, думал он. Шагнуть из уютной желтой полутьмы в ослепительное сияние, в солнечное море, в буйство звуков и красок? Рождение – это всегда боль. Это как прыжок в холодную воду. А если ты, к тому же, не умеешь плавать? Если это рождение в чужой, чуждый мир, незнакомый и опасный? С которым ты – один на один, и нет рядом ни заботливых взрослых, ни доброго друга? Керк медленно распрямился, напрягая мышцы – и скорлупа треснула. Еще полчаса – и он выбрался на свободу, прочь из яйца, ставшего слишком тесным, прочь из космического корабля. Запрокинув голову к теплому желтому солнцу, вдохнул полной грудью свежий и чуть сладковатый земной воздух. От наслаждения зажмурил глаза... Ударил о землю копытом. Он – рослый, красивый конь, ослепительно белый. Белый, как облака, как первый снегопад, как свет звезды, с которой прилетели его предки. Компьютер постарался на славу, и Керк в своем новом теле почти ничем не отличался от земных лошадей. Но у него были крылья.