"Беседовать самому с собой – это искусство, беседовать с другими людьми – это забава." Андрей Платонов

– Ну вот!
– Что?
– И?..

Раздалось где-то рядом со мной. Слух у меня далеко не музыкальный, но смогла различить три голоса, участвующие в диалоге.

– Ну вот, что и... говорю! – Произнёс гнусавый голос, принадлежащий кому-то, явно не терпящему возражений. – Ужасное выдалось задание, хуже не бывает.

Я навострила уши, но пока слышался лишь комариный писк.

– Вселился тут я, – после паузы продолжил гнусавить невидимый дух, – в одну малахольную пятилетнюю девицу.
– Даёшь! – В унисон раздались два удивлённых голоса. – Тебе с неё как с козлёнка молока. Не по профилю!
– Наоборот, думал, наберу баллы с лёгкостью: возраст клиентки подходящий для упрямства. – И сердито добавил, бубня в нос. – В агентстве по чьей-то рекомендации сбагрили адрес.
– Улица Кирпичная? Дом сто один? Квартира три?
– Дааа...
– Так это я предложил боссу тебе мою подопечную передать, вспомнил только что, – прошамкал кто-то уныло. – На прошлой неделе замучился, еле до назначенного срока дотянул; а потом решил – как раз по тебе строптивица эта. Уж как устал от неё, захворал даже, в депрессию впал. Уровень из-за неё мне понизили, – добавил он шёпотом.
– А что так? – поинтересничал третий голос с чётко слышимой злой ноткой недоверия.
– Не спрашивай. Вспоминать не хочу. Скажу только, что не по зубам задачку взял. Просто что-то припозднился в тот день, подходящих всех разобрали, а мне досталось... это чудо с косичками, как говорится. Мне б убогую старушку какую в оборот взять, чтоб до психушки довести или хотя бы на депрессанты подсадить... Стал вначале уговаривать эту всем довольную малолетнюю хохотунью: холодно и мерзко на улице, не соглашайся гулять! А она бабке своей: ой, как быстро разноцветные листики-кораблики летают по небу – бежим скорее во двор!
– А ещё? – потребовал привести пример всё тот же недоверяющий голос, пока первый, по-видимому, погрузился в неприятные воспоминания.
– Потом говорю ей: кто эту кислятину есть-то будет, откажись.
– А она?
– Она!.. Уплетает за обе щеки и добавки просит... И так всю неделю. У меня на почве её оптимизма до небес датчик меланхометра подпрыгнул.
– Да, не справился ты. Но почему же тебе клиентка не подошла тогда? – Обратился недоверчивый голос к первому, гнусавому.

Где-то в густой листве надо мной будто по-звериному завозились и зашуршали, словно на ветвях устраивались, как минимум, трое медведей на ночлег. Вниз спланировала длинная корявая ветка и воткнулась в ворот пушистой шерстяной кофты. Не разобравшись, я судорожно смахнула с себя этот кусок дерева, притворявшийся гигантским червяком. И посмотрела возмущённо наверх.

– Не хочу я ничего рассказывать! – Дух Противоречия, по-видимому, привычно разгневался, да так, что красные угольки-глаза сверкнули в тёмно-зелёной кроне.
– Нет уж давай, раз начал! – Дух Негодования почернел от злости. Это легко было понять по увеличивавшимся на толстой нижней ветви очертаниям тёмного кома, землистого с зеленоватой гнильцой, стремительно меняющегося сейчас на чёрный цвет с вкраплениями сероватой плесени.
– Расскажи... – Вторя просил бледный Дух Уныния, нисколько не стесняясь своей неудачной рекомендации. Смотрелся он с моего ракурса пыльной сиреневой дымкой неясных очертаний.

Я сидела ни жива ни мертва, вдруг осознав, что очутилась в другом мире или хотя бы на границе миров. Чуть не ойкнув, опомнилась и постаралась сделаться как можно тише и меньше, прижавшись спиной к стволу и подтянув колени к подбородку.
Между тем, наверху шелестел дуэт заговорщических голосов.

– Тогда спать ложимся. Полночь скоро... – Зевая, слаженно заговорили двое слушателей.
– Нет уж, погодите! – Теперь возопил противоречивый рассказчик, попавшийся на дешёвый трюк. – Уж как я намучился с этой девицей, не хватит ночи жаловаться. Я ей говорю: разбросай игрушки, просиди выходные в смартфоне; канючь, капризничай, ногами топай! А она тиха, как мышь, сидит и рисует. Я внушаю, чтобы не слушалась родителей, она весь день кошечку изображает. Убеждаю, чтобы от мультиков не отлипала – бежит к бабке помогать пельмени лепить, хотя та не просила. Дед очки найти не мог, так девчонка весь вечер рядом просидела, читая ему по слогам свои детские книжки. И всю неделю такие мучения!

Мне стало неудобно сидеть, и я вытянула ноги и выпрямила спину, но в безветрии это прозвучало излишне звучно: кора дуба за спиной шоркнула, трава под ногами прошелестела.
Наверху воцарилась подозрительная тишина.

Внезапно прямо перед носом, неизвестно каким образом, очутились сразу три персонажа, одновременно страшненькие и смешные. Их силуэты, нависая в трёх шагах надо мной, раскачивались в воздухе. Существа с антропоморфными очертаниями, но на вид бескостные и ненастоящие, явно возрились на моё тщедушное тельце. Я по-крокодильи сцепила челюсти, чтобы унять мелкую лицевую дрожь.

– Человек, – с сомнением промямлил Сиренево-дымчатый.
– Сам пришёл... – Сощерился Чёрный.
– Заплутал? – С издевательской ухмылкой ласково протянул Фиолетовый, сверкнув алыми молниями из глубоких глазниц.

Я зажмурила глаза и услышала, как нечисть подсказывает лёгкий путь: "Зареви или хлопнись в обморок!"
Ну нет! Иногда приходится радоваться стержню, обитающему где-то в сердцевинке желеобразной души, проявляющей стойкое упрямство в критических случаях.

Было тихо. Я приоткрыла один глаз. Сиреневая поэтическая дымка определённо таяла: перистые очертания Духа Уныния распадались; лиловые провалы глаз, размером с "кирпичи" сборников поэзии, умоляли эфемерных соучастников о помощи, но, по-видимому, безрезультатно – нежить нежитю не товарищ. А дыра на месте рта, открывшаяся в зевотном оскале, быстро увеличивалась, приобретала плаксивую форму, и сквозь неё было видно странно светлое для ночи небо. Следить за духом, всё прозрачнее и безвозвратнее растворяющимся в синеве, стало ни к чему.

Лучше сосредоточиться на оставшихся вражинах. Они висели теперь в двух шагах. Черноватенький протянул шерстистую лапищу, толстые пальцы которой сжались в кулак с мою голову. На жуткой плоской образине Духа Негодования было написано: негодуй! Годным этот вызов чудища я не сочла, и, всё ещё сидя у дерева, машинально скосила глаза в сторону. Рядом рос какой-то мордастенький цветок с белёсыми лепестками, кажется, ромашка. Спонтанно схватив крепкий стебель, вырвала его из земли и воткнула чернявому в кулачище: на, гадай! Потусторонний гад застыл от наглого поступка, но, видимо, собственное его колдовство из-за моей иррациональной выходки на этом заканчивалось. Чёрная с плесенью фигура как-то враз оплыла, посерела, просела в воздухе и стала вкручиваться в образовавшуюся под ней яму, проваливаясь в тартарары. Наверное, уровень оскорблённого мною призрака сильно понизили в подземной канцелярии.

Ага, остался один, последний дух, наверное, самый решительный и коварный, который оставшись без соумышленников, приблизился ещё на шаг и хищнически потирал руки.
Алкующий лёгкой поживы наклонился над самым лицом, уставясь алеющими угольками в глаза, но... Плотность подземного заселения в очередной раз увеличилась. Чуть поодаль от меня, в разверстую среди дубовых корней бездну втягивался силуэт моего демона, последнего на сегодняшний день.

Не успев вникнуть в то, что конкретно пытался внушить Дух Противоречия, бесспорно мучимый жаждой власти над ничтожным человеком, я лишь улыбнулась бесплодным усилиям. С детства и до нынешнего времени живя в месте сгущения парадоксов и странностей, в "шизополисе", по определению уважаемого философа-одногородца, я приобрела, хочется верить, противоборствующий, но совместимый и целостный в споре с обстоятельствами характер.

Эйдос родного города всегда духовно спасает приверженца его видимых и невидимых ценностей. Даже в особо пасмурную погоду одухотворённый урбанофил найдёт помощь для выхода из душевного тупика, а за небоскрёбами, тучами и хмурыми лбами разглядит благословенные лучи добра и свободы.