Сколько Полина себя помнила, Мамарро был рядом с ней. Смутная картинка из глубин младенчества: по тёмной стене ползёт пятнышко лунного света, а в центре его танцует то ли человечек, то ли жук, одетый в длинный красный балахон. Полина знает: это гном по имени Мамарро. Лицо у гнома удлиненное, а глаза – умные и добрые; на голове островерхий колпак, в руке крошечное острое копьё.

Полина смотрела на человечка с интересом, не боялась. В его появлении не было ничего удивительного: няня Долорес давным-давно объяснила девочке, что свой гном-мамарро есть у каждого ребёнка: видишь ты его, не видишь, – он всегда где-то поблизости.

Вот и сейчас няня взялась рассказывать про Мамарро.

– Он тебя охраняет, пока ты спишь, Полинетт, – полушепотом внушала Долорес. – поэтому тебе нечего бояться. Страшный Трасго до тебя не доберётся!

– А кто это – Трасго? – с любопытством спросила девочка.

– Трасго – это злой гном с жабьим лицом, он живёт в чулане, – тут няня наклонилась к Полине и перешла на свистящий шёпот, – а по ночам, если его разозлить, он придёт к тебе в комнату, сядет на горло и начнёт тебя душить!

Няня сидела у кроватки Полины, вязала для неё длинный полосатый чулок и раскачивалась в такт музыке, доносившейся из гостиной, – у родителей Полины почти каждый вечер собирались гости. Отец Полины, знаменитый тенор Хосе Гарсиа, давал званые вечера, на которых пел сам и аккомпанировал Марии, сестре Полины. Шестнадцатилетняя Мария обещала стать великой оперной примой, и Хосе не жалел сил, чтобы сделать дочь известной в кругах знатной публики.

– А Мамарро, если его любить и кормить вкусной пшённой кашкой, защитит тебя от Трасго и сварит тебе напиток, от которого твой голос станет сладким, медовым. Этот напиток он ночью подольёт тебе в чашку с молоком. Послушай, как поёт Мария – верно, она очень хорошо заботилась о своём Мамарро!

Полина слушала звонкий, пробивающий всё стены голос сестры, и думала: утром она попросит сестру научить её варить кашу для Мамарро. Ей, Полине, тоже хочется стать известной певицей! Мария добрая – никогда не отказывается поиграть с Полиной.

– Няня, а как отличить Мамарро от Трасго, если я кого-то из них вижу?

– Мамарро – человечек в длинном красном камзоле, а глаза у него блестящие, как у жука. А у Трасго лицо жабье, и в левой руке – дыра. Если ночью проснёшься и увидишь Трасго – сразу кричи, зови на помощь Мамарро! – внушала няня.

Утром Полина прибежала к сестре. Та распевалась перед большим зеркалом – училась издавать трели так, чтобы её прекрасное лицо не искажалось непроизвольными гримасками. Попробуй только наморщить лоб во время выступления – и слушатели освищут тебя во время исполнения виртуозной арии. Публика – жуткий злой демон, куда страшнее крошечного Трасго!

– Мария, а научи меня кашку для Мамарро варить! – звонко крикнула Полина с порога.

Мария перестала петь, засмеялась, подхватила лёгонькую сестру на руки и закружилась с ней по комнате.

– Кашку для Мамарро? Зачем тебе это, моя милая Полинетт?

– Чтобы Мамарро сделал мой голос звонким и красивым, как у тебя!

– Ты и без кашки всех нас затмишь, Полинетт! И маму, и папу, и меня! Будешь великой певицей Полиной Гарсиа! Я же слышала, как ты все мои арии в детской поёшь…

– А кашку я всё равно хочу сварить!

– Хорошо, давай учиться варить кашку. Сварим – и оставим её в уголке на блюдце…

С тех пор Полина никогда не забывала кормить своего невидимого защитника.

…Но как-то раз Трасго всё же добрался до Полины…

Она проснулась ночью и почувствовала: на груди сидит чудище и душит её мохнатыми черными лапищами.

– Няня! – попробовала крикнуть Полина.

Голоса не было. Всё тело горело, воздуха не хватало... Полина отчаянно хрипела, пытаясь вдохнуть. С каждой секундой ей становилось всё хуже. Трасго сидел на её груди, ухмыляясь, дыша в лицо жаром. Глаза злодея горели, как угли в камине. В его левой руке зияла страшная дыра, и, уже теряя сознание, Полина увидела сквозь ту дыру лунный блик на стене.

– Мамарро, помоги! – прохрипела девочка.

И защитник сразу явился – не подвёл, не бросил её в беде: храбрый жук-рыцарь с крошечным копьём. Он набросился на черное страшилище с отчаянной решимостью, ткнул своим оружием в локоть Трасго. Тот мигнул, зарычал и вмиг развернулся, раззявив на обидчика зубастую огнедышащую пасть. Черные лапы разжались, Трасго упал с кровати, и Полина наконец-то смогла глотнуть воздуха.

Мамарро спрыгнул вслед за Трасго, и бой продолжился на полу. Злой гном был крупнее, сильнее. Он раскрывал огромный жабий рот и норовил проглотить Мамарро вместе с копьём. Мамарро ловко уворачивался и продолжал выпады.

"Он не справится, погибнет!" – с ужасом подумала Полина. И закричала:

– Няня! Няаааааня! На помощь!

Хлопнула дверь, няня вбежала в комнату, обняла Полину. Та разразилась рыданиями.

– Мамарро! Мамарро! Его нужно спасти!

Но возле кровати никого не было – лишь тусклый лунный зайчик скользил по стене.

– Спи, Полинетт, спи, это тебе страшный сон приснился, – прошептала Долорес и перекрестила девочку.

Утром Полина нашла на коврике возле постели маленькое блестящее копьё.

– Наверное, злой Трасго всё-таки проглотил моего Мамарро! – зарыдала она.

Но долго плакать ей не позволили. Отец крикнул из гостиной:

– Полинетт, где ты? Господин Лист ожидает тебя на урок композиции!

Полина бережно положила копьё в перламутровую шкатулку со шпильками и убежала заниматься. Она очень любила уроки господина Ференца Листа.

Страшный Трасго, проглотив несчастного гнома, больше никогда не появлялся – впрочем, как и Мамарро…

…Через двадцать лет Полина давала концерты в Петербурге. Её муж, Луи Виардо, желая развлечь молодую супругу, каждый вечер водил в дом гостей.

– Дорогая, сегодня к ужину я пригласил молодого русского писателя. Его весьма хвалят, – сказал он как-то раз в начале ноября.

Полина полулежала в кресле. Она пребывала в состоянии хандры, сраженная осенней темнотой и промозглым северным климатом.

– Как скажешь, Луи. Писатель так писатель… Пусть приходит.

Прикрыв глаза, она попыталась представить себе, как должен выглядеть русский писатель: высок ли ростом? Широк ли в плечах? Умён?

Сумерки в это время года вползали в город рано. С пяти вечера к Демидовской гостинице на Невском проспекте начали подъезжать гости четы Виардо. Гости заходили, бесцеремонно топая и отряхивая с плеч первый липкий снег. Полина и Луи встречали их в холле.

– Знакомься, дорогая: это Иван Тургенев. Русский помещик, приятный собеседник и плохой стихотворец.

Тургенев усмехнулся, слегка поклонился, но глаза его при последних словах сверкнули недобро: он явно ожидал хвалебных речей в свой адрес. В конце концов, ему есть, чем гордиться: писатель молод, но уже довольно известен в России.

Полина почуяла недовольство нового знакомого и послала тому нежнейшую из своих улыбок.

– Мадам Виардо, вы очаровательны, – сказал Тургенев по-французски – с безупречным произношением. Он немного оттаял и неумело заулыбался, как улыбаются все петербуржцы – словно губы намертво спаяны ужасными местными холодами.

…Писатель успел побывать на всех петербургских концертах оперной дивы – и, увы, не сумел избежать горькой участи многих её поклонников. Влюбился – как ему показалось – до гробовой доски.

– Проходите же в гостиную, мсье Тургенев.

Полина вновь кокетливо улыбнулась писателю.

Тургенев ощутил дрожь в ногах: стоял столбом, глядел на Полину; не мог сдвинуться с места, чувствуя, что стремительно и неудержимо заливается краской. Он закашлялся, чтобы скрыть неловкую паузу и наконец-то совладал с собой.

"Как мило этот мсье Тургенев покраснел… Кого же он мне напоминает? – думала Полина, – очень, очень знакомое лицо..."

Отужинали. Вслед за хозяевами гости перебрались в музыкальный салон. Полина пела модную арию Розины из "Севильского цирюльника", аккомпанировала себе на рояле, и при этом ухитрялась искоса поглядывать на писателя. Ей чрезвычайно нравилось, если вдруг выпадала удача обзавестись новым воздыхателем: в глубине души она прекрасно понимала, что редкостно некрасива.

“Ничего, ничего, зато я умна, – думала она, – поклонников надо придерживать при себе. Никогда не знаешь, кто пригодится. Вокруг певицы должна быть толпа”.

Иван смотрел на неё не отрываясь, ловил каждое слово и каждый вздох.

– На сегодня я устала от пения, – наконец сказала Полина, – давайте-ка станем рассказывать истории. Скажите, мсье Тургенев, были ли у вас детстве невидимые защитники? Вот у меня, например, был крошечный гном Мамарро в красном кафтане... Как-то раз он дрался за меня со злым гномом Трасго и потерял в битве своё копьё… Смотрите!

Полина взяла с подоконника перламутровую шкатулку и достала оттуда крошечную пику.

– Да! – оживился Тургенев, – у меня в детстве под кроватью жила невидимая белая собачка Умка... Как же она помогала мне... Я до сих пор не могу вспоминать о ней без слёз... Знаете, Полина, не сочтите за обиду, но когда я гляжу на вас, мне почему-то сразу вспоминается то дорогое существо – моя Умка…

Глаза писателя влажно блеснули в свете горящих канделябров. Он подошёл к Полине поближе, забрал копьё из её тонких пальчиков и поднёс вещицу поближе к свече.

– Надо же! У меня в детстве была точно такая игрушка… Я играл с ней и представлял себя средневековым рыцарем! А когда копьё потерялось – долго плакал…

И в этот момент Полина его узнала: удлиненное лицо, глубоко посаженные умные глаза…

– Мсье Тургенев, вы необыкновенно похожи на моего Мамарро, – потрясённо прошептала она.