Моё детство встаёт перед глазами словно красочный фильм. Яркие, но разрозненные картинки цепко держатся в памяти, не желая растворяться в суете взрослой жизни. Тогда я многого не понимала, и, может быть, именно потому в памяти осталось неразгаданное, не нашедшее ответа. Но те воспоминания дороги мне. Особенно я любила бывать в доме у дедушки. Это был иной мир, с отголосками прошлой жизни дедушки, о которой я слышала и невольно сравнивала с настоящим

Дом дедушки притаился на окраине села, окружённый густой зеленью старого сада. Внутри витали запахи свежего хлеба – его пекла бабушка в русской печи – и ароматы сухих трав, пучками свисавших с потолочных балок. За печкой пряталась маленькая комнатка – словно вырезанная из детской мечты. Там ютились две кровати: одна у тёплой печной стены, где, сидя, можно было глядеть в окно на ветви яблонь, а другая – прямо у стекла, пропускавшего мягкий, рассеянный свет. После обеда дедушка с бабушкой уходили туда отдохнуть, оставляя меня в просторной комнате, которая служила и кухней, и столовой. Они жили в ладу не только друг с другом, но и с соседями, вечерами их голоса часто наполняли дом.

В той большой комнате за деревянным столом собирались соседские женщины. Накрывали стол просто по нынешним меркам – варили кисель и подавали его в тарелках, ставили солёные овощи, большую яичницу, пирожки, компот. А их неспешные беседы были для меня откровением. Я закрывала свою книжку и, затаив дыхание, вслушивалась в их слова, постигая житейскую мудрость.

В один из таких вечеров, когда за окном сгущались сумерки, а над столом висела одна лампочка, бросая тёплые отсветы на лица, соседка тётя Галя – сухощавая женщина с острым, проницательным взглядом – услышав шум за окном, вдруг сказала, понизив голос:

– Поленица повалилась.

Я подошла поближе к двери, чтобы видеть говоривших.

Слова тёти Гали повисли в воздухе, тяжёлые, как предвестие беды. Другая соседка, полная и румяная, с добрыми глазами, спросила:

– Что бы это значило?

– Предвещение, – отозвалась Галя, и в голосе её мелькнула тревога. – Что-то случится… Есть силы, которые говорят с нами, да только мы их не слышим.

Верка, молодая женщина с печальными глазами, жившая на краю улицы, вздохнула и тихо сказала:

– А что, я верю. Вот до сих пор не пойму… Отец наш умер внезапно. Ещё вечером ставил новую дверь, а на рассвете его не стало. Сердце… Мама так горевала, проклинала ту дверь. Может, не стоило ему тяжёлое поднимать. Инвалид он был, протез на ноге носил, но работы никакой не чурался. Он нас берёг…

Верка вытерла платком слёзы, набежавшие на глаза, и её хрупкие, будто детские, плечи дрогнули. Женщины притихли, глядя на неё с молчаливым сочувствием.

– Потом мы с матерью и сестрой остались в доме, сидели у гроба, – продолжала соседка. – Зима была лютая, мороз трещал, но мать печку потушила, чтобы в доме холод держался. Утром собирались хоронить. Всю ночь сидели рядом с отцом, а под утро наплакались, измучились и решили прилечь. Ушли в соседнюю спальню, втроём расположились на широкой кровати и, видно, задремали.

Она замолчала, собираясь с силами. Лампа будто дрогнула, и лицо Верки в слабом свете показалось бледным, почти призрачным.

– Первой вскочила мать: «Да что ж это мы? Бросили его?»

А потом вдруг говорит:

– Странный сон мне снился. За окном весна – яркая, тёплая… Отец идёт по двору, к каждому дереву подходит, словно с ними беседует. Виноградные кусты разглядывает. А потом повернулся ко мне и говорит: «Мне так хорошо… легко… зачем вы плачете? Мне правда хорошо!»

Мы с сестрой замерли. А потом я сказала:

– И мне такой же сон приснился…

А сестра добавила:

– И мне… Всё в точности…

– Мы поднялись и подошли к гробу. – продолжала Верка. – Покрывало в верхней части было чуть отогнуто. А ведь перед тем, как мы ушли из этой комнаты, мама его поправляла. Сквозняка в доме не было, дверь заперта – никто не мог войти. Кошку соседка забрала. Мыши? Тоже не замечали…

Женщины выслушали Верку и умолкли, погрузившись в раздумья. Их лица, тронутые тусклым светом, выражали смесь страха и благоговения.

– Что же это было? – прошептала Галя. – Неужели душа летала в сад? Там всё было в снегу… И сон одинаковый… троим приснился…

Потом она добавила: – Вот и поленица… В церковь надо пойти, исповедоваться, причаститься, помогает беду отвести.

Прошли годы, и я, уже взрослая, читала в книгах о бессознательном, которое трудится над нашими бедами, связывает нас с другими людьми невидимыми нитями. Родные или близкие, соединённые незримыми узами, могут видеть одни и те же символы, приходящие в снах.

Но кто смял покрывало? Этот вопрос остался загадкой, напоминая, что мир полон тайн, которых нам не постичь.