Все повторяется... Все на свете повторяется. Это не дежавю. Это происходило и происходит на самом деле. Чужая тень на стене, темная, вытянутая, угрожающая. Чьи-то шаги за спиной. Сара почти бежит, одну руку с болтающейся на локте сумочкой прижимая к сердцу, другой – поддерживая огромный живот.
Больше всего она боится... испугаться. Страх убивает все живое. Когда-то он отнял жизнь у двух ее нерожденных сыновей. Шесть лет назад Сара, носившая под сердцем долгожданное и уже любимое дитя, шла по этому же самому переулку, а другим путем пройти к ее дому и невозможно – и за ней увязался какой-то здоровенный тип. Его лица она не видела, вернее, увидела мельком – когда этот бугай ее уже догнал и тронул за плечо. А потом... Сара плохо помнила, что было потом. Она кричала и молотила его кулаками.
«Что он тебе сделал?» - спрашивал в тот же вечер обеспокоенный муж. Спрашивали врачи и полицейские. – «Ничего», - отвечала она. – «А что хотел?» - «Кто его знает...»
Что может хотеть мужчина, преследуя женщину – хрупкую зеленоглазую блондинку – в безлюдном переулке? И хорошо, если ему нужен только ее кошелек. У Сары в сумочке лежали документы, ярко-красная помада и какая-то мелочь. Грабителю поживиться нечем. А переулочек хоть и не темный – потому что дело было средь бела дня – но длинный и узкий. Только асфальт под ногами и небо над головой, неожиданно высокое, словно смотришь на него из глубокого колодца. Бледная полоска травы и дома, повернутые к дороге глухими стенами. Кое-где на белом кирпиче намалеваны граффити. Фальшивые окна и балконы, и даже – разодетые по-старинному дамы и господа, или вполне современные парни и девчонки, выглянувшие на улицу из своих квартир. Дети в ярких одежках с мячами, куклами, собачками и кошками в руках. Герани на подоконниках. Тени прошлого. Фантомы, призванные хоть немного оживить мрачный пейзаж. Но стены не только глухие, а еще и слепые. Они не услышат твоего крика, не увидят твоей беды. И нарисованные люди не поспешат на помощь.
Потрясенная Сара долго не могла прийти в себя, в ней как будто что-то сломалось – страшно и непоправимо. На другой день она родила на свет мертвого мальчика.
Спустя почти три года это случилось вновь. И опять – у Бога вымоленный ребенок... И кто-то идущий по ее следам, тихо, как бродячий кот, ступающий по неглубокому снегу. Но ее слух обострился. Кажется, упади где-то горошина в сугроб – Сара вздрогнет. Зима выдалась странная. То мороз, то оттепель, и снова холод такой, что птицы падают с веток, похожие на разноцветные елочные шары и такие же хрупкие, будто стеклянные... На асфальте снег подтаял, потом замерз и, присыпанный сверху влажными белыми хлопьями, превратился в опасный каток.
Прижав обе ладони к груди, Сара обернулась. Ее преследователем оказался на этот раз молодой длинноволосый парень в тонкой куртке синего цвета и черной лыжной шапке, которую он натянул почти до самых глаз. Незамеченным, он подобрался совсем близко. Но на этот раз у его жертвы в кармане лежал перцовый баллончик. Муж настоял. Вообще-то, он был против, чтобы Сара куда-то выходила одна – в ее положении. Тем более, после того, первого случая. Но не сидеть же с утра до вечера дома.
Поэтому мужу она ни о чем не рассказала. Ни как брызнула из баллончика в лицо длинноволосому, ни как – не глядя, что стало с преследователем, наверное, ему несладко пришлось, но сам виноват – побежала, и, конечно, поскользнулась на мерзлом асфальте.
Может быть, это наказание за что-то, думала она после, вызывая в памяти тот страшный вечер. Если Бог не дает ей детей – живых детей – то это, наверное, не просто так? Она молилась, но сердце молчало. И все ее существо тосковало – каждый день, каждый час, каждую минуту. Муж не упрекал, не вспоминал о потерянных сыновьях, не растравлял так и не зажившие раны, но Сара нет-нет да и замечала его грустный взгляд. А детская комната, когда-то с такой любовью обставленная, так и оставалась пустой.
И вот, чудо случилось в третий раз! Сара ждала дочь. Но... все повторялось... Все опять повторялось, неотвратимо, чудовищно... словно в кошмарном сне. Кто и когда, а главное, почему написал для нее этот жуткий сценарий? Только бы не испугаться, твердила она онемевшими губами. Страх беззвучно кричит, но слышно его далеко. И на его зов сбегаются одичавшие собаки, хулиганы, грабители, насильники, маньяки... да кто угодно. Достаточно всего один раз ощутить себя жертвой – и ты будешь ей снова и снова, пока тебя не растопчут окончательно, не разрушат, не вытравят из тебя личность, человеческое достоинство, способность любить.
Спокойно, сказала себе Сара, сейчас лето, баллончик при мне. Да мало ли, кто там идет сзади. Я не стану убегать, не оступлюсь, не впаду в истерику. И с какой-то обреченностью, остановившись, она оглянулась через плечо.
И увидела девушку. Cовсем юную, возможно, школьницу, с растрепанными светлыми волосами, словно наспех перехваченными шелковой голубой лентой. Да и вся она казалась какой-то взъерошенной, запыхавшейся, словно долго бежала. Сара с облегчением выдохнула, ожидая, что девчонка пройдет мимо, но та подошла к ней вплотную и, робко тронув за рукав, сказала:
- Пойду с тобой.
Что-то смутно знакомое было в ее лице, бледном, растерянном, с тонкими чертами. Может, в разлете бровей, белесых, как сухая трава. Или в том, как она кривила губы? В солнечно-изумрудных глазах с рыжеватыми крапинками по всей радужке? В почему-то неровно остриженной пушистой челке, пропитанной светом, легкой и золотистой?
- Со мной? – удивилась Сара, слегка отпрянув. – Почему со мной? У тебя что-то случилось? Нужна помощь?
Девчонка коротко мотнула головой, но не двинулась с места.
- Меня зовут Лора, - сообщила она зачем-то, как будто это что-то объясняло.
Саре не хотелось пускать к себе домой незнакомого человека. Мало ли что. Девчонка, несмотря на безобидную внешность, могла оказаться мошенницей, воровкой, сумасшедшей, да мало ли кем еще. Сколько фильмов снято на подобную тему. Детективов, триллеров, драм... Но жизнь – не фильм, в ней все проще. А порой – и трагичнее. Незнакомка могла принести в квартиру какую-нибудь инфекцию и этим причинить вред ребенку. Но и сказать «нет» у Сары не повернулся язык, и не потому, что, она, в принципе, не умела отказывать. Но было в девочке что-то, вызывавшее жалость и теплоту, и желание заботиться. Или какое-то другое, более сложное чувство, названия которому Сара не знала. Что-то из далекого детства, когда она вместе с дедушкой чуть ли не по складам читала Библию. Принимая гостя с открытым сердцем, ты никогда не знаешь – может это ангел зашел в твой дом... Или как там говорилось? Память скрадывает слова, но оставляет смысл, который, словно любовь в сердце, горит ярким огнем. И, как бы мало ни напоминала Лора ангела, может быть, помогая ей, и сама она, Сара, удостоится милости?
И она неуверенно кивнула.
- Ну, что ж. Пошли.
Войдя в квартиру, девочка с любопытством огляделась.
- А там что? – показала она на дверь в конце коридора. – Детская?
- Нет, - ответила Сара, - там кухня. Ты хочешь есть?
- Хочу.
Она разогрела для гостьи вчерашний суп с клецками и картошку с мясом. Лора уплетала за обе щеки, так, словно не ела по меньшей мере трое суток, и разве что не вылизала тарелку.
- Ты вкусно готовишь, - удовлетворенно прикрыла глаза. – Мне нравится.
- А «спасибо»? – усмехнулась Сара.
Девчонка ненадолго задумалась, подперев щеку кулаком и блуждая взглядом по кухонным шкафам, по чашкам и кастрюлькам, и рассеянно кивала каким-то своим мыслям.
- Хорошо. Спасибо. А ты разве одна живешь?
- Муж на дежурстве, - вздохнула Сара.
Если она и ждала от незванной гостьи каких-либо пояснений или, может быть, просьб, то ее ожидания не оправдались. Лора вела себя странно, как-то уж очень по-хозяйски, и явно не собиралась ничего объяснять.
- Хорошо, - повторила она. - Я буду рада его увидеть, - и, легко вспорхнув из-за стола, потребовала. – А теперь – покажи мне детскую!
- Нет! – закричала Сара. – Туда нельзя!
Но куда там. Девчонка уже вступила в ее храм, залитый светом надежды. Розовые обои в мелкий белый цветочек. Розовый полог над плетеной люлькой. Кружевной тюль на окнах, и занавески – тоже золотисто-розовые, с гладкими узорами.
- Ничего не трогай! – в отчаянии сказала Сара.
Ее гостья благосклонно разглядывала убранство комнаты, улыбалась, качала головой.
- А почему одеяльце голубое? – спросила она с легким недоумением.
Сара задохнулась. Она так и смогла ни выбросить, ни отдать его – купленное для сына. От бесцеремонного вопроса кольнуло сердце.
А Лора стояла посреди детской и словно растворялась в ее пространстве, становясь прозрачной, распадаясь на скользящие блики, на улыбку солнца, на тени и свет, на блеск подвешенных над люлькой разноцветных шариков. Она казалась столь же уместной здесь, в этой комнате, как сидящий на низком диванчике плюшевый мишка. Как застывшие в молчаливом ожидании игрушки и шкафчик с одеждой. И Сара не выдержала. Неожиданно для самой себя она стала рассказывать, со слезами в глазах, спотыкаясь едва ли не на каждом слове, перебивая саму себя. Про страх, про шаги в переулке, про своих двух мальчиков, так и не увидевших свет. С невероятным облегчением она сбрасывала со своих плеч эту ношу, эту боль и вину. А на смену приходила спокойная уверенность – все будет хорошо.
- Но как же мы можем родиться, - изумилась Лора, - если ты нас все время прогоняешь?
- Что? – не поняла Сара.
А зеленоглазая девчонка вдруг улыбнулась, и от ее улыбки попрятались по темным углам остатки страха, растаяли, как снежные островки от весеннего тепла. Все будет хорошо – это обещание блаженства. Это как плотина, за которой скопилась радость, и вот-вот прорвет ее, затопив тебя всю, без остатка. Всего каких-то недели две...
- Не две недели, - сказала Лора, словно прочитав ее мысли. – Сегодня.
Так и случилось. Куда в итоге делась гостья, Сара так и не поняла. Она смутно помнила резкую боль и как девчонка толкала ей в руку телефон – не с испугом, а скорее, с радостью. Потом с дежурства приехал взволнованный муж, и Сару увезли в больницу.
Позднее он клялся, что никого постороннего в квартире не видел. Да и кто там мог находиться? Ей что-то померещилось, не иначе.
Мне померещилось, уверяла себя она. А в другой раз думала, что девочка просто ушла. Что ей было делать одной в чужой квартире? Но почему, когда муж спросил, не назвать ли малышку Лорой, Сара тотчас же согласилась? И это имя, как последний поворот ключа, распахнуло дверь в счастье. Почему на лице ее подрастающей дочери с каждым годом все явственнее проступали тонкие черты зеленоглазой незнакомки?
Как хорошо, что я впустила ее, не испугалась, не прогнала, говорила себе Сара. Она вспоминала, как в детстве к ней приходил в кровать погибший под машиной бабушкин кот и сворачивался калачиком на подушке, баюкая свою маленькую хозяйку тихим мурчанием и грея меховым бочком. Он – теплый и настоящий, живой и на вид, и на ощупь, словно никогда и не умирал. Пару раз она видела и покойную бабушку – правда, издали, как та, согнувшись в три погибели, при бледном свете луны полола что-то в огороде. Наутро сорняки лежали в борозде, а грядки оказывались чистыми, политыми и вскопанными. Призраки материальны. Они всегда с нами – наши любимые и близкие, и те, кто ушел, и те, кто только спешат к нам. А мы – слепцы, не видящие дальше своего носа.
Сара больше ничего не боялась, ни шагов за спиной, ни сумерек, ни пустых переулков. Мерзкий страх, угнездившийся в сердце, однажды растаяв, больше не возвращался. И вдруг она поняла, в каком чудесном городке живет, какие добрые и симпатичные вокруг люди. Как будто с темной стороны она каким-то волшебством перенеслась на светлую – туда, где все по-другому. И стены больше не глухи и не слепы, а нарисованные на них дамы и господа, ребятишки и кошки с собаками – утешают и веселят, и просто радуют глаз.
Однажды Сара гуляла с дочкой в городском парке. Она снова ждала ребенка – вернее, детей, потому что ультразвук показал, что будут близнецы. Стоял солнечный октябрьский день, и маленькая Лора собирала букет из красных кленовых листьев. Одетая в легкую курточку и осенние сапожки, она радостно бежала по тропинке, то и дело оборачиваясь к маме и что-нибудь спрашивая.
Вот тогда-то Сара и увидела их – тех двоих, напугавших ее когда-то. Длинноволосого, которому она пшикнула перцовкой в лицо, и здоровенного детину, схватившего ее за плечо. Они стояли чуть в отдалении и смотрели в ее сторону, словно не решаясь приблизиться. Сара помахала им рукой – и они подошли.
Да ведь они, оказывается, совсем юные, почти дети, поразилась она, школьники или вчерашние школьники. Как можно было их испугаться? И здоровяк – он же копия ее мужа на выпускной фотографии. А у длинноволосого глаза светло-изумрудные с рыжими крапинками, как у ее дочери, как у самой Сары.
- Пойдем с тобой, - сказали они.