Стоять так просто на морозе было глупо и холодно, а потому хотелось каких-то согревающих движений и действий. И тогда Каховский, похлопав рукой об руку и притоптывая, чтобы размять заодно и закоченевшие ноги, обратился к Оболенскому:
- Послушайте, князь! Что это мы стоим здесь, как вкопанные? Вон он, Николай, сидит себе на лошади и кофей горячий из термоса попивает. Я-то знаете-ли тоже кофею хочу и бисквитов не мешало бы. Так давайте начинать что ли?
- Что начинать, что? -отвечал ему, сердясь на торопливость Каховского, Оболенский. Он тоже замёрз и согревал руки, дуя на них горячим воздухом изо рта. - Мы с вами такое дело задумали, а вы всё торопитесь! Полчаса вам видите-ли на морозе не выстоять.
- Так что задумали то и начинать! Свергнем Николая, установим демократию, конституцию и по домам...
- Да для такого дела, батенька, силы нужны. - Оболенский обвёл глазами Сенатскую площадь, всю запруженную верными им войсками, и вздохнул: - А сил ещё недостаточно, поймите вы это наконец!
- Я-то понял, я-то давно уже всё понял! А им вы как объясните? - Он кивнул через плечо на стоявшие позади шеренги. - Водка, которую мы им для сугрева выдали, давно закончилась, они замёрзли и дела хотят - так что? Сейчас свергать или... - Он замолчал, всматриваясь на ту сторону площади, где сидел на своей гнедой новоиспечённый царь - Смотрите, смотрите! Он кажется адъютантов своих куда-то отсылает! За новым кофеем наверное... Давайте прямо сейчас и... Он же совсем один!

- Послушайте же вы наконец!- Взорвался выведенный из себя Оболенский. - Вы снова хотите нарушить нашу договорённость! У нас же выработан план! Вот подойдёт Трубецкой со своими гвардейцами, тогда и начнём. Тогда будет вам и конституция, и чай с булочками, и кофе по-парижски! А сейчас, будьте любезны, наберитесь терпения и постойте ещё хоть немножко!

Но Трубецкой, как мы знаем, так и не подошёл к ним в тот день. А конституция всё равно была, тем не менее, написана и даже царь остался на своём прежнем месте. А площадь ту, во избежании будущих волнений, обнесли невысокой колючей оградкой, да ещё поставили для страха на часах двух полицейских, чтобы там больше никто не собирался и не мёрз понапрасну.