Её глаза были распахнуты на всю широту души. И светились. Как два зеленоватых озерца в лунную ночь. Только в отличие от озёр, они не отражали свет, а излучали свой, собственный – тёплый и бесконечно нежный. И очень искренний, если, конечно, так можно отозваться о свете. А ещё она улыбалась. Улыбалась всё время, пока была с ним. Настолько душевной и мечтательной улыбкой, как будто находилась в своём любимом сне. Где всё, как ты любишь: органично и волшебно одновременно. И любое, даже ещё до конца недодуманное, желание обязательно сбывается. В осознанном сне. И смаковала каждую его секунду. Поначалу он не знал, как на это реагировать, но постепенно, осваиваясь в её мире, врастал в этот образ. Непросто поверить в то, что ты для кого-то – мечта. Ещё сложнее соответствовать. Не ломать себя, не пытаться быть кем-то другим, а вспоминать те свои черты, которые подпитывали её улыбку. Или открывать их для себя заново. Это наполняло его внутренним светом, и не то, что меняло, а возрождало. Наросшая за годы защитная шкура, размягчённая этой теплотой, превращалась из крепкой, но неповоротливой брони, во что-то мощное, живое, естественное. Она упрощала, он – усложнял. Ей хотелось поскорее врасти в его мир. А он боялся своим миром подавить её. В его понимании втянуть её в свой мир, было невозможно без потерь, и поэтому он потихоньку вживлял элементы своего мира в её. А свой разбавлял её простотой, формируя нечто новое: не мир, а межмирье, в котором было бы комфортно обоим. Этакую нежную колыбель, сотканную из ниточек, связывающих их миры, свободно висящую в пространстве. А она всё улыбалась, договаривая глазами то, что не могла сказать словами. Добавляя интонации движением тела, и расставляя акценты поворотом головы. Он впитывал этот язык. И хоть они, как и прежде, по большей части молчали, но теперь они молчали на одной волне. Молчали, покачиваясь в колыбели между мирами, и улыбались в унисон своим мыслям.