Блестел песок в час отлива. Зеленоватой, льдистой звездочкой мерцал маяк. И где-то вдалеке, среди черных волн, посверкивали огни – желтый и голубой, то ли яхта, то ли грузовое судно. Еще немного – и окончательно стемнеет. Зажгутся уличные фонари, теплым золотом полыхнут гостиницы, кафе и ресторанчики. Вдоль всего побережья станет светло и празднично.
А пока вечер был хрустален и чист, и серо-голубое небо лишь слегка заволоклось туманом, розовым у самого горизонта. Проглотив огненный шар солнца, море потемнело и откатилось назад, выбросив на отмель лодки и катера. Беспомощные, они лежали на боку, омываемые мелкой водой, как большие раненые животные, и не могли тронуться с места.
А по длинной, пустой литорали брели, держась за руки, Сара и Пьер. Они шли по мокрому песку, поеживаясь от холода, оба легко одетые и босые. Он – в тенниске и летних брюках, она – в длинном светлом платье. Парень влюбленно смотрел на девушку, а она – себе под ноги, туда, где в соленых лужицах схоронились маленькие жертвы отлива – прозрачные рыбки, рачки, креветки, медузы, крабы и раки-отшельники. На этих бедолаг охотились чайки... К счастью, их было немного, крупных черно-белых птиц с широкими крыльями и хищными клювами. Наглые и непуганные, они перекликались грубыми гортанными голосами и совершенно не боялись людей.
- Пойдем в кафе, - предложил Пьер, бережно подхватывая под локоть свою подругу, когда, запнувшись о камешек, она чуть не подвернула ногу, - купим тебе что-нибудь поесть.
- А ты не голоден? – спросила Сара.
- Ну... немножко.
- Пойдем. А... как ты думаешь? Они ведь не погибнут? Море вернется и заберет их домой?
- Ты о ком? – удивился Пьер.
- Об этих морских малышах.
- Ээээ... – Пьер, казалось, только теперь заметил, что безлюдный пляж кишит мелкой жизнью. – Наверное... А нам-то что до них?
Сара пожала плечами, слегка обиженная. Ей жаль было этих, возможно, обреченных существ, таких беззащитных на берегу, отданных во власть хищных чаек, ветра и песка. Существ, чей беззвучный крик она, казалось, слышала сквозь ровный плеск волн. Она отнесла бы их всех в море – или хотя бы тех, кого успела до темноты – но Пьер бы ее не понял. Для него мир делился на «что-то полезное лично для нас» и все прочее.
- Смотри! – воскликнула Сара. – Морская звездочка!
Она наклонилась, пытаясь получше разглядеть диковинное создание, и в самом деле – звездчатое, красноватое, с пятью подвижными отростками-лучами.
- Да ну? – усмехнулся Пьер и наступил на животное пяткой, вдавив его в песок.
- Ты ее убил!
- Не думаю, - бросил он равнодушно. – Они живучие. А песок мягкий. Но даже если так... Ну, и убил. Что такого? У них и мозгов-то нет. Они глупее рыб, эти морские звезды. Почти как растения. Такую раздавить – все равно, что сорвать цветок.
Ничего не ответив, Сара мягко высвободила руку из его руки, и дальше они шли молча.
- Зря ты так, - сказала она, чуть погодя. – Нельзя обижать детей моря.
- А то что?
- А то оно отомстит.
Пьер хмыкнул и втоптал в песок студенистую медузу.
- Отомстит? Придумаешь тоже. Оно, живое, что ли? Это же просто большое скопление соленой воды! Ну и... всякие водоросли, рыбы, дельфины, киты... Дельфины, говорят, разумны. Но не море же! Это все равно что сказать, будто разумен город.
- Море – не город, - печально улыбнулась Сара.
И в этих простых словах, и в ее улыбке прозвучала какая-то древняя правда. Города – поделки, иногда прекрасное, иногда уродливое творение рук человеческих. Они – игрушки по сравнению с древним морем, породившим жизнь. С могучей стихией, откуда мы все когда-то вышли и куда, наверное, рано или поздно уйдем. Оно было в начале и будет в конце, когда обратятся в руины города и вода покроет сушу.
Пьер хотел возразить, но запнулся и на миг почувствовал, как его обнимает это огромное море. Как мать, добрая, но строгая. И шепчет: «Покайся, и я прощу. Каждый имеет право на ошибку, но не на злое упрямство». А может, и не море это было, а сам Творец просил его смягчиться сердцем.
Пьер тряхнул головой, прогоняя наваждение.
- Ладно, не грусти, - подбодрил он Сару и ласково погладил ее по щеке. – Сейчас пойдем, купим пиццу... Перекусим... Вот, хочешь ракушку тебе подарю. Глянь, какая красивая.
Дурачась, он поддел большим пальцем ноги, а потом нагнулся и поднял с песка большую раковину. Затейливую, витую, всю покрытую наростами окаменевших моллюсков. В быстро гаснувшем вечернем свете она казалась тускло-золотой, драгоценной и нездешней. Нигде больше на всем пляже не было видно таких.
- Отпусти ее, Пьер, - попросила Сара, - она живая.
- Да нет же! – он перевернул ракушку и слегка потряс. Из нее высыпался песок. – Пустая, смотри!
Он и в самом деле заглянул в раковину, откуда – вот же странный обман зрения – как будто вытекал тонкими струйками голубоватый свет.
А в ней – картинка. Пустынный пляж в час отлива, а посреди него – парень и девушка в белом платье. Точь-в-точь, как Пьер и Сара, только маленькие, другие. Стоят, как восковые фигурки в музее мадам Тюссо, и тот, другой Пьер держит в руке ракушку. И смотрит в нее.
- Если тут кто и жил, то давно сдох... – пробормотал он чуть слышно, и затих. Морская раковина, как омут, затянула его взгляд. Словно дурной водоворот... Он упал в нее, и падал, и падал, и тонул, погружаясь все глубже и глубже. На вечерний пляж и дальше – в ракушку в руке другого Пьера. И в ней – та же картина, пустынная литораль, и стремительный полет вниз, сквозь прохладные сумерки. Снова – в ракушку. Этакое рекурсивное видео. И снова пляж, морской берег, мокрый песок... С виду такой же, но тверже, темнее, и темнота эта как будто липкая, тягучая. И все труднее вдохнуть, втянуть в себя эту загустевшую, прозрачную массу, словно не воздух вокруг, а податливое стекло. Попробуйте-ка подышать стеклом! Пьер даже застонал, осознав, что не просто оптическая иллюзия захватила его в плен. Его душа падала в нижние миры, вроде бы, похожие на исходный, но только это была обманка. Пустая скорлупа с совершенно другой начинкой, соленой, душной, безрадостной. Все в них, на самом деле, устроено иначе, в этих нижних мирах, притаившихся, как в опрокинутой пирамиде, внутри раковины. И Пьер, пролетая сквозь них, становился иным. Но ни задержать, ни остановить беконечное падение он не мог.
А потом... он словно ударился о дно, завязнув, как в густой смоле в последней картинке, и там было мертво, безрадостно и жестко.
- Эй, - Сара тянула его за рукав, - Пьер, что ты там увидел?
Он с трудом устоял на ногах, качнулся и отшвырнул от себя ракушку. Голова кружилась, и во рту появился йодистый привкус.
- Ничего... дохлый моллюск. Гадость, бррр...
Мокрый песок неприятно холодил босые ступни. Бледно-зеленым мигал маяк, и переливалась жидким золотом цепочка береговых огней. А рядом с Пьером стояла Сара, переминаясь с ноги на ногу, и канючила:
- Ну, пойдем уже, я замерзла.
- Куда пойдем? – вздрогнул Пьер.
- Ну, в кафе. Поедим пиццу, да? – она легонько стиснула его руку.
Казалось, еще пару минут назад, он радовался, представляя их обоих за нарядным столиком. В чистом, уютном ресторанчике, ярко освещенном или, наоборот, погруженном в интимный полумрак. С бокалами хорошего вина и двумя аппетитными кусками пиццы. А сейчас его вдруг охватила беспричинная злоба. Опять эта девчонка собирается поесть за его счет! Сколько уже она будет тянуть с него деньги? И, вроде, приятно угостить любимую девушку. К тому же, он сам ее пригласил. Но раздражение не унималось. Хотелось поскорее уйти, подальше от этого чернильно-темной воды, отвязаться от надоедливой спутницы, закрыться в гостиничном номере и никого не видеть. Все, хватит. Больше никаких каникул в Бретани. Как только он, глупец, дал себя уговорить.
Так думал Пьер, с неприязнью глядя на свою подругу. Как будто... нет, не Сара... а его любовь к ней вдруг мерзко состарилась и заковыляла прочь на трясущихся ногах, опираясь на клюку. Пьер растерянно посмотрел ей вслед и скривился.
- Ладно.
Если бы кто-нибудь увидел эту сцену со стороны, он и не понял бы, наверное, что случилось. Просто шли по берегу парень и девушка. Юные и красивые. Остановились, и парень, подняв с песка морскую раковину, заглянул в нее, а затем бросил. И влюбленная парочка, снова взявшись за руки, побрела дальше. Ничего особенного. Но для Пьера все было уже по-другому.