В сумерках небо над городом казалось сиреневым. Только где-то за горизонтом тонкой полоской пылало уходящее солнце. Старый Адам, волоча распухшую ногу, ковылял по пустынной улице. Старик беспокойно оглядывался, ожидая нападения собак из-за угла.

В последний раз, убегая от голодной своры, он сильно подвернул ногу. Вначале Адам не придал этому значения. Но наутро боль усилилась, и когда он попытался слезть с кровати, понял, что не может даже пошевелить ногой.

Старик от безысходности и беспомощности завыл… как выли те самые бывшие друзья человека — запрокинув голову, протяжно. Не таким он представлял свой конец. А, впрочем, разве мог хоть кто-то предугадать, как закончится его земной путь?!

Не мог знать своей участи и сам город. В прежние времена он горделиво сверкал под солнцем золочёными куполами, заигрывал с прохожими, обдавая их брызгами плещущих фонтанов, шумел смехом резвящейся детворы. Роскошный яблоневый сад на окраине был предметом особого восхищения. Певчие птицы, обитавшие в кронах деревьев, будили город на рассвете, а цикады своим стрекотанием убаюкивали его.

Сад этот был прекрасен в любое время года. Но особенно хорош он был весной, когда утопал в облаках белоснежных цветов. Пчёлы, возвращаясь в свои ульи с богатой добычей нектара и цветочной пыльцы, гудели, как грузовые самолёты. Аромат цветущих деревьев пьянил.

Да, горожане очень любили свой сад. Здесь назначали свидания влюблённые, гуляли молодые мамы с детьми, старики неспешно прохаживались по аллеям и обсуждали последние новости.

А ведь начался этот сад с одной-единственной яблони. Даже ещё раньше.

С самого детства Адаму нравилась Ева — соседская рыжеволосая девочка. Год за годом она становилась всё краше. У влюблённого юноши перехватывало дыхание при виде копны её огненных волос.

Однажды он осмелел и, улучив минутку, когда поблизости не было чужих глаз и ушей, признался красавице в своих чувствах. До этого он долго репетировал свою пламенную речь, сдабривая её внушительной порцией эпитетов и метафор, типа «огонь, пылающий в моем сердце». Но в итоге смог произнести прерывающимся голосом только «будь моей женой».

— Адам, — сказала прекрасная Ева, — каждый мужчина сначала должен построить дом.

Юноша был полон сил и страсти, поэтому быстро справился с этим испытанием.

Но Ева не унималась.

— Мужчина должен посадить дерево, — капризно надув губки, произнесла она.

Адам сначала расстроился, но, поскольку очень любил Еву, выполнил и это. К тому же он так усердно ухаживал за деревцем, что скоро на его ветках появились первые плоды.

Гордый Адам привел свою избранницу к дереву, сорвал два самых красивых, самых сочных яблока и протянул ей. Надкусив одно из них, своенравная красавица сказала: «Мужчина должен...»

— А вот сына, — не дал ей закончить фразу Адам, — должна родить ты, — и закрыл ей рот страстным поцелуем.

Потом он каждый день приносил своей любимой жене по яблоку, а семена их аккуратно высаживал в землю. Через несколько лет вокруг города разросся прекрасный яблоневый сад, который горожане прозвали садом Адама.

Лучшего садовника нельзя было себе представить. Он стриг траву, расчищал и посыпал песком аллеи, красил быстро выцветавшие под палящим солнцем скамейки.

А за деревьями он ухаживал, как за живыми. Просил прощения, когда обрезал ветки, обещал, что все будет хорошо, когда на зиму укутывал рогожей слабые саженцы, сокрушался, когда мальчишки случайно обламывали ветки. Горожане посмеивались:

— Ну, что, Адам?! Поговорил сегодня с яблонями?

Адам только улыбался в ответ, потому что знал: осенью в каждом дворе будут варить яблочное варенье.

Потом Адам состарился. Сыновья выросли и не захотели продолжить дело своего отца, считая его неперспективным и несовременным.

Старик с болью наблюдал, как дичает его детище, но ничего не мог с этим поделать.

И тогда сад пошел в атаку на город. Деревья давали новые побеги, как щупальца, раскидывая корни вглубь города. Первыми сдались дома на окраине. Мощные корни выворачивали асфальт на проезжей части, заползали под фундамент зданий, прорастая сквозь стены, превращая в труху каменные строения.

Сад наступал, с легкостью отбирая у города то, что еще пару лет назад казалось незыблемым. Дом за домом. Улицу за улицей.

Люди в ужасе стали покидать осаждённый город. Покосившиеся дома с распахнутыми дверями и пустыми глазницами окон уже не взывали о помощи. Они молча ждали своей участи, лишь иногда жалобно подвывая разгулявшемуся ветру.

Только Адам и Ева держались до последнего. Они никогда не говорили о неминуемом. Жили так, как будто ничего не происходит.

Каждое утро старики выходили из дома. Ева приводила в порядок двор, готовила еду. Адам, как на работу, шёл в сад — теперь он был совсем близко, — выкорчевывал лопатой дикую поросль, оттягивая закономерный конец.

Но однажды за ужином Адам завел-таки разговор.

— Ева, я больше не в силах сдерживать сад. Не знаю, сколько мы ещё сможем продержаться. Может, год, может, пару месяцев. Но когда станет ясно, что всё кончено, мы с тобой пойдём к нашей яблоне, с которой все началось, и там вместе встретим неизбежность.

Ева молча кивнула. И в ту же ночь умерла. Эта женщина опять всё сделала по-своему.

Адам похоронил её под той самой яблоней. Теперь его жизнь стала просто невыносимой. Из еды осталось только яблочное варенье, которое приходилось есть на завтрак, обед и ужин.

Но настоящей бедой стали одичавшие собаки, наводнившие город. Они пока не нападали в открытую — только изводили Адама своим зловещим воем.

А потом и они перешли черту. Окружив беспомощного старика, стали сжимать кольцо, совсем, как сад вокруг города. Отбиваясь от рассвирепевших псов крючковатой палкой, Адам смог избежать нападения, но споткнулся и вывихнул ногу.

Старик не помнил, сколько времени провел в постели: то теряя сознание, то вновь приходя в себя. Реальность и горячечные видения сменяли друг друга. Все перемешалось в его воспаленном мозгу: Ева, сад, бешеные псы, прекрасный город…

Наконец, болезнь отступила. Старик откинул одеяло и осторожно спустил ноги. Боль была сносной.

Первым делом он побрился. Как ни странно, рука его сегодня была тверда, и он ни разу не порезался. Потом, как всегда, теперь уже в открытую, воспользовался Евиными духами. Вытряс из флакона на ладонь остатки цветочного парфюма, похлопал себя по щекам, поморщился.

Немного отдышавшись, кряхтя, подошел к шкафу, снял с вешалки выходной костюм, который давно пылился без дела. Надел чистую рубашку, брюки. Потуже затянул пояс, потому что за время болезни похудел еще больше.

Он медленно прошёлся по всем комнатам и решительно вышел во двор. Дикая поросль была уже повсюду. Кинув прощальный взгляд на дом, в котором он прожил самые счастливые дни своей жизни, Адам, волоча больную ногу, заковылял к своей яблоне. От этого щуплого, изможденного старика веяло такой уверенностью, что даже дикие псы не осмелились приблизится к нему. А он шёл в быстро сгущающихся сумерках, не обращая внимания на руины, пробираясь сквозь заросли дикого сада.

Уже в полной темноте, практически на ощупь, Адам добрался, наконец, до цели. Усталый и спокойный, он сел рядом с могилой любимой жены, облокотился на корявый ствол любимой яблони и закрыл глаза.

Раздался оглушительный грохот. Это рухнула последняя крепость осажденного города — дом Адама.