Кукиш

Марья Сергевна

– Твою ж налево!

Марья Сергевна, крупная женщина пятидесяти с чем-то лет, стояла на коленях, разведя руки в стороны. В одной руке кожаный красный рюкзачок – увы, заляпанный грязью, в другой – тонкая ветка, за которую Марья Сергевна ухватилась в тщетной попытке удержаться на ногах, когда эти самые ноги заскользили вниз по грязному мокрому склону. Ветка сломалась. Ноги уткнулись коленями в землю. Марья Сергевна выдала в мир все, что так хотела в себе удержать: всю свою простецкую деревенскую натуру, которая никуда не девалась, несмотря на три высших образования, пять иностранных языков и хорошие манеры, обычно так помогающие в неловких ситуациях.

Обычно. Но не сейчас. Сейчас словно все её деревенские родственники, их соседи и соседи соседей, упрятанные глубоко и надолго, вылезли и показали ей жирный кукиш. Прямо к носу его поднесли: думаешь, ты особенная? Ты такая же. Посмотри на себя. Ты наша.

Владик

Владик обернулся, услышав басистое "твою ж налево" и увидел Машку, стоящую на коленях. Машка была толстая, местами уже заметно седая, но по-прежнему смешная и курносая. "Джинсам капец", – подумал он, помогая Машке подняться.

Владик был именно Владик, а не Владислав Валентинович. Тонкий и тощий алкоголик, он умел замечать красивое там, где любой другой прошёл бы мимо. Любил подмечать детали, подолгу рассматривая то, что привлекало его внимание. Часто поэтому видел неприметное, невидимое другому глазу.

Сейчас он рассматривал Марью Сергевну, резво убегающую от него вперёд по лесной тропинке.

"Рассердилась. Расстроилась. Пойду в сторонку, там должны быть опята" – отошёл неспешно, не упуская из виду Машку.

Родственники и соседи

Марья Сергевна шла вперёд, улыбаясь беспричинно счастливой улыбкой. Вываляться в грязи, уделать джинсы, заляпать кроссовки – вот, оказывается, чего ей не хватало. Вот же они, кайф и радость, и жизнь. Наконец-то!

Она остановилась, обернулась, расплываясь в улыбке, и, поймав вопросительный взгляд Владика, расхохоталась, не сдерживаясь – всем своим деревенским детством, всеми баб‐Нюрами и теть-Машами, всеми родственницами и соседками, и соседками соседок. Владик моргнул и засмеялся тоже, и Машка услышала, как с его стороны, превозмогая похмелье, одобрительно гогочут деды-Паши и дяди-Вани, и все его родственники и соседи, и соседи соседей.