Однажды мы с ребятами возвращались поздно с шашлыков. Конец августа, ночь почти осенняя, холодная и ветреная. По обе стороны шоссе — пустые черные поля. И звезды — огромные и яркие, будто кошачьи глаза, глядели со всех сторон. Казалось, что не в старенькой «Ладе» едешь, а летишь на межпланетном корабле и вокруг открытый космос.
Изредка дальний свет выхватывал из темноты то пучки высокой сухой травы на обочине, то прижавшего уши зайца, то одинокого путника. Один раз — целую группу, человек десять, бредущих гуськом, растянувшись в длинную цепочку. Куда идут все эти люди, недоумевал я. Не туристы, потому что без рюкзаков. Не автостопщики. Мужчины и женщины, в основном немолодые. А вот и совсем древняя бабулька, ковыляет одна, вся скособоченная, с большой сумкой в руке.
- Илюх, притормози, - попросил меня Колян. - Давай подбросим мать до ближайшей деревни.
- Не надо, - нервно сказал Вадик.
- Почему не надо?
- Не надо — и все. И вообще, откуда ты знаешь, что она идет в ближайшую деревню?
- Ну а куда еще? Не в город же чапает за сорок километров?
Мы проехали мимо, и Колян еще долго озирался, пытаясь рассмотреть в темноте сгорбленную фигурку, перекошенную тяжелой ношей.
- Забудь, - пробормотал Вадик сквозь зубы. - Далась тебе эта старуха? Она же не голосовала. Никогда не следует предлагать помощь тем, кто о ней не просит.
- Ну, не факт, - возразил Колян.
- Факт. Вот, послушайте, что со мной случилось пять лет назад. Представьте себе: зима, ночь, мороз крепкий, за минус двадцать. Я еду через лес. Луна, как дыня, желтая на серебре, и снег блестит. До ближайшего жилья километров семьдесят.
- Куда это тебя занесло? - удивился Колян.
- Гостил у сестры под Омском, - пояснил Вадик.
- Не знал, что у тебя есть сеструха.
- Сводная, по отцу. Не важно. Так вот, еду, смотрю, по обочине девчонка топает с маленькой собачкой на руках. Молоденькая, лет шестнадцати. Так мне показалось. Может, чуть больше. Тоненькая, в короткой белой шубке и кроссовках на босу ногу. Собачка у нее — тоже белая, лохматая, вроде болонки. Обычная, в общем, девчонка, в городе такую и не заметишь, но в мороз, ночью и с голыми ногами? На пустынной дороге? Из дома, что ли, сбежала — думаю. Замерзнет же дурочка... Торможу, конечно. Окликаю ее, а она будто не слышит. Шагает вперед, как заводная, не останавливается.
- Глухая, что ли? - усмехнулся Колян.
- А может, испугалась. Все-таки ночь, лес, незнакомый мужчина, - заметил я.
- Кто ее знает, - качнул головой Вадик. - А я что? Я же ничего плохого не хотел. Остановился и втащил ее за руку в машину. Не оставлять же человека одного на морозе.
- Что, насильно? - опешил Колян.
- Да нет. Она и не сопротивлялась. Вообще, была какая-то заторможенная. Безразличная, как кукла. Я подумал, что под кайфом. Это бы многое объяснило. И то, как ночью в лесу оказалась, и странный вид, и взгляд, пустоватый и чудной, как у зверька. А лицом симпатичная, востроносая, и глаза, как льдышки, голубые. Бледная, правда, очень, но я подумал, что от холода. Съежилась на заднем сидении, смотрит исподлобья. И все молча, как будто человеческий язык ей чужд. Я пытался ее расспрашивать, кто такая, откуда, куда собралась — молчит.
- Точно, обдолбанная, - согласился Колян.
- А что собачка? - спросил я.
- Болонку она посадила себе на колени. Ну, я печку включил на полную мощность. И музычку, чтобы веселее было ехать. Как сейчас помню, блюз играли, что-то такое романтичное, под настроение... Илюха, да выруби, наконец, эту классику, тоску нагоняет.
Я выключил радио, и в салон медленно, пушистым облаком, вползла тишина. Даже звезды как будто сделались ближе. Навстречу нам бодро прошагал парень в светлой ветровке.
- Короче, я рулю и в зеркало заднего вида поглядываю, как она там, - продолжал Вадик. - Вижу, девчонка расслабилась в тепле и просела, как сугроб. Голову свесила на грудь. Думаю, уснула. Вдруг слышу, будто что-то капает. Знаете, как сосулька тает. Хрустальный такой звук. Я остановил машину, вылез. Сунулся назад, выяснить, что с пассажиркой. А от нее уже мало что осталось. Подтаявший снеговик и большая лужа под ним. Черты лица уже поплыли — не разобрать, где что, разве что нос угадывался. И на месте глаз — две неглубокие впадины, как будто карандашом продавленные. Но ведь я сам видел, что она ходила! Она была живая, пусть и тормознутая.
- И что ты сделал?
- Выбросил ее из машины, от греха подальше, и уехал. Потом сиденье долго чистил. Противно было. Брр... до сих пор, как вспомню, озноб пробирает.
Вадик вздохнул и замолчал. И мы притихли, глядя на темную ночную дорогу и волшебное
кружение звезд. Колян погрузился в глубокое раздумье, хмурился и барабанил пальцами по стеклу.
- Что, прямо так взяла и растаяла? - подозрительно спросил он, спустя несколько минут. - Или... ты ее того?
- Что того? - прищурился Вадик, и я не видел, но почувствовал, как напряглись на коленях его сильные руки, сжимаясь в кулаки.
Но меня интересовало другое.
- А с собачкой-то что стало? Тоже растаяла?
- Нет, собачка убежала в лес.