Ягоды из захолустья. Ягодка по ягодке…
Очень хочется собрать воедино обрывки воспоминаний и те случаи из жизни, с которыми мне довелось столкнуться.
Разные те ягодки: и горькие, и кислые… Есть высохшие, есть гнилые. Сладких мало. Да и будут ли – не знаю. Чаще, в жизни больше горького, чем наоборот, и всё это правда…
Я не писатель, никогда не училась этому ремеслу. Но мысли… Они не дают мне покоя, настойчиво постукивая кисточками замерзшей красной рябины. Я собираю их в ведро. Некоторые ягоды пролетают мимо и остаются лежать на только что выпавшем белом снегу – капельки крови на белом саване новорождённой зимы.
Но крови не было, не было ничего, кроме…
***
Любаша смотрела на ключ. Довольно крупный, на длинной засаленной верёвке, он напоминал ей маятник гипнотизёра. Туда, сюда… Сколько длилось это мгновение? Секунды.
Пухленькая рука медсестры с коротко остриженными ногтями без маникюра и ключ. Туда, сюда…
- Женщина, Вы извините, но нам некогда идти. Сходите сами.
- А где он? – стараясь казаться спокойной, она молча выслушала, уточнила, переспросив пару раз, и вышла.
«Где же он, где?» Она оглядывалась, тщетно пытаясь отыскать глазами то, что, хотя бы отдалённо напоминало ей морг. Но не находила… Сердце колотилось. «Сейчас, родной мой, сейчас…»
- Извините, Вы не подскажете? Где-то здесь должен быть морг.
- Да вот же он, - проходящий мужчина указал ей на неказистое, очень похожее на заброшенный сарай, здание. Ничего, указывающего на то, что это и есть он, не было.
«Вот я и приехала…» - бормотала она про себя, вставляя ключ в большой амбарный замок. «Извини, я не смогла ничего сделать. Ничего, не смогла… Господи!»
Руки дрожали. «Ну, же! Ну!» Кра-кра… Дужка замка отвалилась, напомнив ей выдвинутую далеко вперёд челюсть врача-патологоанатома.

«Домой припёрлась, нигде покоя нет»…
- Нет, и ещё раз – нет… Я же говорю Вам… Я в отпуске. Пусть отправляют в Котельнич! И не надо предлагать мне деньги. Вы должны понимать – сезон, середина мая.
- Пожалуйста, я Вас прошу, мне очень неловко, но здесь же несколько шагов до больницы, один квартал. Я приехала из Кирова, более трёх часов в пути… Поймите, хотя бы до сорокового дня, я должна похоронить… Пожалуйста…
На его лице не было ни тени сострадания. Он напоминал ей мужика с хлопушкой, готового прихлопнуть назойливую муху.
- Нет, я сказал – нет, - пробурчал он, беспокойно озираясь на дверь дома.
«Наверно, жена… Может, он сам-то и не прочь… Такой же безотказный, как мой Сашка. Всё одна да одна, а он для людей», - думала Любаша, закрывая дверь и еле переставляя непослушные ноги.

Скрежет замка. Ржавый стон открываемой двери. Тишина… Подкашивались ноги, очень хотелось пить. Она беспомощно оглянулась по сторонам. Два, небрежно закинутых медицинской клеёнкой, стола. Пустые… Она облегчённо вздохнула. Паутина в углу и большой чёрный паук. Мелькнула мысль: «А, может быть, это уже он… Глупости…»
«В углу, картонная коробка…» Она обвела взглядом небольшое, отнюдь не стерильное, помещение и увидела две картонные коробки из-под обуви. Осторожно, замерев на миг, открыла одну, потом вторую… Ничего напоминающего…

Внутри неё что-то дрогнуло. Дзинь… Так мешал чай он… Маленькая чайная ложечка… дзинь-дзинь. Прозрачный стакан и чай, тёмный, густой, душистый… Он любил. Она попыталась сглотнуть, но не смогла – во рту пересохло.
«Даже если они найдут – два часа до Котельнича, незнакомый город, морг… Почему всё так? Они же должны… Но это долго… Нет, я не смогу», - думала она, автоматически закрывая замок. Несколько шагов до больницы казались ей вечностью…
- Хорошо, мы отвезём сами. Позвоните, мы скажем, когда можно приехать.
Она плохо помнила, что было дальше. Электричка…
Она опоздала… Доехала до райцентра, где они обычно закупали продукты, – надо отпеть. Девочки-певчие плакали. Они знали его, он никому не делал зла. Алкоголики тоже разные бывают. Почему одних водка меняет, а других – нет…

Она перебирала в памяти те короткие мгновения счастья и думала, думала… В пути хорошо думать. Три долгих часа, домой… Хотелось спать. Она закрыла глаза. Чистые голоса певчих продолжали звучать, заставляя плакать. «Но нельзя – кругом люди, люди, люди… Спать, так хочется спать».

Много позже был долгий путь: справка в одном городе, очереди, останки в другом. По пути за ними она зашла в магазин, чтобы купить ведро с крышкой. Но запаха не было. Она осторожно перекладывала обгоревшие кости и часть черепа из огромной картонной коробки в ведро, повторяя: «Потерпи, родной, потерпи…»
Паутина в углу уже пропала… Сороковой день. «Прости, не успела. Но мы помянем, обязательно помянем…»
Она выложила на стол нехитрые закуски, бутылку водки и они долго вспоминали, перебирая в памяти то общее, что связывало его и этих, таких добросердечных, милых и образованных людей. Он часто бывал здесь. Деревня, где он жил, была их родиной. Пруд, караси, лоза… И корзины – они остались у очень многих, как память о нём. И не только корзины…

Четыре часа и она снова дома. Перрон, ведро, справка от врача, свидетельство о смерти…
Письмо бывшей жене, которое вернулось обратно… поиск родственников. Она хоронила его одна. Никто, ничей… А где-то далеко в Сибири жена, о смерти которой он уже не узнал – она умерла годом раньше, сердце… И сын, которому он не нужен… И здесь, в городе – родная тётка и ещё много родственников. Он мог бы жить… Ровно за месяц до трагедии ему исполнилось сорок семь.
Никто для них. И целая вселенная для неё. И вместе нельзя. И врозь – невозможно…

Напротив его могилы сосна, уже совсем большая…
А она ходит по городу и часто ловит себя на мысли: «А вдруг он жив? Останки человеческие, но чьи – неизвестно…»
Знакомый силуэт: широкие плечи, высокий, худой… и её сердце замирает.
Красная рябина на белом снегу… Свидетели говорят, что первой загорелась крыша.
Пропал и кот. Чёрный, бархатный. Именно такие ночи были там, в этой опустевшей деревне. Бархатное небо и сияющие звёзды. Много звёзд… Почему в городе не бывает таких?
***
И что лучше?
Захолустье, где люди, несмотря на отсутствие элементарных удобств, продолжают жить, любить, оставаясь при этом людьми. Или цивилизация, всё чаще приводящая к появлению особого типа людей.
Наверно, и те, и другие есть везде… И надо ли писать? Имею ли я право перебирать те ягоды на виду, пусть редких, но читателей? Судить не мне.
Горькие, кислые, терпкие, засохшие…

2016