Я хорошо помню тот день, когда эта картина появилась в нашей квартире. Я пришла из школы (а училась я тогда в шестом классе) и увидела, как папа склонился над холстом, разложенным на столе. Он обрадовался, увидев меня: «Смотри, Лялечка, что я принёс! – воскликнул папа. – Ты не поверишь, где я это нашёл! На чердаке нашего института!»

Папа преподавал в институте начертательную геометрию и черчение. Он зачем-то полез на чердак. А здание старое, построенное ещё в начале века. Там и нашёл среди хлама свёрнутый в рулон холст. Эта картина, видимо, ещё со времён гражданской войны там валялась. Возможно, когда белые отступали, спрятали её на чердаке, а потом просто забыли о ней в спешке.

Папа был ценителем редкостей. А эта картина была действительно необычной. На ней был изображён старик в бархатном халате. Его окружали колбы с разноцветными жидкостями, разные стеклянные сосуды. Одну колбу старик держал в руке и внимательно рассматривал содержимое. Тусклый свет освещал его каморку, придавая всему находящемуся там какую-то чарующую таинственность. Изображение было настолько реалистичным, что становилось не по себе. Будто я заглянула в давно прошедший век и увидела вживую этого старика, будто находилась рядом с ним в той комнате.

Но самое удивительное – это манера письма и точность, с которой были выписаны все детали. Чувствовалась рука большого мастера.

Папа сказал: «Смотри, какая работа! Это похоже по манере на Рембрандта. А изображён, по-видимому, алхимик. Видишь, сколько у него всяких склянок с разными препаратами? А посмотри, как художник изобразил колбу! Как точно передал стекло! Оно тонкое и прозрачное – прямо как настоящее!»

Папа восторгался своей находкой. Потащил её в музей. Там определили, что это копия с какой-то картины неизвестного нидерландского художника. Папу это не смутило. Мы вместе с ним яичным белком очистили полотно от грязи, вставили в чёрную раму, которая ещё больше подчёркивала таинственность изображения. И картина заняла место в моей комнате прямо напротив моей кровати.

Я не возражала. Засыпая, могла подолгу смотреть на этого старика и даже мысленно разговаривала с ним: желала спокойной ночи, а утром здоровалась.

И вот однажды утром, взглянув на картину, обнаружила нечто странное. Не сразу. Сначала почувствовала некий дискомфорт. Картина была изучена мной до мельчайших подробностей, но в то утро жидкость в колбе будто стала чуть темнее, чем прежде. «Показалось», – подумала я и убежала в школу.
Вечером перед сном всё на картине вроде бы было как всегда. И я пожелала старику спокойной ночи. Но наутро, когда я с ним поздоровалась, мне показалось, что он на меня посмотрел!

И так каждый день я стала замечать небольшие, едва заметные изменения в картине: то буква на свитке перед стариком уже не та, что была раньше, то колбы чуть сдвинулись, то рукав на халате повыше приподнят…

А папа ничего не замечал. Он приводил к нам коллег, студентов, показывал эту картину и не переставал восхищаться ею: «Смотрите, как живой! Правда, Лялечка?» Я подтверждала. Правда, всё с меньшим энтузиазмом. Я стала бояться этой картины.

И однажды ночью мне приснилось, что старик вышел из рамы и присел ко мне на кровать.

– Не спишь? – спросил он.

Я зажмурилась, изображая спящую. А он продолжил:

– Не спи! Мне нужна твоя помощь. Я хочу изготовить философский камень. И мне не хватает одного очень важного компонента. Мне нужна кровь рыжего мужчины. Немного – две унции. Завтра принесёшь – и у меня всё получится.

А назавтра я заболела. Поднялась температура аж до сорока! Когда пришла в себя, увидела папу. Он склонился надо мной:

– Что ж ты, Лялька, меня так напугала? Мы так все боялись за тебя! И в бреду несла всякую околесицу: кричала «уйди, уйди», про какую-то кровь говорила, плакала – рукой на картину показывала. Но, слава Богу, кризис миновал. Теперь пойдёшь на поправку…

– А где картина? – я вдруг увидела, что там, где она была, висит натюрморт с сиренью.

– Нравится? – спросил папа. – Это тебе вместо алхимика. На блошином рынке купил у одного художника. Правда здорово?

– А где старик?..

– Я ту картину подарил доктору. В благодарность за то, что он вытащил тебя с того света. Не жалей! Смотри, какая сирень красивая! Как живая! Поправляйся, рыжик мой!

Кто бы говорил! Сам-то огненно-рыжий – а я вся в него!

И я тогда почувствовала, как же сильно я его люблю. Он настоящий. Он у меня золотой! Нет, даже дороже золота. Бесценный. Папка мой!..