В наше сложное урбанизированное время человека всё чаще тянет назад к природе. На первый взгляд, всё очень просто. Но если внимательно проанализировать конкретные детали человеческого существования, то получается двоякое мировоззрение на бытие окружающего пространства. Лично меня всю жизнь тянет к первозданной природе, в которой я, собственно, и нахожусь: ландыши, соловьи, очаровательные рассветы и умопомрачительные закаты, свежий воздух и вода. И так далее… До самой, до бесконечности. Ну и прекрасно, ну и хорошо. Но есть одно не удаляемое, но. Ведь всё это природное восхищение я вижу с постоянно поднятой задницей на огороде. Наверное, именно она всем этим и восхищается.

Пятнадцать тысяч лет назад на земле, на самом деле, существовал рай, который частично описан в библии. Было тепло круглый год. Труда тяжёлого никакого не надо. Еды море, одежда не нужна, соответственно и взаимоотношения кроме безудержного секса не требовались. Ешь, спи и наслаждайся окружающей флорой и фауной, ежели, конечно, случайно саблезубый тигр не сожрёт или молния в самое темечко не ударит. Через некоторое время несколько похолодало, пришёл злой и страшный ледниковый период, а вместе с ним и всеобщий крах. Люди, в основной своей массе, вымерли вместе с мамонтами. Остались единицы – дернутые на всю голову трудяги, вроде меня-горемыки. Они чуть было не деградировали совсем и не превратились в обезьян, но вовремя появился сэр Чарльз Дарвин со своей беспримерной теорией об эволюции видов. Всё бы хорошо, но единственное огорчение: раньше жили по пятьсот лет, ничего не делая, а сейчас по шестьдесят, иногда и до шестидесяти пяти дотягивают, чтобы почувствовать, хоть ненадолго, вкус долгожданной пенсии.

К чему всё это я веду? А вот к чему. Человека тянет именно к той природе, которая была пятнадцать тысяч лет назад. Не забывайте, что непрерывное тяготение идет на полном подсознательном генетическом уровне. Зов предков, так сказать.

Чтобы хоть как-то, действительно, воссоединиться по-настоящему с природой, решил я пчеловодством заняться. Захотелось мне, видите ли, какого-то тёплого, нежного, жужжащего… Вот, например, пчела. Она во все времена вызывала бурные эмоции и удивительную симпатию у людей. Короче, чтобы делать, особо ничего не делать и чтоб мёд при этом кушать от пуза и деньги лёгкие зарабатывать.

Прислушиваясь к рассказам опытных пчеловодов, я уяснил для себя раз и навсегда, что любой балбес может заниматься пчеловодством. Ведь это занятие не требует ни усидчивого кропотливого труда, ни чрезмерных капиталовложений, ни каких-либо особенных условий. Заинтересовался, ваш покорный слуга, райской жизни захотел. Я с великим оптимизмом стал представлять все будущие действия. Начал сильно верить в свои способности, и неограниченные возможности.

Как всегда, на помощь должна была прийти книга. Но, прочитанные мною статьи в книге по пчеловодству, незаметно пролетели мимо ушей и мозговых извилин. До такой степени непонятности про особые моменты понаписали, что пошли бы к чертям собачьим, писаки неумелые... Заумные книжные изречения никакой стороной до моего интеллекта не зацепились. Оказалось, всё очень просто: здесь на лицо всем известные обстоятельства, необходима обыкновенная тупая практика. Желательно – под надзором опытного пчеловода.

Опытного пчеловода не нашлось. Я долго ходил вокруг пчелиных домиков, размышляя о сущности бытия. Что самое интересное, ни одна пчела не соизволила сделать даже намёк на вражеское поползновение. А как же, хозяин-то рядом. Не стоит его по пустякам беспокоить. Может проучить, если что. Наконец, наступил тот момент, когда я сам, со своими собственными силами, без чьей либо помощи, осознавая всю предполагаемую грядущую опасность и сложность намеченного мероприятия, должен был поступиться всеми нахлынувшими чувствами, амбициями и логическими умозаключениями. Короче говоря, взять козла за рога, то есть пчелу за жало.

Стоял удивительно–теплый солнечный день. Ещё не было невыносимого летнего зноя, но и весна уже торопливо помахивала на прощание в знак особого уважения перед грядущими сезонными переменами. Птицы давно понастроили себе целые районы дачных посёлков и, с великим природным подъёмом благородного инстинкта, высиживали следующее поколение пернатого потомства. От их ораторского искусства становилось порой достаточно легко на душе: вольно, спокойно и умиротворённо. Ландыши уже давно отцвели и передали эстафету следующему слою удивительного многообразия красок и ароматов очаровательных соцветий. Природа–матушка дарила один из
незабываемых, чудесных и удивительных дней, полных эмоционального, душевного и творческого подъема.

И до того небо бездонное! И до того даль бесконечная! И до того ширь бескрайняя! Что хочется выйти в поле и заорать беспечно:
— Лю-у-у-ди! Жизнь прекрасна!

Но куда девать мысли о неизвестности постановочной деятельности в области организации пчеловодческого производства? А это, как ни странно, напрягает хуже любой работы. Какой–то я нервный стал, дерганный и озабоченный. «Ну, не знаю я, что с ними делать, – било настойчиво по мозгам. — Когда не знаешь, то прешь напролом и, конечно, погибаешь. Известная военная истина. В конце концов, настоящие герои легких путей не ищут. Не идут в обход сложившихся обстоятельств. Потому что, если ты в душе настоящий Александр Матросов, то должен честно отдать свой долг Родине, несмотря, ни на какие преграды, стоящие на непростом пчеловодческом пути. Плевать на них с самой высокой колокольни»!

Я вынес из дома обмундирование, необходимое для совершения определённых наступательных операций, направленных к профилактическому осмотру пчелиного хозяйства: резиновые сапоги, кожаную куртку (облегчённый вариант), перчатки, широкие штаны, противомоскитную сетку и резинки. Что поделаешь, решил обойтись без дымаря.

После того, как была проделана данная подготовительная процедура, я решительно и смело сделал очень значимый и важный шаг, на пути достижения новых высот природного мироустройства. Бражка, нежно и мило обволакивала мою уравновешенную, но чересчур сентиментальную душу. Она по родному давала понять, что не стоит с кондачка лезть на амбразуру и вливала в мои недоверчивые мозги довольно важные советы:
— Самое главное, не лезь на рожон. Будь спокойней. Твоя задача, на данном этапе действий, заключается лишь в том, чтобы произвести разведку боем. Подними крышку. Возьми рамку в руки. Затем другую. Осмотри их со всех сторон. Познакомься с пчелками. Влейся в их дружный коллектив, — усиленно било по моим мозгам.

Один из самых ответственных дней из моей трудовой жизни постепенно, но уверенно набирал свои солнечные обороты. Небо обнимало, птички чирикали, цветочки обдавали незабвенным ароматом и… манили – манили на совершение очередного деревенского подвига.

Как только я подошёл к первому улику, моя твердость и уверенная решительность несколько сникли, потому что значительно усилилось жужжание... Как мне тогда показалось: «Не настолько уж они и домашние». Какая-то дикость промелькнула в окружающем пространстве. «Так, по-моему, начинаю паниковать, — подумал я про себя и, чтобы не затягивать время на размышления, снял крышку с улья и положил рядом, на землю. — Вот и всё! А ты боялся — даже шлем твой не помялся! – пробормотал я, приподнимая дрожащими руками рамку. — Ничего тут страшного–то как раз и нет!»

Я шептал про себя без умолку, а глаза глядели не на рамку, а на тучу высвободившихся монстров. Боже мой, от быстро набегающего ужаса, ваш покорный слуга стоял в самом эпицентре этой тучи, которая ежесекундно увеличивалась в размерах. «Я тучка, тучка, тучка… я вовсе не медведь», — непроизвольно выскочило с языка и тут же залетело обратно. «Надо было, всё-таки, подымить немного», — промелькнула очередная, но очень запоздалая мысль.

И все же я был настроен по-боевому, по-ударному, по пчеловодному, так сказать. И только хотел приступить к дальнейшим действиям, а каким – чёрт его знает, то проснулся мой верный товарищ, всегда выручающий меня в самую трудную минуту – внутренний голос.
— Вовка, бросай-ка к дубам берёзовым всё! Они ж, гады, тебя заживо сожрут. И никакие перчатки не помогут.

А тем временем… Рой немецких истребителей вчистую разбомбили мозги одинокого «Покрышкина». А что я мог сделать без поддержки, без помощи? Незаметно как, рамка встала на своё место, крышка с грохотом захлопнулась, а ноги понесли тело великого пчеловода по направлению к дому. Причём так понесли, что туловище едва поспевало за ногами. Орда полосатых варваров не отставала… Некоторые из зверских захватчиков залетали вперёд, преграждая тем самым путь к отступлению. Но, вот оно, заветное крыльцо. Я махнул, как только мог, руками, словно мельничными крыльями, чтобы на долю секунды отбиться от
стаи злых, летающих динозавров. Тут же вспрыгнул на крыльцо и… захлопнул за собой дверь.
— Что, съели, злыдни?

Хорошо, что смекалка и сноровка вовремя не подвели. Хорошо, что оделся как следует. Хоть в такую жару и струился грязным потоками пот по всем участкам кожи, зато не взяли в плен эти варвары и не сожрали. Показав через стекло наглые и бессовестные рожи, пчёлы оскалились и выставили свои страшные зубы с огромными клыками. Они сделали прощальный виток и, с геройским видом, что отбили врага, помчались в свою крепость. Я с превеликим удовольствием показал им дулю и высунул язык.
— На-ка, выкуси!

Первым делом, скинул пчеловодческую маску и бросил ее на пол… Полной грудью хапнул больше свежего воздуха: «На фига мне такие мучения? Вы ещё не знаете, с кем связались. Вы ещё не знаете, на кого подняли свой острый нож. Вы ещё не знаете, какой я беспощадный и мстительный в борьбе за своё достоинство, за своё свободолюбие, за свою честь. Держитесь, насекомые»! — прокричал я через стекло и начал скидывать куртку.

Бог, ты мой! Божечка всевышний! И вы, все его ангелы! Я ж не знал тогда, что в складках одежды надёжно, до поры до времени, притаился коварный и вредный полосатый отряд партизан. Кое–как я снял штаны. А когда их снимал, то наклонился. В это время как выскочит эскадрон гусар летучих, как выпрыгнет из засады, да как пустит в ход все свои противоправные действия, вплоть до извращенных, что взвыл я истерическим, диким и страшным голосом!
— Бах…
— А-а-а!
— Бах–Бах…
— Твою мать!
— Бах–Бах–Бах…
— Сволочи!
— Бах…
— Мама родная!
— Бах…
— А-а-а!

Это только снизу. Потом, столько же и сверху. Смертельная доза. А еще в такие места проникли, нехристи, что ни в сказке сказать, ни пером описать. Если бы рядом находились люди, то они непременно сдали бы меня в психушку. А как же, сидит… глаза закатил, головой трясет и завывает:
— Если б мишки были пчелами, никогда бы, нипочем, никогда бы не подумали высоко так строить дом.

Собственно, на этом моя пчеловодческая деятельность и закончилась. Если не считать, что морду от задницы невозможно отличить: обе красные, опухшие до неприличия, и слёзно просящие, хоть какого-то снисхождения, жалости и сочувствия.

Больше я к пчёлам не подходил. Пусть пасутся сами по себе. За причинённый мне моральный и физический ущерб, пришлось их малость экспроприировать – конфисковать мёд. Поздней осенью, когда враги полегли спать на зимовку, я их обкурил, на всякий случай, и вырезал из сот [i]скопившийся мёд. Хоть и был на них в обиде, но половину меда оставил на корм.

Тем не менее, в ту зиму у многих пчеловодов пропали пчелы. Так же и у меня, они погибли смертью храбрых, сам не знаю отчего. Хотел сказать, что сдохли, но один знатный пчеловод из хутора Индычий назидательно выговорил мне:
— Дохнут только люди. А пчелы… Пчёлы умирают.