Бабка Кирьякия, а в народе уважительно, Карповна, была для всей округи чем-то вроде “скорой помощи”. Если хвороба какая скрутила - к ней, корова отелиться не может, опять же, к Карповне, дочка в девках засиделась, - бабушка, помоги, посоветуй. Но особливо долюбливали навещать Карповну деревенские мужички. Как только на двери местного супермаркета, занявшего торец старого амбара, навешивался замок, народная тропа поворачивала к избушке Карповны.

– Мёдом у неё, что ли, намазано, как вечер, так полдеревни - на водопой! – в сердцах сплюнет какая вслед своему муженьку, да и пойдёт Малахова досматривать по телеку.

Надо сказать, что самогон у Карповны был справный, настоянный на каких-то ей одной известных травах, шишках или ещё на чём. Состав напитка мало интересовал недопивших в дневное время покупателей. Важно, что шла “карповка” легко и мягко, словно дорогой коньяк и содержала около шестидесяти оборотов. Одна беда - жила “скорая помощь” далеко, на дальних выселках, в аккурат, посреди леса. Пока дойдёшь, протрезвеешь.

Так бы непримечательно и текла жизнь в деревне, если бы не одно происшествие, которое в корне изменило привычки сильной половины деревенского бомонда. А случилось это вскоре после того, как погиб единственный на всю округу непьющий водитель весельчак Василий. Задержался он как-то в городе, ехал домой уже за полночь. Что там случилось на перекрёстке у дороги к лесу, кто ж теперь узнает, только не вписался Василий в этот поворот. Наутро нашли его, зажатым между рулем и сиденьем в искорёженном грузовике бездыханным. Беднягу похоронили, грузовик отволокли за околицу, на местную свалку.

После этого случая и пары месяцев не прошло, как на деревенских мужиков морок какой-то напал, иначе и не назовёшь: и видеть не хотели спиртное, не то, что употреблять. Не сразу все скопом, как это бывает при эпидемии, а по очереди, по одному. На работу ходили, но после - ни ногой из дома. И на все вопросы отвечали молчанием.

Первой забила тревогу Нинка, жена тракториста Петра. Поспрашивала у соседок, как их благоверные относятся к поллитровочке. Оказалось, что по-прежнему, с удовольствием. Она и успокоилась на время. Мало ли какие тараканы появились в голове у мужика? Не пьёт, и слава Богу! Лоб перекрестила в благодарность и стала строить планы на нежданно-негаданно сэкономленные от алкоголя деньги.

Тут ещё две молодухи повстречались, пообщались и выяснили, что деревенская армия трезвенников пополняется с пугающей неотвратимостью. Почему пугающей? Ну вы и спросите! Так трезвый мужик, почитай, что новый мужик, незнакомый. И как ещё с ним жить-то приноровиться, нужно подумать. Пьяному что? Приполз домой под утро, ты ему тарелку под нос, поел, и - в люлю. А то и вовсе без ужина обходится, сразу спать заваливается. С утра он или на работу, или похмеляться. Бывает, что неделями супруг со своей супружницей не сталкивается. Иногда, по-пьяни, сталкивается с чужой, но это уже другая история. Никто никому не мешает. Да, случается, переберёт хозяин, бузить начнёт, жену с детишками гонять по двору, но ничего, это дело привычное. Стоит только на улицу выскочить, его свои же собутыльники и успокоят.

Когда обстановка в деревне накалилась, у местечкового ритейлера организовался стихийный бабий сход, начало которому положила Кирьякия Карповна. Она ради такого случая даже из лесу вышла. Да и то правда, “бизнес-то ейный потерпел фиаску”, как поведала всем змея Клавка, у которой и мужа-то никогда не было. По крупице сведений, что удалось вытрясти каждой из своей половинки, бабы собрали общий пазл и поняли: мужики чего-то боятся. Остаётся всего-ничего - выведать, откуда этот страх.

Если что-то задумала одна женщина, она своего добьётся. Это известно каждому мужику. А если пол деревни? Стихийное бедствие! Торнадо в подмётки не годится. Вечером за ужином у всех на столе стояла бутыль с лучшей “карповкой”. Так бабы решили одним выстрелом уложить две цели: поддержать терпящий убытки от их мужей бизнес Кирьякии Карповны и создать повод для нужного разговора дома. Был ещё бонус, о котором все скромно помалкивали: сегодня можно будет самой расслабиться. Если муж не пьёт, не пропадать же добру!

Утро выдалось не из лёгких, впрочем, как и ночь. У всей прекрасной половины деревни банально болели головы. Бутылка на столе дала тему для разговора по душам. Кто из мужиков мог спокойно смотреть абсолютно трезвыми глазами, как благоверная медленно, по глоточку, опустошает рюмку за рюмкой? При этом она нежно смотрит непонимающим взглядом и произносит: “А ты почему не пьёшь? Я ведь так старалась для тебя. Смотри, какой стол приготовила, бутылочку купила. У нас же сегодня годовщина знакомства (поцелуя, прогулки при Луне, поездки …) Ты, случаем, не заболел? Ну расскажи, что случилось. Я же волнуюсь!” В ход шли уговоры, ласка, даже шантаж (буду пить, пока мне всё не расскажешь). Если попадался крепкий орешек, в дело вступала ночная кукушка. В эту ночь раскололись все.

Встретились бабоньки на пустыре за магазином. Сердобольная Танюха, продавщица, снабженец, грузчик, уборщица и завмаг одновременно, вынесла каждой по банке просроченного пива. Собрались не все, случились потери. Однако, это не повлияло на общую картину бедствия, постигшего деревню. Если не вдаваться в подробности, история каждого нынешнего трезвенника была, как под копирку. Спасибо технически подкованной Маринке, она записала признания своего благоверного Тимофея на диктофон. Теперь и мы можем их послушать:

– Мариш, ну ты же знаешь, что я работаю допоздна, а лавка закрывается в пять. В тот вечер мне просто необходимо было выпить: с бригадиром сцепился, аванс не дали, да и ты с утра сычом глядела, – Тимошка тяжело вздохнул, помолчал, но не услышав поддержки, продолжил, - В общем, направился я к Карповне. Дорога не близкая, время приближалось к полуночи, да и стремался я. Среди наших уже шёл слух о проклятой дороге, ведь несколько ребят на днях завязали. Иду, значит, я и слышу где-то сзади нарастающий шум мотора. Кто бы это мог быть, думаю, никак залётный? Наши-то все безлошадные, а если к Карповне направляются, так уже лыка не вяжут, идут ножками. Решил я сойти с дороги, мало ли что. Сполз в канаву, а там, ты же знаешь, дорожники недавно углубили, прокопали. Грязи! Сижу. Жду. Показался свет фар. Смотрю, мимо меня проезжает газик Василия с раздолбанной мордой и рыскает фарами по сторонам, словно кого-то ищет. У меня волосы зашевелились везде, где только росли. А сам я прирос к земле, пошевелиться не могу, кажется, даже корни пустил. Вокруг – светло, как днём, полнолуние же. Гляжу, а в кабине никого нет. Пусто, понимаешь? Машина разбитой мордой вертит, принюхивается, ну, ей-ей, как живая. Проехала мимо. Я уже решил, что пронесло, но нет, она развернулась и направилась прямо на меня. Я рванул по полю к лесу. Она - за мной. И представляешь, ей пофиг, что канава, что пашня, прёт и гудит. Догнала она меня, Мариш… Я упал. Машина наехала сверху. Слышу голос, скрипучий такой, металлический: “ Не ты ли это тот пьянчужка, из-за которого погиб мой любимый Василий? Вылетел тогда под колёса, шатало его, дороги было мало. Вот мой Васенька и крутанул руль неудачно, чтобы избежать наезда на этого… Ну-ка повернись лицом, я его запомнила. Пока не найду, да не убью, не успокоюсь. А если не найду, то буду убивать каждого, от кого исходит алкогольный дух”. И тут я потерял сознание. Очнулся, машины не было. Светало. Рядом - две глубокие колеи. И вот тогда я поклялся, что всё, больше не пью. Ну его!

На пустыре стало тихо. Метрах в двухстах виднелась свалка. Над ней возвышалась кабина васькиного газика. Подлеченные пивом головы, как по команде, повернулись в её сторону.

– Кажись, раньше машина-то подальше стояла, – медленно произнесла тётка Фаина.

– И то правда, – поддержала её молодуха Тася.

– Ой, кажись, фары светятся! – вскрикнула Нинка.

– Пойдём посмотрим? – предложила любопытная Верка.

– А чё там смотреть? Боязно как-то, – сказала Марина. – Сделала машина доброе дело, и спасибо ей. Чё там смотреть? Ещё передумает. Мне мой Тимофей трезвым нравится больше.

– И мне.

– И мне.