Сегодня Павлу Ильичу поручили отвезти семилетнюю внучку на турнир. Машка занимается танцами, и дедушка этим очень горд. Теперь к гордости добавилось приятное чувство новой ответственности.

Павел Ильич прибыл к назначенному времени и застал внучкину голову в безжалостных руках дочери: та остервенело приглаживала и натягивала Машкины волосы на Машкину макушку.
- Терпи! Красота требует! – и натягивала.
- Ай! – попискивала Машка, но терпела.
Наконец, волосы были натянуты до идеальной гладкости, уложены в хитрозакрученный пучок, похожий на пироженку, и густо залиты лаком под победный выдох мамы и обречённый вздох Машкиного терпения. Ей в этом ещё целый день ходить.
Павел Ильич торжественно выслушал все наставления, принял из рук в руки необычайно красивую Машку, увесистый рюкзак с необходимыми причиндалами, и они отправились покорять Машкиной красотой мир, то есть выступать на турнире.

Во Дворце спорта к гордости и ответственности добавился дикий восторг. О! Прекрасные грациозные люди всех возрастов, изящество движений, костюмов, причёсок... Да, восторг! Всё это шумело и двигалось под заводные латинские ритмы. Павел Ильич в свои шестьдесят впервые оказался на таком мероприятии, поэтому от великолепия оробел, но был чрезвычайно счастлив.

Легко пережив нервозную часть с регистрацией, ожиданием опоздавшего партнёра Феди и сложностями переодевания Машки в ярко-розовое платье, он сдал внучку во временное владение тренеру, а сам устроился на свободное зрительское место - наслаждаться. Восторг, восторг!
Пары на паркете извивались под зажигательную самбу. Вниманием Павла Ильича завладела танцорша из какой-то молодёжной категории. О, какие искусные движения! И этот умопомрачительный шоколадный загар…
Так-то они все там загляденье. Сверкающие подобия платьиц, изящно оголённые тренированные спины. Изгибы смуглых (где только загорают зимой?) безупречных линий завораживали грацией. Но эта девушка особенно притягивала взгляд. Павел Ильич смотрел на неё и понимал: красота – великая сила. Эсмеральда! Так он мысленно прозвал танцоршу. Черноволосая, гибкая, взгляд – огонь. Триста пять – этим номером был помечен её партнёр. И Павел Ильич стал болеть за триста пятый, прислушиваясь к объявлениям о выходе пар в следующий тур.

Он поискал глазами розовое платье и макушку с пироженкой. Нашел: Машка и Федя, растопырив руки в поддержке, стояли как вкопанные перед тренером, а тот обеими руками тянул за шею Машкину голову вверх, будто собирался полностью вытянуть её из Машки. Одновременно он что-то поправлял в ноге у Феди, колотя по ней носком своей. В напряжённых лицах детей читалось преодоление. Павел Ильич одобрительно покивал с таким видом, будто все секреты танцевального мастерства ему давно известны. Неожиданно для себя он почему-то подумал: «Бедные дети», но тут же прогнал эту нелепую мысль. Пусть мучаются, раз так надо. Тренеру виднее, каких жертв требует красота танца. В этот момент к гордости, ответственности и восторгу в душе Павла Ильича присоединилось чувство сопричастности к чему-то великому.
Когда дети размялись, наслаждаться происходящим на паркете стало сложнее, так как всё ответственное внимание требовалось Машке:
- Деда, деда, пить, где моя вода?
- Причёска жмёт, деда-а-а!
- Хоть бы этот дурак Федя ничего не забыл… скажи его маме, деда!
- Где моя касторка? Да не пить, а на туфли, деда, скользко!
- Пшикни тут лаком и пригладь, пожалуйста, ну торчит же!
- Федя путает ноги, деда! У-у, мы из-за него всем проиграем!
И Павел Ильич приглаживал, пшикал, мазал касторкой, подбадривал и успокаивал. Но и на Эсмеральду поглядывал – оказалось, она совсем рядом расположилась с вещами и в перерывах между выступлениями иногда подбегает, достаёт из-под кресла гигантскую косметичку и поправляет макияж.

***
Наконец, Машка выступила. Не обошлось без горьких слёз – Федя что-то напутал, и теперь медаль была под вопросом. В ожидании церемонии награждения Павел Ильич по-прежнему восседал на неудобном пластиковом кресле для зрителей. От непрерывной громкой музыки и бесконечного мелькания ярких нарядов голова начала наливаться чугуном. Павел Ильич достал смартфон и переключился на свои интересы. Лениво почитал новости, потом открыл страницу литературного сайта, на котором ему нравилось пребывать в приятной зависимости. О, свеженькая дуэль. Поэтическая. Ну-ка, ну-ка.

Павел Ильич не успел прочитать – рядом с ним возникла она. Она. Тяжело дышащая после выступления и сильно вспотевшая Эсмеральда в шаге от него резко задрала юбку – ну как юбку, такой сверкающий стразами кусочек набедренной ткани цвета «вырвиглаз» – и вскинула на соседнее с Павлом Ильичом сиденье ногу. Да-да, вскинула, распластала, разложила. От неожиданной близости этой красотищи, от запах пота и ещё кто знает от каких ощущений, способных моментально вышибить разум у скучающего на неудобном сиденье мужчины, Павел Ильич перестал дышать. Танцорша же, не обращая ни на кого внимания, потрясла каким-то баллончиком в руке и стала водить им вдоль вскинутой ноги. И тут Павел Ильич разглядел страшное: нога эта была в безобразных подтёках и пятнах, словно выкрашенная коричневой акварелью картина попала под дождь, а теперь краска стекает с неё уродливыми струями. Баллончик на глазах совершал реставрацию картины: грязные подтёки и белые просветы исчезали, кожа обретала ровный бронзовый загар.
Павел Ильич не сразу понял, что к нему обращаются.
- Не поможете? – пурпурные губы Эсмеральды разъехались в ошеломительную улыбку, а километровые ресницы произвели несколько просительных взмахов. Она протягивала баллончик. О боги, что происходит?
А дива повернулась к нему спиной, оголила стройные ляжки и слегка оттянула резинки боди:
- Сюда бронзатором, пожалуйста!
Ах, бронза-а-атором!
Опешивший Павел Ильич обильно попшикал из баллончика на ждущие обновления потёкшие места. Потом девушка приспустила шлейки с плеч, и он подкрасил ей спину, тоже покрытую тёмными разводами на белеющих островках.
Тут что-то объявили. Эсмеральда встрепенулась и стала судорожно обшаривать взглядом зал, одновременно запихивая бронзатор в косметичку. Неожиданно рядом возник запыхавшийся партнер. Она зашипела:
- Где тебя носит?! Глаза не поплыли? – и вопросительно вытянула шею, приблизив к нему разукрашенную мордашку.
- Всё норм! – он резко развернулся к ней спиной. Эсмеральда ловким отработанным движением перешпилила булавку на обвисшем уголке бумажного листа с номером триста пять. После чего они взялись за руки и побежали на паркет. Там их тела моментально приняли нужные позы, вошли в образ и смешались с другими, извивающимися под страстную мелодию румбы.
А Павел Ильич загрустил. К чувствам, переполняющим его в этот удивительный день, украдкой вползло и ехидно притаилось в уголочке разочарование. Уже изрядно уставший от самого себя восторг это заметил и пришибленно утих.

Чугун в голове гудел всё настойчивей. Пятая или шестая подряд румба бесила. Танцоры на паркете начали сливаться в ужасную пёструю массу. Павел Ильич снова достал смартфон. Ах, да, поэтическая дуэль. Открыл первое стихотворение. Прочитал раз, другой, третий – и понял, что ещё не прочитал ни слова, потому что перед глазами потная жилистая нога Эсмеральды, вся в коричневых подтёках. Это ж надо, раскрашивают себя с ног с головы… Так, сосредоточился, читаю. «Спросить бы холодное мрачное небо…» Зачем красить ноги, они что, когда белые, танцуют хуже? Так, не отвлекаться. «А звёздочки нежно сияют вдали…» Ага, издали они все шоколадные красавицы… О боги, очередное «небо-мне бы», неужели это ещё рифмуют… А сколько краски переводят, это ж клондайк для производителей! ...Что тут с ритмом, не пойму. «И ногу над пропастью горестно занеся…» Да чтоб тебя, прыгай уже… А платье-то всё заляпано коричневым. Но издали не видно, поди ж ты… О чём это всё, сплошной пафос… Сколько разного понапридумано, чтоб судей впечатлить… Ох уж эти мне красивости вместо нормальных образов… Хорошо хоть Машке пока без макияжа можно и без этих… бронзаторов… Так оно про любовь, что ли… А финал хилый… Вот хотел же взять таблетки с собой, старый болван…
Грянул пасодобль. Павел Ильич вздрогнул, чертыхнулся, влепил стихотворению «минус» и устало подумал: «Автору не повезло».
В душу неуверенно заглянуло чувство вины, но его быстро вытолкали обратно – там уже было тесно.

***
Домой ехали почти молча, мысленно перебирая впечатления этого необычного и трудного дня. Только раз Машка, понуро теребя медаль, вздохнула:
- Если бы Федя не сбился, было бы первое место, а не третье, и скорей бы уже вымыть голову от лака, а то больно.
Павел Ильич задумчиво успокоил внучку:
- Да ерунда это всё, Машенька. Главное – что? Главное – красота!