Деревенского рисовальщика Пряжкина постигло разочарование в любви. Его девушка и потенциальная невеста Машка Бабочкина, закончив десятилетку, совершенно неожиданно бросила Пряжкина ради его друга Митьки Солнцева. Местные, в разговорах и сплетнях давно уже промеж собой поженившие Пряжкина с Машкой, так и ахнули: вот это поворот!
Машка по окончании школы уехала учиться в город, а Пряжкин так и остался – оглушённый, растерянный и словно оцепеневший. По деревне ходил точно обухом пришибленный: спотыкаясь; пошатываясь; с бледным вытянутым лицом и ничего не выражавшими, полусонными глазами. «Прям как пьяный!» - восклицали местные бабы, едва завидев одинокую фигуру Пряжкина издалека.
Прошло два года. Страдания Пряжкина со временем притупились и вроде как поутихли. А тут ещё слух прошёл, что ближе к осени новая учительша к ним приедет. По распределению.

***
Учительшу звали Надеждой Богдановной, или, как её попросту прозвали деревенские, Наденькой. Была Наденька хрупкой светловолосой миловидной девушкой лет двадцати. Преподавать она приехала литературу. Вместо прежней учительницы, ушедшей в этом году на пенсию.
Пряжкину Наденька не то, чтобы сильно глянулась: так, ничего особенного… С Машкой, конечно, не сравнить: та - ширококостная, скуластая, пышнотелая, нрава бойкого. А эта – хрупенькая такая, глазки – робкие, вся какая-то неприметная… Но не без девичьего обаяния. Кроме того – учительша. А это вам не баран начихал! Ходить с учительшей – это ого-го какой почёт ухажёру!
Да и то, ему, Пряжкину, уже ведь двадцать пятый год пошёл, а он – всё один да один. Пора бы уж и прибиться к кому…

Для начала Пряжкин наведался в школу и представился новой учительнице местным рисовальщиком. А потом спросил, не нужна ли ей помощь в оформлении класса.
- Да пока, вроде, нет… - неуверенно-робко произнесла Наденька. – Пока сама справляюсь.
- Ну… если что, обращайтесь. Пряжкин я. Николай.
Наденька обещала.
В тот же день, ближе к вечеру, Пряжкин постучался в двери дома, где новая учительница снимала комнату. Отворила Наденька, хозяйки дома не было. Узнав Пряжкина, от неожиданности ойкнула.
- Здрасьте ещё раз! – весело сказал Пряжкин. – А… мне бы… тёть Глашу повидать. Дома она?
- Нету, - всё так же смущаясь ответила Наденька. – Ой, да вы проходите, проходите! Вот… Можете здесь сесть и подождать. Она скоро придёт.
Пряжкин сел. Наденька села тут же, напротив, и, смущаясь, думала, чем бы занять гостя. Пряжкин, видя её замешательство, сам пришёл ей на помощь:
- Да вы идите к себе, если нужно. У вас дела небось? Небось тетрадки проверять надо?
- Ой, да!.. Вы знаете… - облегчённо выдохнула Наденька, - столько сразу всего навалилось!.. И подготовка, и тетради… Просто голова кругом!.. Не знаешь, за что хвататься…
И Наденька, увидев в Пряжкине сочувствующего слушателя, с удовольствием поведала ему всё, что накопилось у неё на душе за первые месяцы работы. И вскоре сама не заметила, как уже смеялась шуткам Пряжкина и сама шутила в ответ. Так изголодалась по простому дружескому общению! А молодой человек, к тому же, был довольно мил и по-доброму настроен. А уж этот его окающий деревенский говор с каким-то тёплым грудным тембром, до чего ж забавно!.. До чего же прелесть!.. Так бы и слушала…
Вошла тётя Глаша – старушка восьмидесяти лет. Пряжкин вежливо поздоровался с ней и продолжил разговаривать с Наденькой. Та, забыв обо всём, в тон ему отвечала. Тётя Глаша, покосившись на Пряжкина, прошла в закуток на кухне, стала греметь кастрюлями.
Часа через два, прощаясь с Наденькой, Пряжкин спросил, можно ли ему навещать её иногда. Наденька, зардевшись от удовольствия, ответила, что можно.
- Ну шо? – полюбопытствовала тётя Глаша, хитро глянув на Наденьку. – Понравился кавалер?
Наденька от неожиданности чуть не поперхнулась:
- Д-да вы что, тёть Глаш? Какой кавалер? Ой… да ведь он же к вам приходил!..
- Чаво-о-о? Ко мне?
- Ну да… «Мне бы, говорит, тёть Глашу повидать…» Спросил, дома ли вы…
- О-о-хх!.. Ко мне!.. К тебе он приходил, к тебе… Поняла ли? Тетёха!.. Познакомиться…

***
В следующий вечер Пряжкин уже сидел в Наденькиной комнатке. Наденьку он застал за подготовкой к урокам. Но едва Пряжкин вошёл и уселся напротив Наденьки, как уроки тут же были надолго забыты.
В этот раз Пряжкин был как-то нарочито немногословен и рассеян. Ему снова вспомнилась Машка и её предательство. Старая рана заныла с новой силой. А всё потому, что Наденьке вдруг, не понятно с чего, вздумалось запеть популярную песенку с легкомысленным мотивом «У меня сегодня замуж вышла старшая сестра». Машка в своей семье тоже была старшей сестрой и собиралась замуж за его бывшего друга Митьку Солнцева.
- Не надо! – недовольно приказал Пряжкин Наденьке. Она послушно замолкла.
Сегодня Пряжкин ей особенно нравился. Нравилось его кисло-вытянутое лицо с аристократической бледностью, его ничего не выражающий, словно в себя устремлённый взгляд (это казалось ей признаком напряжённой духовной жизни). Но больше всего ей нравилось его разочарование в любви. О котором первой её просветила тётя Глаша (« - Ой, парень-то какой! С девушкой ведь он дружил… Уж так дружил, так дружил!.. А потом она уехала, дык он так переживал, так переживал!..»), а потом и сам Пряжкин:
- Была у меня одна серьёзная любовь… Была…
- И… что же с ней стало?
- Ушла, - вздохнул Пряжкин. – К моему другу. Он – её первая любовь. Наверное, не смогла забыть…
У Наденьки внутри аж защемило: бедный!.. несчастный!.. разочарованный!.. Сколько боли в его словах!.. Ну, ничего… Она, Наденька, сумеет спасти его от этой боли, сумеет воскресить умершие по вине другой чувства. Как Татьяна Ларина в Онегине!
- И… что же, вас больше никто не полюбил? Не пожалел?
- Да нет… Встречался потом с одной женщиной. С ребёнком… С полгода. Но… она… ну… в общем… не получилось ничего. Она… ну… характер у неё очень уж вредный оказался!.. Вот.
- Да-а?
- Угум. Будет тут… показывать ещё свой характер!.. Я и сам тоже показать могу!..
Наденька сочувственно вздохнула. Бедный Пряжкин! Николай… Что ж ему, бедолаге, так не везёт-то? Прямо, одно разочарование за другим!.. Нет, она, Наденька, ни за что его не разочарует! Даже повода не подаст. Не то что все эти женщины с вредными характерами и вероломные друзья! Это ж надо, сколько человек натерпелся! Друг предал, любимая… Вот она, Наденька, окажется выше, чище, мудрее их всех. Именно она станет настоящим спасением для Пряжкина, его настоящей судьбой!..

В другой раз Пряжкин пригласил Наденьку к себе. Поломавшись для приличия, она всё же согласилась. Пряжкин показал ей свои рисунки, иконку с Иисусом Христом, которую сам написал. У Христа на иконке было такое же вытянутое, бледное лицо, как у Пряжкина. Только глаза – не флегматично-равнодушные, а словно окрылённые надеждой.
- Ой! – восторженно воскликнула Наденька. – Он… он на тебя похож!..
- Да? – равнодушно переспросил Пряжкин и слегка пожал плечами.
- А это что? – Наденька указала на лежащую рядом тетрадь. – Тоже рисунки?
- Нет, это стихи.
- Стихи?! Чьи?
- Мои.
- Твои?! Ты… ты пишешь?
- Писал раньше. Когда с Машкой гулял…
У Наденьки вдруг ни с того ни с сего погас весь восторг. Но всё же любопытство пересилило и спасло начавшееся было портиться настроение:
- А… почитать можно?
- Конечно, Маш… ой… Надюш! Извини…
Буквально физически Наденька вдруг ощутила, как лицо её пасмурнеет каждой чёрточкой. Но невероятным усилием воли она заставила себя вежливо улыбнуться: стихи она любила!
С замиранием сердца раскрыла тетрадь. В каждом стихотворении царила Машка:

“Зачем меня по имени ты позвала?
Ты в сердце точно стрелы запустила!..
И вот одна из них проворная стрела
Впилась и больно в душу укусила!..
Тотчас узнал следы зубов твои я
И боль, что сердце полонила!
Святое имя этому дано – твоё, Мария!..

10.02.1980

Мне не забыть, Мария, ни глаз твоих влюблённых,
Пленительной улыбки, которою звала,
Ни клятвы шёпот потаённый,
Ни то, как сладко мне лгала!

17.05.1985”

"Я думал: "Меня любят!", а это был обман.
Тащился сквозь пустыню, а видел - океан.
Любви мираж мне мнился и ты среди цветов!
Я путь к тебе проделал сквозь тысячу мостов.
Был "Мост Влюблённых взглядов","Смущенья и стыда",
Был "Мост в любви признаний" и "Вместе навсегда",
Был "Мост непониманий","Отчаянья", "Обид"...
Обрыв... и вниз лечу я... с последнего моста.
А там - покой пустыни, бесплодие песка...
Ах, если б знать заране обмана круговерть,
Куда как было б легче к бесплодию лететь!..

20.08.1987"

И всё – в таком духе. Вся тетрадь. Все 48 листов в клеточку. Под каждым стихом стояла дата его написания. Пряжкин, по мере того, как Наденька прочитывала и перелистывала страницы, комментировал:
- Вот это я написал, когда только влюбился в неё… А вот это, когда стали дружить… А здесь – наша первая ссора, вся моя боль… а здесь… когда она уже полюбила другого…
Наденька слушала Пряжкина, стиснув зубы, чтобы удержать на лице свою дежурно-вежливую улыбку. «Как он её любил!..» - заставляла она себя восхищаться, раздражённо отгоняя, как назойливую муху, следующий за этой мыслью – закономерный – вопрос: а, может, любит и до сих пор?
Мужественно дочитав и дослушав, Наденька невольно испустила вздох облегчения. Потом закрыла тетрадь и аккуратно положила на прежнее место. Встав и не прекращая вежливо улыбаться, нарочито весело произнесла:
- Ну… мне пора! Поздно уже… А завтра в школу рано…

На следующий день Пряжкин пригласил Наденьку прогуляться. Шли они по дороге вдоль поля, раскинувшегося за деревней. Наденька рассказывала Пряжкину, как прошёл её день: как вели себя ученики, кто что отмочил на уроке, как потом они с коллегами пили чай в учительской. С Пряжкиным она решила набраться терпения. Как с детьми. И, как с детьми, постоянно переключать его внимание с больной темы – Машки – на что-то другое. Вот как сейчас.
Пряжкин рассеянно её слушал, иногда лишь кисло улыбаясь. У Наденьки же в тот день было до того хорошее настроение, что видеть опять мрачную мину своего ухажёра ей совсем не улыбалось. И тут ей в голову пришла шальная мысль: а что, если заставить Пряжкина ревновать? Интересно, получится? А то! Пусть помучается! Хоть бы убрал вчера эту дурацкую тетрадь к её приходу! Неужели не подумал, что ей будет неприятно читать эти его стихи? Посвящённые другой девчонке?
- А знаешь, - начала она кокетливо, - меня сегодня наш историк в клуб приглашал! Кино смотреть.
Это была правда, но Пряжкин только отрешённо повёл глазами. Наденька почувствовала себя глубоко задетой, но всё же сочла нужным успокоить Пряжкина и дать ему понять, что кроме него ей никто не нужен:
- Я отказалась!
Пряжкин шёл молча. «Девушка, что ты делаешь рядом с этим мертвецом?» - вспомнилось ей вдруг ни к селу, ни к городу из «Легенды о Тиле».
- Ну? – не отставала она от Пряжкина. – Что скажешь?
- А что я должен сказать?
- Ну… как? Как что? Тебе что, всё равно? Всё равно, что твою девушку пригласил в кино другой парень? А если бы я согласилась?
Пряжкин пожал плечами:
- Мне всё равно. Могу подвинуться. Если надо…
Наденька аж оторопела от неожиданности. Нет, ну как же так? Ну, хоть бы для приличия приревновал!.. Да что он, совсем деревянный, что ли?
- То есть… то есть как – «подвинуться»? Я тебе что, совсем-совсем не нравлюсь? Ни капельки?
- Если б не нравилась, не ходил бы.
- Но тогда почему? Как же тебе может быть всё равно, если я тебе нравлюсь? Как же так?
От обиды уже дрожал голос. Пряжкин устало вздохнул:
- Я… это… ну… в любовь не верю.
У Наденьки внутри всё оборвалось.
- Как… не веришь? Как?!
- Ну как-как? Вот так! Ходишь к девчонке как человек, любишь её, чувства испытываешь, всю душу в эту любовь вкладываешь, а тебе за это…
- А… зачем же ты тогда ко мне-то ходишь? А? От меня-то тебе чего надо? Если не любви?
- Любви! - неожиданно твёрдо возразил Пряжкин. - Любви...
Наденька непонимающе посмотрела на него и тут в голове мелькнула догадка:
- Чьей? Чьей любви? Моей?
Пряжкин смущённо кивнул.
- Так... Моей, значит?.. И только? А сам? Сам, значит, любить не будешь, так?
Пряжкин помрачнел.
- Ну что ты молчишь? Ответь что-нибудь!.. Ну?..
Слышны были звуки леса по другую сторону поля. Наденька пыталась поймать взгляд Николая, но его глаза - стеклянно-мрачные - смотрели куда-то сквозь неё. На кого он смотрел? Кого видел? Она вдруг поняла, что даже не хочет знать. Её юная влюблённость просто не выдержит правды. Ясно было одно - её он в упор не видел.
- Я домой, - она устало пошла к деревне. Пряжкин, очнувшись, сорвался за ней.
- Подожди!.. Ну подожди!..
Наденька замерла.
- Я... я хожу, чтоб... жениться.
- Жениться?
- Да, жениться. Мне пора уже. А то всё один да один.
Жениться... Жениться - это уже конец истории. А где начало? Где развитие? До чего же обидно Пряжкин подвёл её сразу к концу, напрочь убив в их отношениях всю романтику, о которой так мечтает любая девчонка!
- А-а-а… Жениться? Да как же без любви жениться? Как же жить-то с человеком, которого не любишь ни на вот столечко?! Как?! Как целоваться с ним? В постель ложиться? Неужели не противно? Как, я тебя спрашиваю, как?!
Наденька уже не говорила, а выкрикивала свои вопросы, выплёскивая в это равнодушное, пустое лицо всё накопившееся возмущение, готовое вот-вот перерасти в ненависть. Безучастность Пряжкина на какое-то время сменилась удивлением, и он, примиряюще улыбнувшись, шагнул к Наденьке:
- Ну, Маш… ой, тьфу-ты!.. Надь…
Наденька брезгливо отшатнулась от него.
- Надь… ну чего ты? Ну, в самом деле, Надь? Ну чего? Я же сказал, если бы совсем всё равно было, не ходил бы!.. Просто ты сегодня…
- Ну? Что?
- Ну… совсем как Машка… Та тоже… любила помучить!.. «А если б ты меня с другим парнем увидел?»…
Наденьку передёрнуло.
- Да, я очень хочу жениться. Хочу, чтоб любили меня!.. Наконец-то... Меня! Вся эта чушь про то, что хочешь быть любимым - полюби сам, я в это не верю!.. Я любил, и что?
Наденька со всё возрастающей горечью слушала, как Пряжкин сам, своими собственными словами, разрушает её чувство к нему, сам, своими руками, отталкивает надежду на возможное счастье. Хотя... Какое там счастье с нелюбимой женой?!.. А она сама? Была ли она на самом деле влюблена в Пряжкина? Или в эту свою сверхзадачу - идею спасения, которая теперь казалась ей мелкой, нелепой, бессмысленной? Скорее всего, второе... Господи!.. И зачем она в это ввязалась? Кем себя возомнила!.. Сама решила за Пряжкина. Да... Было в ней, этой идее, разумеется, что-то от самовлюблённости.
- Я домой, - повторила она безжизненно.
Он снова догнал её:
- Ну подожди!.. Я ведь правду тебе сказал... Правду!.. Чтобы ты поняла, что я не просто так... что я серьёзно... с серьёзными намерениями...
- С намерениями? Серьёзными? Но без любви?
Она подошла к нему вплотную и, поманив пальчиком, попросила нагнуться.
- Да пошёл ты... на хрен! Со своими намерениями, со своей правдой... и со своей Машкой!.. Понял? Я тебе – не Машка!.. Меня Надежда зовут. Богдановна. А ваша Машка мне на хрен не сдалась!.. Да и вы тоже… Ясно вам?
Она чуть не задохнулась от ярости. Но, переведя дух, уже спокойнее добавила:
- Это вы-то один? Вы – не один, вы – со своей Машкой. Это я между вами – третья лишняя. Счастливо вам!..
- Надь... ну погоди ты!.. Погоди, не кипятись... Ну, скажи честно, ты что, хочешь, чтоб я сказал тебе, что люблю, хотя на самом деле нет?
Наденька вздрогнула как от удара.
- Честно? Честно, я хочу, чтобы ко мне больше не подкатывали с такими намерениями. Я хочу, чтобы в меня тоже влюблялись, чтобы мне тоже посвящали стихи... Вы же... вы же для меня... как тот Иисус были... с той вашей иконки... Я подумала: "Вот, наконец, человек, который любить умеет! " А вы не Иисус, вы... исусик!..
И, помолчав, добавила:
- Пожалуй... спасибо вам!.. За правду. Только вот... правда-то в том, что... нельзя быть честным наполовину. Хотите быть абсолютно честным? Отвалите!.. И... не женитесь. Не ломайте жизнь другому человеку.
И, круто развернувшись, Надежда Богдановна быстро и уверенно направилась к деревне. Оставив Пряжкина какое-то время торчать соляным столбом посреди дороги.
Постояв, он выдохнул и обмяк. Потом также двинулся в сторону деревни. Медленно. Как бы в раздумьи.
«Вот бабы!.. – проносились в голове мысли. – Чудной народ… И эта оказалась с вредным характером. Да ещё с каким!.. Надо же!.. А по виду – так и не скажешь!.. Ишь ты!.. Стихи ей!.. Как же!.. Щас, разбежался!.. Всё, иссякли... Да и смысла-то в них?.. Вон Машка Митьке без всяких стихов досталась!.. Подкатил на машине - и тут же прыгнула!.. И никаких стихов не надо!.. А теперь - всё. Душа пустая... Перегорела будто... Хоть бы наполнил кто!.. Напитал любовью!.. А впрочем, ну её!.. Истеричка!.. Хорошо хоть, до серьёзного не дошло!.. До свадьбы… А то бы намаялся!.. И слово-то какое: исусик!.. Так и чувствовал, что опять распнут... Нет, видно, без баб оно как-то спокойнее… По-холостяцки оно как-то лучше будет… Одному…»