­­ История первая. Кустодиевская барышня

– Отдай мне тортик! Хватит сладкое трескать. Смотри, животик уже отрастила... Как будто ты снова беременна, – сказал Сашка.

И забрал на свою тарелку последний кусочек "Медовика", на который Ника положила глаз. Ника такой подлости от родного мужа не ждала. Как это – не есть сладкого? Какой ещё живот? Где?!

Ника привыкла, что она стройнее всех на свете. Красотка ноги-от-ушей, талия осиная, личико прозрачное... Можно есть шоколадки в любом количестве – всё моментально сгорит. Считать калории, париться в спортзале, морить себя голодом – это для кого-то другого.
Слова мужа – любимого, но не имеющего никакого понятия о такте – прозвучали для неё как жуткое оскорбление.

Ну да, остался немного живот после беременности, но он уйдёт когда-нибудь! Сам.

Ника побежала к трюмо и начала себя придирчиво рассматривать.
Вот ноги – длинные и стройные.
Лицо – симпатичное: большие серые глаза, густые ресницы, пухлые губы.
Руки с тонкими изящными запястьями. Длинные точёные ноги.
Талия... Нуууу...
Скажем так: она вроде есть. Если поискать.

Но нельзя же так придираться к единственному крошечному недостатку. Чудовище, а не муж!

"Сашка меня просто не любит", – подумала Ника и всхлипнула.

...Сашка, конечно, ничего не понял и не заметил. Просто проглотил на ходу кусок последний кусочек торта – и был таков.Работа зовёт!

...Ночью в супружеской постели Ника с отчаянием думала о разводе.
Думала просто так, из чувства обиды и желания отомстить: уходить было некуда и не к кому. Не к маме же в однокомнатную возвращаться?

...Утром, готовя завтрак, она решила ещё раз убедиться, что муж – дурак.

– Саш, я некрасивая, да?

Голос её чуть дрогнул и сорвался на последнем слове. Саша оторвался от экрана смартфона, удивлённо глянул на неё, но ничегошеньки не понял.

– Чего ты опять начинаешь? Я такого никогда не говорил! Ты красивая.
– Ты велел мне тортик не есть, потому что у меня живот...
– Ну живот и живот, у всех живот, чего ты докапываешься?
– Я докапываюсь?!
– Ты докапываешься!!!

Ника всхлипнула и придвинула к себе салфетницу – приготовилась вытирать неудержимо набегающие слёзы.
"Так-так-так, надвигается гроза, пора валить", – понял Саша.
Он большим глотком допил кофе, схватил с тумбочки ключи от машины и поспешно сбежал на работу.

Коля, Рыбка-Колюшка, резво приполз из коридора. Ходить сын уже умел, но всё ещё считал, что передвигаться на четвереньках – куда надёжнее. Он внимательно посмотрел на Нику снизу вверх, немного поразмыслил, а затем принялся нежно гладить ладошкой материнскую щиколотку.

Ника ещё чуть-чуть поплакала, затем потянулась к вазочке с конфетами.
Если муж всё равно уже разлюбил, то почему не доставить себе немного радости?

"Фиг с ним, на ужин только грейпфруты буду есть. Или броколли. Бегать завтра с утра пойду..."

Из окон пятого этажа было хорошо видно вывеску кондитерской: "Дольче вита".

– Колюшка, пойдём гулять? – сказала Ника.

– Дя! – охотно откликнулся сын.

Во дворе пахло свежей выпечкой и карамелью. Ноги сами понесли Нику в сторону кондитерской – да и коляску было удобнее толкать по лужам именно в этом направлении...

Коробочку ароматных, пропитанных ликёром пирожных она умяла одна. Колюшка тоже потянулся, но Ника строго сказала:

– Нет! Это кака! – и сунула сыну пакетик с фруктовым пюре.
Коля недовольно захныкал, но быстро отвлёкся, – засмотрелся на бодрых воробьёв, затеявших на заоконной кормушке ссору из-за пары хлебных крошек.

Было вкусно. И спокойно так стало на душе – вместо крови по венам побежал живительный сироп. Жизнь сделалась куда терпимее – исчезли серые предвесенние тучи, небо за окном вдруг отмылось, очистилось, засверкало нежной мартовской лазурью...

Упаковку из-под пирожных Ника не поленилась выкинуть в мусоропровод. Конечно, вряд ли Саша будет копаться в помойном ведре, но хорошо бы скрыть следы сладкого преступления понадёжнее...

Так оно всё и продолжилось.

Нынче – едва муж уходил на работу – Ника шла искать утешения в кондитерской.

...Конечно, месяца за два она прилично поправилась. Пополнели руки, плечи стали по-женски округлыми, лицо приобрело сытое и благодушное выражение.

Как-то раз Ника столкнулась на лестнице с соседкой-искусствоведшей Аллой Фёдоровной. Пока ехали в лифте, та внимательно разглядывала Нику от макушки до пят. Ника засмущалась, но всё же спросила:

– Что скажете, Алла Фёдоровна? Я растолстела, да? Стала страшная?

– Нет, что вы, Никушка... Знаете... Вы очень похорошели. Раньше вы были такой... немного угловатой, что ли... Как подросток... Сейчас вы напоминаете мне девушку с полотна Кустодиева – пышущую здоровьем, довольную жизнью.

– С каких полотен? Кустодиева? – растерянно переспросила Ника.
Она совсем не разбиралась в живописи.

– А заходите ко мне как-нибудь на чай с плюшками, я вам покажу кустодиевских красавиц. У меня есть старые альбомы с репродукциями.

Ника заходить не стала, а дома быстренько посмотрела картинки в интернете. Впечатление осталось сложное. Где-то в глубине души она по-прежнему считала себя лёгкой, невесомой феей, а вовсе не краснощёкой купчихой с картин русского художника.

Но пришлось смириться: "Ладно, зато у меня настроение теперь получше".
Вечером она купила свежий шоколадный торт и поставила его на стол перед Сашей.

– Что празднуем? – спросил тот осторожно.

Его несказанно радовало, что с лица жены в последнее время исчезло недовольное выражение. Было хорошо и немного страшно: вдруг он опять ляпнет что-то, спровоцирует истерику, окажется во всём виноват? Как же не хочется испортить тихий семейный вечер выбором неверной темы для разговора!
Но Ника была удивительно спокойна.
– Знаешь, зая, ты какая-то другая стала, – сказал Саша.
– Какая? – Ника улыбнулась ему ласково – совсем как прежде. Может быть, даже ещё ласковее.
– Мягкая, уютная. Не дёргаешься... Интересно, почему?
– Просто я устроила себе сладкую жизнь, Сашка...

История вторая. Доча Вита

Это были первые иностранные слова в жизни Наташи. По крайней мере, первые, которые она запомнила.
– "Дольче вита" – прочитала бабушка, тащившая Наташу на санках из дктского сада, – Смотри-ка, магазин у нас тут новый открылся...
– А что такое – доча вита? – хрипловато спросила простуженная Наташа, пытаясь удержаться на сиденье и не улететь в сугроб – бабушка к вечеру выматывалась, как ломовая лошадь, а потому не очень-то следила за комфортом перемещения внучки.
– Сладкая жизнь, – ответил вместо бабушки весёлый бородатый парень стоявший в дверях магазина с подносом в руках. Он подмигнул Наташе, в два прыжка спустился с крыльца и протянул девочке маленькое голубое пирожное в крохотной прозрачной коробочке. А бабушке вручил пирожное зелёное.
– Заходите к нам, будем рады! – пригласил парень.
– Угу, зайдём как-нибудь, – буркнула бабушка и ускорила шаг: ей ещё нужно было успеть в коррекционный садик за Наташиным братом Стёпкой. Стёпа в свои четыре года не говорил, и перспектив, что заговорит, было мало – он родился с каким-то генетическим отклонением.
А дома в одиночестве томилась Таня — старшая сестра Наташи и Стёпы – практически неходячая, с детским церебральным параличом. Немудрено бабушке вымотаться – с таким-то богатством.

...Мама работала в двух местах. По будням – бухгалтером на заводе, по выходным халтурила на конфетной фабрике фасовщицей. Шоколадные обломки приносила домой, раздавала детям.

Приходила домой после работы, садилась на пуфик у дверей — и сидела подолгу, не в силах разуться. Наташа выбегала встречать маму первой, за ней всегда мчался Стёпка. Он не очень-то понимал, что происходит, но сладкое любил и всегда безошибочно определял "шоколадные" дни. Таня выезжала из своей комнаты следом на инвалидном кресле.

– Ага, а это тоже – "доча вита", да? – спросила Наташа, получив в воскресенье вечером двух некондиционных дедморозов.

– Это ты у меня – "Доча Вита"! – мама нашла в себе силы улыбнуться, потрепала Наташу по макушке и начала медленно развязывать шнурки на ботинках.

Вот оттуда и пошло это: Доча Вита. Прозвище крепко приросло к Наташе.

...Жили тяжело. Вроде бы бывает и хуже – по крайней мере, у семьи была просторная квартира в новостройке-двадцатиэтажке. "Наш человейник" — говорила бабушка. Ей не нравилась городская жизнь, но никто не слышал от неё жалоб: дочери помочь больше всё равно некому.

Отец выплачивал ипотеку, работая где-то на севере. К детям не приезжал – нашел в тех суровых краях другую женщину. Деньгами тоже особо не баловал – считал, что платежом по ипотеке делает достаточный вклад в жизнь бывшей семьи.

Годам к четырнадцати Наташа вдруг осознала, что у выражения "Dolce vita" есть и другой смысл. Оказывается, жизнь может быть беспечной и богатой, без тяжкого угрюмого труда. На свете существуют люди, никогда не устанавливающие будильник в своем телефоне. Проснувшись, они неспеша принимают ванну и пьют хороший кофе. Едут в фитнес-клуб. К парикмахеру, массажистке...

...Очень хотелось такой жизни. Наташа рисовала в уме красивую картинку из фильмов: смузи с листочком мяты, лёгкий фитнесс, авто с шофёром. Но стоило открыть поутру глаза – и реальность беспощадной метлой выметала из юной головы все фантазии.

Лет с четырнадцати Наташа видела этот чудный сон – она надевает струящееся серебристое платье и идёт по подиуму – грациозными ланьими шагами, надменно поводя плечами и удивлённо приподняв брови...

Сны снились не просто так – Наташа и в жизни обещала вырасти невероятной сказочной принцессой. Интересно, чьи гены вынырнули в ней из глубины веков? Кто в их простом рабоче-крестьянском роду согрешил с сильфидой?

Но пока всё это видела в зеркале лишь сама Наташа – в школе мало кто обращал внимание на её расцветающую умопомрачительную красу. Она стеснялась одежды из секонд-хенда, зубов, залеченных в бесплатной поликлинике, – забивалась в уголок, сутулилась, не стремилась привлекать к себе внимание.

Дурой она не была никогда. Красота – ценный товар. Это единственный шанс вырваться из цепких лапок нищеты – да и семью заодно за собой вытянуть. Наташа жалела мать и бабушку, обреченных бегать по кругу без выходных и праздников. Работа – быт – работа. Ни театров, ни ресторанов. Про летний отдых в семье никогда даже не упоминали.

Обязанностей у Дочи Виты хватало: завтрак приготовить, помочь сестре с одеванием, днём отвести брата на дополнительные занятия. Стирка, уборка. Посильная помощь семье – непосильная ноша для подростка...

Бабушка слабела, не могла полноценно заботиться о больных детях – ей уже самой требовалась помощь, чтобы дойти до поликлиники – ещё одно дело для здорового члена семьи. Кто в четырнадцать мечтает посвятить уходу за инвалидами, стоять в очерядях за номерком, выслушивая придирки озлобленных пенсионерок? Но Наташа не жаловалась — по крайней мере, вслух.

Незадолго до выпускных экзаменов, её вдруг осенило: надо заявить о себе. Записаться на конкурс красоты. И победить, конечно. А потом – ещё на один, и ещё... И вот когда она станет Мисс Вселенная...

Втихаря от семьи она внесла вступительный взнос за участие в конкурсе. Угрохала все свои накопления – а маме наврала, что конкурс бесплатный. Материальное положение семьи в тот год стало чуть-чуть устойчивее, но лишних денег по-прежнему не водилось.

...Она долго училась ходить, чуть покачивая бёдрами – благо пустые длинные коридоры высотного дома позволяли тренироваться даже по ночам. Поводила плечами встряхивала гривой распущенных волос. Отвечала на воображаемые вопросы томным низким голосом...

Наряды и причёски конкурсанткам предоставляли спонсоры. Наташа с увлечением ездила на репетиции, перезнакомилась с конкурентками. И убедилась: она непобедима. Безусловно – она здесь самая красивая: ноги длиннее и стройнее, волосы пышнее, талия тоньше... Да и организаторша конкурса, Елена, пару раз намекнула, что корона победительницы уже ждёт именно Наташу. Вернее, Виту, — под этим именем Наташа заявила себя на состязания.

...А в день икс она вдруг передумала. Проснулась до рассвета, лежала и размышляла: зачем ей всё это? Предстоящее соревнование красоток внезапно увиделось глупой затеей.
В голову пришла мысль: "Я же не собачка на выставке!"
Она с облегчением решила, что никуда не поедет; перевернулась на правый бок и вновь уснула.

Встала по будильнику в семь тридцать и занялась привычными делами – одела и причесала Таню, приготовила для всех нехитрый завтрак, отнесла бабушке чай в комнату – та что-то долго не вставала, чуть постанывала, жаловалась на давление. Мама в шесть утра, не завтракая, ушла на свою шоколадную фабрику – хорошо, что работала она уже не фасовщицей, а старшей смены.

Что-то в жизни постепенно менялось к лучшему, но как же медленно, вязко тянулось время...

"Не видать мне настоящей дольчевиты,– думала Наташа, слушая, как Стёпа за завтраком читает по слогам задание из своего учебника, – да и не надо. Вот она – моя жизнь. Не такая уж сладкая, но пусть будет, что есть..."