Алька была дурочкой, и она это знала. Откуда знала? Да от других, конечно!
От мамы: " Тупая, как пробка!.. - говорила та, тяжело вздыхая, когда у Альки не получалась очередная задачка по математике. И презрительно добавляла сквозь зубы: - Бесстолочь!.. "
От отца. Как-то раз они с отцом вместе сидели у телевизора, смотрели комедию.
- Ой!.. А я уже этого дядю видела в фильмах!.. - простодушно воскликнула Алька, указывая на смешного приземистого толстячка, постоянно мелькавшего на экране.
- Да ты что?!.. - с презрительным изумлением воззрился на неё отец. - Это же знаменитый артист!.. Леонов!.. Ты что, Леонова не знаешь?!.. Бестолочь ты!..
Альке тогда ещё подумалось, что, наверное, и правда, стыдно ей в её уже восемь лет не знать знаменитого Леонова.
Обиднее всего Альке было то, что бестолковость её особенно ярко проявлялась не с кем-нибудь, а как раз с людьми, которые ей больше всех нравились, или которых она даже любила. Вот как с мамой или отцом, например.
А то был ещё такой же нелепый случай с мальчиком из параллельного класса. Имя его Алька толком не помнила, а вот фамилия была какая-то смешная, чудная - то ли Пак, то ли Бак... Свели их с Алькой уроки танцев. Их параллели поручили подготовить танец на какой-то праздник, и вот Альку поставили в пару с этим самым то ли Паком, то ли Баком, потому что он танцевал хорошо, а Алька - нет, всё время путалась в движениях.
То ли Пак, то ли Бак Альке сразу понравился своим не по-детски серьёзным лицом, бледным и напряжённым. И как будто даже недовольным. Он действительно очень хорошо танцевал, ловко и по-мужски грубовато вёл в танце Альку, кружил её, отчего Алька получала несказанное удовольствие, чувствуя, что её ведут правильно. А вот про бедолагу Пака или Бака сказать, что он получал удовольствие, было нельзя. Недовольство его своей неуклюжей партнёршей выражалось в том, что при каждом развороте Альки в его сторону, он отрывисто и негромко, чтобы слышала только Алька, бросал ей в лицо: " Дура!.. " К удивлению самой Альки, она совершенно не обижалась на Пака-Бака. В её душе жалость затмевала все остальные чувства. Жалость к этому несчастному, маленькому, но уже не по возрасту взрослому мальчику, который из-за глупости своей партнёрши, не мог даже в полной мере насладиться танцем, как наслаждалась она, Алька!.. Кроме того, Пак-Бак, не в пример Альке, был явно умён. А как можно обижаться на умных? На них молиться надо, а не обижаться. Как на маму или папу. Тоже ведь не обижаются. А Пак-Бак, хоть и был ниже Альки ростом, в её глазах своим умом и серьёзностью сравнялся с ними.
Ещё смешнее был случай на уроке чтения. Читали тогда "Маленький барабанщик",кажется, или что-то вроде того. Алька по своей бестолковости не удосужилась даже запомнить как следует название рассказа. Смутно помнила только, что там кто-то что-то совершил, типа подвиг, или что-то вроде того. В рассказе было много действия, а действия, особенно когда их много, всегда утомляли Альку, ей быстро наскучивало следить за ними. Но последняя фраза, в конце, крепко врезалась в память: "Все ушли, и только барабанные палочки остались одиноко лежать в лесу на траве". Эта фраза, точно назойливая муха, залетела в Алькину голову и не желала вылетать оттуда, упорно жужжа: "остались... одиноко... лежать... в лесу..." Одиноко... В лесу... Совсем одни... Как же им там? Совсем одним? В лесу?.. Совершенно невольно Алька наделила неживые предметы свойствами живых. Представила себя на месте этих палочек. Стало страшно и одиноко. И до ужаса грустно!.. И жалко!.. Бедненькие! Совсем одни... В лесу... Под дождём и снегом... Алька ощутила мурашки и поежилась. Учительница начала спрашивать, кому что понравилось и запомнилось в рассказе. То тут, то там в воздух взметались руки. Все хвалили барабанщика, его подвиг. Когда учительница спросила Альку, то получила ответ:
- А мне больше понравилось, как палочки остались в лесу...
Ей это, конечно, совсем не понравилось, но по-другому она выразить свои чувства ещё не умела, поэтому так и сказала: "понравилось". Реакция учительницы была не совсем той, как ожидала Алька. Она-то думала, что учительница, как и сама Алька, проникнется этим щемящим чувством одиночества и безграничной жалости к этим оставленным людьми палочкам. Ведь они им так верно служили, барабанили по первому приказу человеческих рук!.. А люди так равнодушно их оставили!.. Забыли про них!.. Но учительница как-то странно посмотрела на Альку, словно ещё ожидая чего-то. А потом, видимо, не дождавшись, махнула рукой: садись, мол.
Позже Алька случайно услышала их разговор с матерью.
- Вам бы её на год позже надо было в школу отдать, - говорила учительница матери. - Она у вас отстаёт немного.
На лето Альку отправили в пионерский лагерь. В лагере Альке сразу понравилось. Яркие домики-павильончики, в каждом - большая спальня для детей и маленькая для вожатых. Домики, словно сказочные теремки, красовались на фоне берёзок и сосенок, окружавших лагерь.
Первый день в лагере выдался тёплым и солнечным, лесок приветливо шелестел листвой. Алькину соседку, койка которой была рядом с Алькиной, звали Таней. С Таней Алька сразу подружилась. Таня - девочка с короткой стрижкой рыжеватых волос и таким же серьёзным, сосредоточенным взглядом карих глаз, как у Пака-Бака, - казалось, совсем не замечала Алькиной бестолковости. Танина серьёзность была другая - не раздражительная, как у мамы или у Пака-Бака, а спокойно-доброжелательная, терпеливая.
Едва приехав и заселившись в павильончик, девочки схватили свои полотенца и помчались к умывальникам, находившимися в глубине лесочка, метрах в ста от павильончика. Алька, бежавшая впереди, споткнулась о выступающий из земли огромный корень дерева и растянулась в самой грязи: накануне прошёл дождь, и земля была ещё сыровата. Радость тут же сменилась досадой на саму себя и свою бестолковость.
- Аля!.. - послышался сзади сочувствующий возглас Тани.
Алька, ожидавшая что-то вроде смеха или "дуры", вжала голову в плечи. Таня быстро подошла к ней и всё с тем же своим терпеливо-серьезным видом, к которому теперь прибавилась сочувствующая озабоченность, ловко помогла Альке подняться. Руки по локоть и коленки были в грязи. Алька, не зная, что делать, только растерянно их разглядывала. Грязным было и белоснежное полотенце. Настроение упало окончательно. Удачное начало, ничего не скажешь!..
- Пойдём к умывальникам, - деловито сказала Таня. - Я тебе своё дам, вымоешься...
Удивительная она была! Таня...
Они быстро освоились на территории лагеря: обегали все площадки, узнали и запомнили, на какой какие качели, узнали, где столовая, душ.
На одной из площадок увидели катающуюся на карусели девчонку. Маленькую, худенькую, с короткой стрижкой пшеничного цвета волос, на которых восседал огромный смешной бант. Взгляд у девчонки был дерзкий. Алька мысленно назвала девчонку цыпой и показала ей язык. Девчонка сделала то же в ответ.
- Уходи отсюдова!.. - предвкушая лёгкую победу, бойко крикнула Алька цыпе. - Мы здесь кататься будем.
- Не уйду! - не сдавалась Цыпа. - Сами идите!.. Я сюда первая пришла...
Голос у неё был какой-то с хрипотцой, совсем не тоненький, как ожидала Алька, не цыплячий. Как у старухи какой-то. Это было так смешно, что Алька неожиданно для себя прыснула и повернулась к Тане:
- Голос-то... голос-то у неё... - и, не договорив, снова прыснула в кулак, зажимая себе рот. Таня тоже засмеялась. Засмеялась и Цыпа.
Повоевав ещё немного с Цыпой за карусель и построив ей рожи, Алька с Таней пообещали, что в следующий раз придут сюда первые и не дадут ей кататься. Потом побежали дальше. Алька испытала неописуемый восторг: найден общий враг, и это, казалось, сплотило их с Таней ещё больше!.. Теперь они всё время будут её задирать!.. Вместе!.. Набегавшись вволю, девочки помчались к своему павильончику.
Дни мелькали беззаботно и весело. Перезнакомились с девочками из своего и соседних отрядов. Вместе играли, ходили в столовую, разучивали речёвки, придумывали девиз. Иногда задирали Цыпу. Та, впрочем, особо не расстраиваясь, тоже в долгу не оставалась.
В Алькином и Танином отряде было две вожатых - Лена и Оля. Лена - невысокая, приземистая девушка, с круглым, простоватым лицом, - вечно где-то пропадала. Её редко можно было застать в отряде. Девушкой она была весёлой и больше всё любила проводить время с ребятами из старших отрядов. Те почти каждый день заглядывали к ним в павильончик, спрашивали Лену, и Лена, тут же появляясь, с загадочной улыбкой выпархивала вместе с ними из павильона, а там - только её и видели. Так что, Лену девочки почти и не знали.
Другое дело - Оля. Высокая, стройная, держится всегда прямо и строго, но не слишком. Взгляд - серьёзный, но не злой, спокойный. Аккуратно подкрашенное лицо только подчёркивало Олино спокойствие и серьёзность. Серьёзностью и пышной завивкой коротких волос Оля напоминала Альке её мать: та тоже завивки любила. Даже одевалась Оля всегда строго: длинные юбки, свитера с длинными рукавами и закрытым горлом или блузка в жаркую погоду.
За частым отсутствием Лены Оле приходилось большую часть суток проводить с детьми. Дети её любили, особенно девочки. С Олей им казалось надёжнее. С ней и в лес по ягоды, с ней и игры, с ней и в столовую, везде.
Альке хотелось, особенно когда вырастет, стать похожей на Олю. А какая она умная, как во всём разбирается, всё-всё знает!.. И про животных, и про насекомых. И песен много знает, и сказки на ночь читает!.. Мечта, а не Оля!.. Единственное, пожалуй, что немного тревожило Альку, это то, что она не могла понять, была ли Оля при всём её уме и самостоятельности доброй. Вот мать Альки была разной: если у неё всё было хорошо на работе, а у Альки в школе, то доброй. А иногда, вернувшись, просто ложилась на диван в гостиной и, отвернувшись к стене, просила стоящую рядом Альку не беспокоить её. Разная она была, мама. А вот какой же, всё-таки, была Оля?.. Хоть бы доброй!

За окном темно. Вечер. Но в спальне девочек горит лампочка. Девочки, кто – лёжа, кто – полусидя в кроватях, затаив дыхание, слушают.
- «В некотором государстве жил-был царь… - медленно, нараспев читала Оля, как сказочница. - … Был у него на службе стрелок, по имени Андрей.»
У некоторых девчонок от возрастающего любопытства открываются рты. А Олин голос течёт так же неспешно и сказочно, как и вечер за окном.
- «… Упала горлица наземь и обернулась девицей, Марьей-царевной…»
Алька тотчас представила себе Марью-царевну. Красивая! Вот бы и ей, Альке, такой же красивой стать! Красивых все любят. Красивых или умных. А она, Алька, и не красивая, и не умная!.. Ну и ладно. В мыслях можно пока представить себя такой же, как Марья-царевна.
- «… Извести Андрея-стрелка дело нехитрое – сам-то он прост, да жена у него больно хитра…» - читает Оля дальше. И Алька тут же перестаёт представлять себя Марьей-царевной: красавицей она еще могла себя вообразить, но вот хитрой… Нет, Марьей-царевной, наверное, лучше представить кого-то другого… Может, Олю? Нет, Оля умная, конечно, но, кажется, совсем не хитрая.
А кто же тогда Алька? Да как кто? Андрей-стрелок, конечно!.. Такая же простовато-глуповатая. Ей так же надо каждый шаг указывать, руководить в танце жизни. Сама ничего не может, как говорит мама. И вот Алька видит Андрея-стрелка теперь уже со своим, Алькиным, лицом и недовольно морщится: так-то оно так, но ведь он же… мужчина!
- «… - Что невесел?
Рассказал ей Андрей, какую царь задал ему службу. Марья-царевна говорит:
- Есть о чём горевать! Ложись спать, утро вечера мудренее…»
Ну, так и есть! Марья-царевна видится теперь Альке с лицом мамы. Особенно когда та Альку в постель загоняет.
- «… Сослужил ты мне две службы… - вещал царь Олиным голосом, всё больше увлекая Альку по сказочным тропам, - … сходи туда – не знаю куда, принеси то – не знаю что…»
И вот они встретились – Алька, ставшая на время Андреем-стрелком, и сват Наум. Умный, всесильный, но невидимый дух, полюбивший Альку… ой, то есть не Альку, конечно, а Андрея-стрелка… за доброту.
«… - Ты, я вижу, человек добрый…
… - Сват Наум, покажись мне!
- Нет, меня никто не может видеть, я – то, не знаю что…»
- Ну пожа-а-алуйста! – тоненько клянчит Алька, окончательно принявшая на себя роль Андрея-стрелка.
- Ну хорошо!.. – немного погодя вздыхает сват Наум и словно приподнимает воздушную вуаль. В воздухе перед Алькой, чуть возвышаясь, появляется лицо… Оли! Оли?.. Ой, ну конечно!.. А кто же ещё? Сват Наум – это она, Оля. Оля с её умом и внутренней силой. С её любовью к ним – ко всем девчонкам и даже к ней, Альке. Теперь они всегда будут вместе – она… то есть Андрей-стрелок… и сват Наум… то есть Оля… Ой!.. Куда это Алька летит?.. Что это? Что?.. Мамочки! Страшно! А-а-а!..
- Не бойся! – говорит ей Оля-сват Наум. – Я с тобой, всегда с тобой! Это я тебя несу через море.
- «Сват Наум, передохнуть бы!» - слышит Алька, точно во сне, голос Андрея-стрелка и понимает, что это и её голос тоже: ведь она теперь – Андрей-стрелок. Но Оля не даёт Альке упасть: она бережно опускает её на не известно откуда взявшийся островок посреди моря. А вот и дворец с золотой крышей, и сад вокруг! Красотища!.. У Альки дух захватило от восхищения.
- «… Отдыхай, ешь, пей да на море поглядывай…» - говорит Оля-сват Наум. – «Будут плыть мимо три купеческих корабля. Ты купцов зазови да употчевай хорошенько – у них есть три диковинки. Ты меня променяй на эти диковинки…»
- Как?!.. Оля!..
- «… не бойся, я к тебе назад вернусь…»
Как же так?!.. Оля!..
- А что такого? Обманешь купцов – зато добудешь себе диковинки!.. Домой вернёшься – царём станешь!.. Али не хочешь?
«Нет!» - хочет крикнуть ей Аля. – «Не хочу я никаких диковинок!.. Я с тобой дружить хочу!.. Просто так… без всяких диковинок!..»
- Пора уж умнеть наконец, – снова говорит Оля-сват Наум и лукаво подмигивает Альке… то есть Андрею-стрелку…
- Запомни: не обманешь – не получишь!..
- Нет, Оля!.. Нет!.. Ты же хорошая!.. Зачем ты так?!..
- С чего ты взяла? – насмешливо прозвучало в ответ. – Да и какая я тебе Оля? Опять фантазии?
Сват Наум уже сердится, и Алька видит, как сквозь Олины черты проступает недовольное лицо матери.
- Вон и купцы! – говорит мать-сват Наум. – Зазывай давай!..
У Альки от обиды и разочарования задрожали губы. А купцы и сами, без зазыва, сошли на остров. Вот подходят они к Альке… то есть к Андрею-стрелку… кланяются ему низко в пояс:
- Здравствуй, добрый человек! Кто здесь выстроил это чудо чудное?
Глаза у купцов – доверчивые да приветливые, улыбки – простодушные.
«- Мой слуга, сват Наум», - отвечает Андрей-стрелок Олиным голосом, и Альке, как заведённой, приходится это же повторить. Она уже чуть не плачет от горя: не хочет она, совсем не хочет обманывать этих простодушных, доверчивых купцов. А они, словно сговорившись мучить её, ещё ласковее спрашивают:
- Ой, а что это с тобою, добрый человек? Али худо тебе?.. Аль помочь чем надо?
«Молодец! - злорадно шепнул ей невидимый сват Наум. – Умеешь войти в доверие! А я тебя было недооценил…»
Алька… то есть Андрей-стрелок… что есть силы сжав зубы, упрямо мотает головой.
- Совсем худо парню… - сочувственно вздыхают купцы. – Даже сказать не может… Эй, там!.. Лекаря сюда!.. Живо!..
«Давай! – шипит ей в ухо сват Наум. – Вели мне собрать попить, поесть!.. Живее!.. Пока они добрые!.. Да предлагай мену!.. Проси отдать диковинки!.. Ну!..»
Алька… то есть Анд… нет, именно Алька… только сильнее сцепила зубы и яростнее замотала головой. Почувствовала, как щёки обожгли брызнувшие из глаз слёзы.
- Дура! – отрывисто и негромко прозвучало совсем рядом. Алька оглянулась. Сват Наум, в бессильной ярости забыв, что ему следует быть невидимым, вновь явил своё лицо Альке… Она узнала бледное, напряжённое лицо Пака-Бака, его не по-детски серьёзный взгляд, словно придавленный изнутри непосильным бременем взрослого ума. Альке снова стало его жаль. Как тогда, в танце. Но рот у неё словно сковало что-то: как глянет она на простодушных купцов, так и не может соврать им!..
- Бессстолочь! – презрительно процедил сват Наум, снова обретая черты матери.
«Нет!.. Нет!.. Нет!.. - хочется в отчаянии крикнуть Альке. – Я не бестолочь!.. Я просто не могу… Не могу!.. Ну как вам объяснить всем?!.. Как?!..» Она в ужасе мотает головой, мычит и… открывает глаза. Уснула! Под Олино чтение.
- « …А купцы проснулись… - размеренно продолжает Оля, - …Сколько ни звали, ни кричали, всё нет толку. Глядят, и острова нет: на месте его шумят одни синие волны. Погоревали купцы: ‘Эх, надул нас недобрый человек!’…»
«Недобрый человек… недобрый человек… недобрый человек!..» - отозвалось у Альки в голове на разные голоса, словно и правда купцы говорили промеж собой. Но засыпать она теперь боялась. Так и дослушала сказку до конца, лёжа недвижно с широко распахнутыми от какого-то горького изумления глазами.

Сегодня время в лагере текло особенно медленно и скучно. И тому была своя причина. С утра, после завтрака, Алька поссорилась с Таней. Таня вдруг повела себя очень странно. Отчубучила, как сказала бы мама. Они с Алькой о чём-то беззаботно болтали, сидя в спальне каждая на своей кровати, и неожиданно Таня ввернула в разговор какое-то незнакомое Альке слово. Алька, за время дружбы с Таней напрочь забывшая о своей бестолковости, возьми и спроси:
- А что это такое?
И Таня, загадочно посмотрев на Альку своими умными карими глазами, выдала:
- Я скажу тебе. Но при условии… при условии, что потом целый день буду водить тебя на поводке!
Увы, что такое «на поводке» Алька тоже совершенно не представляла: такого ей ещё никто не предлагал!.. Но что-то её насторожило в Таниных словах и взгляде. Загадочность в её взгляде стала какой-то недоброй. Или, может, Альке так показалось? «Марья-царевна!.. – мелькнуло у неё в голове почему-то. – Только вот я не Андрей-стрелок!..» И, так и не решившись спросить, что значит «на поводке», она только коротко мотнула головой и, вскочив с кровати, выбежала из павильона.
И вот с того момента время в лагере потекло медленно и скучно. Добрых полдня Алька просто слонялась по лагерю, так до конца и не поняв, за что же она обиделась на Таню. «Вот найду кого-нибудь и подружусь!» - решила она про себя. Но, так никого и не найдя, вернулась к своему павильону. На скамейке возле павильона сидела девочка из их отряда. Лена. Лена тоже скучала. Нарвав одуванчиков, она пыталась сплести из них венок.
- Венок плетёшь? – попыталась завязать разговор Алька.
- Ага, - ответила, не отвлекаясь от своего занятия, Лена.
Алька присела рядом и стала смотреть. Потом ей надоело. Было по-прежнему скучно. О чём ещё можно поговорить с Леной, Алька решительно не знала. Она просто сидела, водя сандалиями по песку, и ни о чём не думала. И всё было так обычно, что не понятно даже, зачем было. В лагере скучно. Когда она вернётся домой, обязательно скажет маме, что больше в лагерь никогда не поедет.
Вдруг на песок легла длинная тень. Алька подняла голову.
- Оля! – радостно вскрикнули Алька и Лена в один голос и вскочили Оле навстречу. Славная, милая Оля! Их замечательная Оля с серьёзным, сосредоточенным взглядом. Алька не могла припомнить на Олином лице даже улыбки, но всё равно их Оля – самая лучшая на свете.
- Привет, - ровно бросила им Оля. – А где все?
Алька с Леной переглянулись и пожали плечами.
- Гуляют по лагерю…
- Понятно. А вы тут одни скучаете?
- Ага!.. – вздохнули девочки.
- Оля-а… - затянула притворно-жалобно Алька, - а давай поиграем, а?.. В испорченный телефон!..
- Да!.. Давай?.. – подхватила и Лена.
- Ну… ладно, садитесь… - нехотя, как показалось Альке, согласилась Оля. – Мало нас только… неинтересно будет…
Алька собралась было сесть, но, обернувшись к скамейке, заметила, что она местами в песке: ребята часто любят вставать ногами! Не думают о тех, кто потом сидеть будет.
- Погоди, - сказала Алька Лене, - стряхнуть надо!..
И принялась усердно стряхивать песок рукой. Оля, подождав немного, посоветовала:
- Да ты сдуй его! Быстрее будет. Воздуху набери побольше и сдуй.
Так всегда советовала Альке мать, но Алька ей почему-то не верила и упорно продолжала стряхивать песок руками. Так же она поступила и теперь, словно не слыша слов Оли. Кто-то внутри Альки как будто испугался и отчаянно стал твердить: «Сделай!.. Сделай, как она просит!.. Немедленно!..» Но Алька, из какого-то странного духа противоречия, упрямо двигала песок ладонями к краю скамейки. Это было долго и не особенно эффективно, но Альке не хотелось видеть в Оле никакого сходства с матерью. И вдруг, как гром среди ясного неба, тихо и презрительно прозвучал голос Оли:
- Бестолочь!..
Алька замерла, словно её ударили, а Оля нагнулась к скамейке и, набрав в рот воздуху, мгновенно сдула весь песок. Это и правда было намного быстрее и правильнее. Умнее.
Точно в тумане Алька услышала, как хмыкнула над словом «бестолочь» Лена и насмешливо повторила его. Точно в тумане почему-то вдруг всплыли в памяти слова обманутых купцов из сказки: «Эх, надул нас недобрый человек!», и отозвались горьким эхом: «Недобрый человек… недобрый человек… недобрый человек!..» Недобрый… да. А зачем, подумалось как-то вскользь Альке, умному доброта? Мешать, наверное, только будет…
Полная каких-то смутных мыслей и чувств, Алька сидела на чистой скамейке, словно оглушённая. Поиграли они в конце концов в этот испорченный телефон или нет – она не помнила. Помнила только, что играть ей как-то сразу расхотелось и что потом, спустя какое-то время, она снова бесцельно слонялась по лагерю, но уже не для того, чтобы найти кого-нибудь и подружиться, а, наоборот, избегая наиболее людных мест.
На одной из площадок, издали, ей показалась Таня, катающаяся на карусели с Цыпой. Но вглядываться Алька особо не стала, отчаянно желая ошибиться, а повернула поскорее обратно и побежала через лесок, примыкающий к павильончикам. Не заметив выступающий из земли огромный корень дерева, Алька споткнулась об него и растянулась в траве.
- Аля!.. – услышала она тут же сзади.
Таня?!.. Она?!.. А то кто же? Это её голос!..
- Ну чего лежишь? Вставай, я тебя везде ищу!.. Тебе помочь?
Алька подняла голову – никого не было. Пустота. Ей померещилось. Всё так же светило ярко солнце, шелестели от лёгкого ветерка листья, всё было как обычно. Где-то вдалеке слышались детские голоса. Но Тани рядом не было. И никого не было. Почему-то вдруг вспомнились те барабанные палочки из рассказа, которые так же, как она сейчас, одиноко лежали в лесу. Алька, вздохнув, поняла, что ей придётся вставать самой. Никто не подойдёт и не поднимет. И это правильно: никто ведь и не обязан стоять возле тебя всякий раз, как ты падаешь! Барон Мюнхаузен тоже сам себя вытягивал из болота. Никто ему не помогал. А она лежит себе, дура дурой! Хоть бы не заметил кто!.. Сейчас… Да… вот так… теперь отряхнуться!.. И всё. Как и не падала вовсе!.. И никто, в общем-то, не нужен… Скоро она станет совсем самостоятельной. И перестанет быть бестолочью!.. Скоро…