МАЛЮТА

Тогда мы ещё жили в Новосибирске. Однажды, возвращаясь в новогоднюю ночь домой из гостей, увидели рыжую собачку, которая, видимо, потерялась. Она, подбегая к прохожим, обнюхивая их ноги, бежала по заснеженному проспекту. Я, тогда ещё девочка, погладила её, и мы с родителями пошли дальше. Но собачка увязалась за нами. С опаской, но зашла с нами в подъезд, а затем в квартиру и поселилась у нас на долгие десять лет. Она была хороша: рыжая, ушки торчком, хвост бубликом, мордочка длинная, чем-то похожая на лисью, а глаза с чёрной подводкой, как нарисованные.

Любимым её занятием было лежать на подоконнике (мы жили на первом этаже) и смотреть на улицу, на прохожих. Она касалась мочкой носа стекла, и капля от носа стекала, образуя дорожку. Всё окно, случалось, было в таких подтёках. Вид с улицы на окно был великолепный. Рыжая красивая собака, царственно лежащая в обрамлении комнатных цветов, конечно же, привлекала внимание. Но стоило кому-нибудь остановиться и, не дай бог, проявить интерес, как картина сразу менялась. Собачка вскакивала, ощетинивалась, истошно лаяла, горшки с цветами летели на пол и разбивались вдребезги.

У Малюты была ещё одна слабость – папины очки. В кабинете у папы стоял большой старинный дубовый стол, за которым он работал. И вот, когда папы не было дома, Малюта заскакивала на стол, брала в зубы очки и звонко спрыгнув на паркетный пол, тихонько, как бы незаметно, отправлялась на своё место. При этом очки держала аккуратно за одну дужку. Надеясь, что её не увидят, ложилась на них и замирала. Но приходил папа, начинал искать очки и, подойдя к собачке, заводил интересный разговор: «Малюта, ты не знаешь, где мои очки?» Собака, прижав уши и потупясь, скромно молчала. «Ты опять взяла мои очки? Отвечай!!» Не добившись ответа, папа начинал поиски под собачкой. Пропажа, нагрета её теплом, успешно доставалась и водружалась на своё законное место.

А ещё Малюта каким-то невероятным образом узнавала, когда придёт мама. За пять-десять минут до её прихода она начинала бегать к порогу, взвизгивать, звать папу и меня. И на вопрос: «Что, мама идёт?» принималась истошно голосить, будто говоря: «Да, мама, мама!!».

Такой она запомнилась мне. И моё детство неразрывно связано с этой животинкой. Но жизнь шла. Менялись города, события, люди и собаки в моём доме.

ПИМЕН

После того, как от чумки умерла очаровашка Тонька – маленькая собачка-девочка, которую по ошибке сперва назвали как мальчика Тошкой, у нас появился новый член семьи. Видимо, друзьям надоело смотреть на мою скорбную физиономию, и они решили возместить утрату. Щенка взяли на какой-то стройке, где недавно ощенилась тамошняя собака. И одного её ребёнка принесли мне. Чёрный мальчик в белых носочках отличался отменным аппетитом и рос как на дрожжах. Видимо, подсознательно утолял вековой голод всей своей беспризорной родни, гены которой носил в своём собачьем теле. В итоге он вырос крупным, роскошным и благородным псом, совсем не похожим на своих родных братьев и сестёр. Повадки у него были поистине дворянские, а внешностью не уступал породистым псам.

Он был очень занятным в своём щенячьем возрасте. Страшно всех боялся и прятался за нашими ногами. Воришка к тому же был отменный. Особенно запомнился один случай. Однажды, сидя с гостями за праздничным столом, мы услышали шум на кухне. Это Пимен, уже голенастый подросток, заскочил на кухонный стол, схватил пирожок и с грохотом ринулся прятаться. Но не куда-нибудь, а к нам же в гостиную, дурень, под тумбочку. Толстая задница не влезла, но он спрятался и думал, что его не видно.

Радость же в юном возрасте он проявлял не совсем прилично. От восторга у него начиналось недержание. Всех своих любимых, кого встречал у порога, он описывал! Словно радость вырывалась изо всех щелей, и он не в силах был этому противостоять.

А какой он был музыкальный! Около пианино, на котором занималась дочка, стоял старый большой сундук, и это стало любимым местом пса. Но прежде, чем он полюбил это место, надо было ему показать, что на сундуке можно лежать. И я, большая дура, начала дрессуру личным примером. Завладевала вниманием Пимена, бежала вприпрыжку к сундуку, запрыгивала на него, ложилась и, сладко причмокивая, угощала себя лакомством. Пришлось проделывать это несколько раз, прежде чем Пимен сообразил, чего от него хотят. Но зато потом этот сундук стал достойным постаментом для его благородного обличия. И вот, когда дочка принималась гаммами мучить пианино, пёс начинал подвывать. Особенно трогали и задевали струны его собачьей души звуки в высоком регистре. Он сперва неуверенно, словно стесняясь, пробовал голос, а потом, подняв морду кверху, начинал петь так проникновенно, что сердце разрывалось от тоски. Но скромняга сразу замолкал, когда обнаруживал, что его слушают.

Таким он и остался в моей памяти – из грязи в князи. Нежным, нелепым, большим и чёрным, но всегда в белых носочках.

АКУЛИНА

Она росла таким очаровательным ребёнком, что я боялась – украдут. Несколько раз мне предлагали даже большие деньги. Но разве друзей продают? Акулина, в обиходе Кулёма, была смесью Ирокеза с пекинесом, где Ирокез – кличка красивого лохматого дворняги, а пекинес – порода мамы. Вот так и получилось это чудо. Жизнь её текла в течение семи недолгих лет без особых потрясений. Если не считать двух довольно неприятных для всех нас событий.

Первый раз я испугалась за неё, когда решила познакомить нашу девочку с огромным псом Якутом, породы московская сторожевая. Якут жил в частном доме у моей подруги. Мы с Акулиной решили зайти к ним в гости. Я исходила из того, что у нас девочка, а там мальчик. Обычно мальчики доброжелательны к особам противоположного пола. Но не учла, что мы пришли на чужую территорию. В результате визг, крики, избиение младенцев. Еле отбили нашу Кулёму. У неё потом в течение месяца был нервный тик, подёргивалась голова. Да, наверно, и у меня тоже.

А второй раз – когда она потерялась. Доверчивая дурочка, она села сама в машину к соседу. Он пригласил её покататься, да и выпустил случайно неизвестно где. Видимо, где-то выходил, и она выскочила в открытую дверь. Её не было целых десять дней! Всей семьёй ходили искали, звали, даже наша старенькая бабушка подключилась к поискам. Но всё было тщетно. Видя, как мы убиваемся, сосед предлагал денег, новую собачку, но горе наше было неутолимо. И вдруг она появилась. Заметила соседка. «Гляжу, – говорит, – несётся по улице какой-то замызганный свалявшийся комок в сторону твоего дома. А это Кулёма!» Прибежала вонючая и грязная, как будто находилась в какой-то сливной яме. Но, главное, уже дома. Отмыли, откормили, отогрели, обласкали. И постепенно стресс прошёл, и жизнь вошла в привычное русло.

Вот уже и её нет, моей Акулины. Похоронила её в саду под орехом. Посадила на могилке цветы. Хожу поливаю. И пока никого не завожу. Боюсь опять потерять. Надолго ли меня хватит? Порой холодными одинокими ночами так не хватает рядом родного собачьего тепла, влажного тёплого запаха любимой псинки… Но жизнь продолжается, и всё чаще всплывает фраза «никогда не говори «никогда». И может, уже где-то родилась и ждёт меня очередная моя радость.