Мы с другом занимались чертежами мебели, когда ожил мой телефон. Я глянул на экран.
— Ну, Серый, готовимся к бане. Дроздов звонит.
— Не забывай, в пятницу сдача заказа,– напомнил Сергей.
— Баня – святое,– улыбнулся я. Однако, услышав невеселый голос Виктора, понял, что речь пойдет о чем-то другом.
— Паша, привет. Сможете подъехать ко мне вечером?
— Постараемся. Случилось что?
— У меня сейчас отец живет. Он всё болеет после смерти нашей мамы. Так вот, вчера заявил, что хочет домой. Представляешь? А сам еле ходит.
— Представляю...
— Короче, приезжайте.

В июле темнеет поздно, поэтому у Дроздова мы появились засветло.
Дверь открыл отец Виктора – Петр Иванович. Он похудел и посветлел, как после долгой болезни. Стал еще более седым.
— Проходите ребятки, — тихо сказал он. — Витя внизу, баню готовит. Вот мода пошла – бани в подвалах устраивать... У меня в Лесном настоящая банька была. Из бревна, у речки. А тут… Одно название.
— Почему была? — улыбнулся Сергей. — Она стоит и вас дожидается…
— Дожидается, — покивал Петр Иванович, — да, видно, не дождется. — Он сразу как-то сник, сгорбился, и медленно по-стариковски пошел в гостиную. — Отдыхайте, ребятки, — сказал он через плечо.
Мы спустились в цоколь. Дроздов шумно потел на велотренажере.
— Нас твой батя встретил,– сказал Сергей. – Так он еще крепкий мужик.
— Как же, крепкий... Специально бодрится, чтобы отвез в Лесное. — Виктор оставил тренажер и упал в широкое кресло. — Не сможет он там один, и я туда не могу переехать. А здесь он томится и сохнет, хотя есть все условия… Но рядом нет леса. А лесник без леса – сами понимаете. Короче, нужно что-то делать. Есть у меня идейка… Пошли в парилку.

Я сидел на нижней ступеньке, а друзья жарились наверху.
— … Батя побудет с теткой в Лесном, а вы здесь поколдуете над его комнатой, — изложил свой план Дроздов.
— Тут кроме мебели нужны мозги хорошего оформителя, — сказал Сергей.
— Художника, — добавил я. — Можно Женю Королькова привлечь. Большой оригинал...
— Так он же это, — Виктор щелкнул пальцем по горлу.
— Талант не пропьешь, — улыбнулся Серега. — И с Ниной посоветуемся.

Телефон Королькова не отвечал, поэтому поехали в мастерскую.
На входе дорогу преградила вахтерша – седовласая женщина с внимательным взглядом.
— К Жене?.. А по какому вопросу?
— По важному. Мы его друзья.
— Хорошо, не бандиты. Месяц назад, не в мою смену, какие-то подонки его избили из-за денег. По сей день болеет… Хорошо, идите. Я его предупрежу по внутреннему.
Улыбающийся Корольков встретил нас у двери. Поздоровались, вошли.
В просторной комнате пахло масляными красками и пылью. У окна возвышался накрытый рубашкой мольберт.
— Проходите, ребята, присаживайтесь. Сейчас сообразим чего-нибудь горячительного.
Мы присели на шаткую лавку, а Женя куда-то умчался.
У стены стояла картонная коробка из под водки. Сверху красовался веселый смайлик и надпись: "Здесь радость!"
Сергей тронул коробку ногой.
— Пустая… Радость закончилась.
— И заметь, — сказал я, — ни одной картины. Думаешь пропил?
— Возможно…
Вскоре явился Корольков, неся большой чайник.
— Вот кипяточек. Сейчас кофейку заварим… Рассказывайте, ребята… Что приуныли?
— Как поживаешь? — спросил Сергей.
— Вот,– Женя кивнул в сторону мольберта,– новую картину задумал.
— А за что побили? – спросил я. – Вахтерша сказала.
Корольков замялся.
— Да как-то предложил одному барыге… свою работу. Хорошую копию. Но был выпивший, вот и ляпнул, что это оригинал…
— Айвазовского предложил? — улыбнулся Сергей.
— Нет, Крамского… Потом он как-то узнал и прислал дружков разбираться… Да… С тех пор даже не пью. Ну, а вы с чем пожаловали?
— За советом пришли, — сказал Сергей.
— Есть работа по твоей части, — добавил я.

Через два дня мы поехали в Лесное.
Бревенчатый дом Петра Ивановича стоял возле леса, на высоком берегу реки Усяжа. Прямо со двора открывался прекраснейший вид.
Нас встретили, что называется, хлебосольно.
Петр Иванович заметно порозовел, приободрился. Голос его окреп и помолодел.
— Очень хорошо, ребятки, что приехали. Вот теперь узнаете мою баньку.

После бани и ужина, мы, разомлевшие, сидели в беседке и наслаждались березовым квасом. Легкий ветерок приносил терпкий запах реки и ароматы леса.
— Гляньте, — шепнул Сергей, кивая в сторону Королькова. — Стоит на обрыве как статуя… В лучах заката.
— Впитывает, — сказал Виктор.
— Зреет, — уточнил я.

Петр Иванович увидел свою комнату в день годовщины смерти жены. Войдя, остановился в центре и осмотрелся. Подошел к дубовому столу, копии стола в Лесном, погладил столешницу. Постоял у этажерки с книгами и слониками. Поднял глаза и замер: на стене висел большой портрет жены. Она, молодая и румяная, с веткой сирени в руке, улыбалась ему из распахнутого окна. Другая стена представляла собой картину заката над рекой Усяжа.
— Ну, что, папа? — спросил Виктор.
— Эта ж… Галина фотография потерялась, — сказал Петр Иванович, словно не слыша вопроса.
— Нашлась… У тети тоже была, — ответил Виктор. — А Женя нарисовал. И пейзаж этот…
— Спасибо, ребятки, спасибо, — голос Петра Ивановича задрожал, глаза увлажнились.
— Да ты не грусти так, папа, — голос Виктора тоже дрогнул. — Хорошо, побудь здесь, а потом помянем нашу маму.
Мы сидели в зале, когда из комнаты Петра Ивановича послышался задушевный голос Людмилы Зыкиной. Под аккомпанемент баяна она пела:
За рекой, за лесом,
Солнышко садится.
Что-то мне, подружки,
Дома не сидится…
— Это мамина любимая… Часто ее пела, — тихо сказал Дроздов и отвернулся. В его глазах блестели слезы.