Как и когда эта история началась? Я и сам не скажу, когда и как она началась. Может, в Мерилде, когда я с моей Эмили познакомился, а может в Дримене, куда мы с ней переехали. Эмили не очень-то хотела переезжать в Дримен, но оно и понятно: в Мерилде и сестра её, и брат, и куча племянниц и с племянниками, а Эмми всегда о детишках мечтала. Нам, как говорится, Бог своих не дал, хоть во всём остальном всегда была сплошная гармония. Эмми, она -красавица. Я, как в кафе её в первый раз увидел, сразу понял - моя судьба, моё счастье! И не разочаровался: замужество девчушку не испортило; всегда мила, приветлива, ухожена. Как приду домой после работы, на столе меня хорошо прожаренный стейк ждёт с картошечкой, укропчиком посыпанной, и компотик домашний в стакане, чтоб вкуснятину запивать, а сама Эмми - как цветочек свеженький да нарядный - не знаешь даже, в постель её сразу волочить, или в киношку поблизости свести, чтоб сперва чужими страстями порадовать. И на всё её тогда хватало: и в доме порядок навести, и к сестре сбегать, с детишками побаловаться, и стейк к моему приходу сварганить, - золото а не жена!

Одна беда - Эмми своих детей хотелось поняньчить. Сколько мы денег перевели на всяких врачей да знахарок - уму не постижимо! А деньги-то чай, кровные, солёным потом заработанные, но чего не сделаешь для счастья любимого человека! Мне, так и без детей было неплохо: послушаешь коллег, чьи жёны нарожали им наследников, и возблагодаришь Бога за бесплодие. У несчастных отцов уже ни стейков, ни компотиков, ни даже ночных утех в замещение полноценного ужина: жёны так намаются за день, что в постель валятся без сил и без желания к дальнейшему продолжению рода. Но до Эмми эти аргументы доходили с трудом, ей бы хоть одного своего ребёночка...

Когда мы в Дримен переехали, всё у нас складывалось неплохо. Работы, правда, стало побольше, да и нервной она оказалась, по сравнению с оставшейся в Мерилде, ну да оно и понятно: я выбился в какие-никакие, а маленькие начальники, и прибавку к зарплате следовало отрабатывать. Мы с Эмми купили небольшой домик и зажили на славу. И хоть домишко наш сперва напоминал жилище бомжа и требовал срочных ремонтных работ, но ведь и руки выросли у меня не затем, чтоб в носу ковырять. Довольно скоро и стены выпрямились, и крыша перестала течь во время дождей, а уж Эмми, умничка, и внутри навела полный марафет. Возни с домом было столько, что жена моя даже ныть об отсутствующих детках перестала - так была ремонтами и уборкой занята. Но любое дело приходит рано или поздно к концу; осталось нам лишь привести в порядок двор вокруг дома. Эмми сразу разохотилась цветы во дворе сажать - вдоль ограды - розы, да и в глубине сада мы большую круглую клумбу вскопали, для чего-то, вроде тюльпанов или гладиолусов. Осталось лишь рассаду купить, и в ближайшее воскресенье мы отправились с Эмми в цветочный магазин.

Цветочный магазин Дримена оказался бедным - не чета такому же в Мерилде. Пара чахоточных кустов роз в горшках, несколько рядов маргариток и ромашек в крохотных пластмассовых коробочках для рассады, - ничего больше! Продавец лишь руками развёл: всё мол, уже разобрали, нужно было раньше приходить к началу посадочного сезона. Но дельный совет мы от него всё же получили. Их магазин получал товар от какой-то бабки, живущей за городом; бабку эту жители Дримена за ведьму почитали, старались на глаза к ней не попадаться. Но цветы от неё в магазин поступали роскошные и шли нарасхват, особенно ранней весной, когда все запасаются рассадой. Живёт она недалеко, и, если у нас есть своя машина, к ней можно за рассадой подъехать и прямо на месте сторговаться.

Машина у нас с Эмми была, даже не просто машина, а старенький грузовичок, который мы прикупили перед переездом. Взяв адрес старухи, мы тут же к ней отправились. Прогулка оказалась довольно приятной: дорога шла вдоль берега извилистой речушки с одной стороны и рощицы с другой. Умница Эмили купила несколько бутербродов на окраине города, и мы, выбрав симпатичную, заросшую цветами полянку, учинили там небольшой пикничок на лоне природы - со сладкими поцелуями, пылкими объятиями, как это бывало ещё во времена моего жениховства. Я за пару лет успел было позабыть, как приятны подобные забавы, и решил вылазки в этот лесок ввести в обиход, когда первая суматоха с цветоводством поуляжется.

До бабкиной избушки мы добрались, когда солнце перевалило за полдень. Избушка - это я сказал для красного словца, ведь все ведьмы обычно в избах живут. А тут - загородный дом, вернее коттедж, причём довольно основательный, и двор вокруг него такой внушительный, что хоть пшеницей его засевай. Но пшеница, естественно, там не росла, а тянулись к небу кусты, усыпанные цветами. Чуть поодаль простирались грядки маленьких цветов самых разных расцветок и конфигураций. И аромат от этих цветов шёл такой, что голова кружилась, - почище, чем в парфюмерной лавке от разлившихся духов.

Старухи дома не оказалось, она гостила у родичей, и беседовать о покупке пришлось с её племянником. Если хозяйка дома была на него похожа, ясно, почему её считали ведьмой. В жизни я такого уродливого и неприятного субъекта не встречал! Косоглазый, прыщавый; лицо - не лицо, а ряха; рыжие патлы не мыты и нечёсаны уже пару месяцев; верхние клыки из-под усов выпирают, как у вампира из телесериала. Но моей Эмми всё нипочём: улыбается ему как Аполлону, щебечет, тянет к розам, которые присмотрела.

Я оставил их беседовать, сам пошёл гулять по саду: такое великолепие вряд ли где когда ещё увидишь! И пусть я в садоводстве полный профан, но красивый цветок от некрасивого всегда отличу, пусть даже и названия его не знаю. А тут почти все цветы красивы и ухожены: глаза разбегаются! Покуда торговля Эмми с рыжим уродом длилась, я все цветы перед домом рассмотрел в своё удовольствие, и даже за дом завернул, где бабка, видать, для себя цветы растила. А уж там...

До тех пор я всё сомневался, какие нам цветы на круглую клумбу купить: гладиолусы или пионы; очень уж Эмми хотелось её покрасивее оформить. А тут все мои сомнения сразу развеялись - только эти, что у бабки за домом растут. Не цветы - чудо дивное; большая часть ещё не распустилась, вся в бутонах, напоминающих тюльпанчики, но те, что раскрылись - просто загляденье! Махровые огненные лепестки, с переливом от нежно-жёлтого по краю до тёмно-пунцового, едва ли не фиолетового к центру образовывали небольшой округлый кувшинчик с горлышком; в сердцевине, если заглянуть, пестик, который сам похож на цветочек-звёздочку. Да и пахнут эти цветы - куда там обычным розам!

Притащил я к этой клумбе мою Эмми с уродом-продавцом, Эмми, как цветы увидела, так и обмерла от восторга. А парень-продавец упёрся - не хочет продавать! Цветы, мол, эти - самбелы - большая редкость. Тётушка их для себя растит, а если и продаёт, то избранным приятельницам, которых давно знает, да и продаёт по одному цветку в лучшем случае. А мы к этим избранным не относимся, нас он в первый раз в своей жизни видит...

Вижу я, моя Эмми свои пухлые губки надула, того гляди слёзы градом покатятся, уж очень ей диковинные цветы по сердцу пришлись. А что для любимой жены не сделаешь? Деньги, как говорится, чудеса творят. Сговорились мы в итоге с ведьминым племянником о дюжине необычных растений, плюс к кустам роз, которые с ним Эмми уже сторговала; мне это в полторы месячной зарплаты обошлось. Ну да деньги - дело наживное! Парень нам выкопал те стебли, что с крупными нераспущенными бутонами, и целую лекцию прочитал, как сажать, как поливать, как от гусениц защищать - цветы капризными оказались, что не так - и завянут тут же. Но я и слушать его не стал - не мне же с клумбой возиться; я в это время кадки с розами в грузовик загружал. Туда же и чудо-растения потом пристроили, но в лежачем состоянии: корень каждого с комом родной земли в полиэтиленовом кульке, чтоб цветок прижился.

Вечером мы всё эти диковины в нашу землю высаживали: на каждое растения лунку пришлось выкапывать по полметра глубиной, засыпать лунку смесью навоза и почвы, заливать водой, а уж после ком ведьминой земли с корневищем. В самом конце - нашей землицей присыпать, чтоб цветок прямо стоял. Целая технология! Ужинали мы уже не моим любимым стейком, а чем придётся, и устали, как черти.

Я недели три после того вечера к нашей клумбе дважды в день наведывался - до и после работы, распустились ли загадочные самбелы? А уж Эмми моя вокруг ростков круглыми днями, как пчёлка, порхала: то полить, то удобрения к корням подбросить, то травинку у стеблей выдернуть, я даже ревновать начал: надо мной она так никогда не дрожала, как над будущими цветами. Самбелы всё не распускались, но явно прижились: бутоны на сочных зелёных стеблях набухали и увеличились до размера ладони; они и пахнуть начали, как распустившиеся цветы.

А через три недели, аккурат в воскресенье, я поутру вышел во двор и ахнул: все цветы разом раскрылись! Лепестки огненными полотнищами по ветру полощутся, а в центре каждой самбелы, на пестике-звёздочке, как на табуретке по крохотной живой девочке сидит, с мизинец ростом. Как они меня увидели, сразу запрыгали, на пестики с ногами забрались; от возбуждения пританцовывают, кричат: "Папа, папочка" и ручонки ко мне тянут. Тут Эмили подошла, и малютки на неё переключились: "Мама, мамочка пришла!"

Эмми моя так и обомлела. Она о детях всю нашу жизнь мечтала, а тут дюжина крохотных принцесс, и все её мамой кличут, неясно даже, какую к сердцу прижать! Кинулась моя жёнушка в дом, вернулась с корзинкой, с которой она на базар ходила, всех барышень в неё аккуратненько так пересадила и понесла в комнаты, - знакомиться и нянчиться. На этом наша спокойная, счастливая жизнь в Дримлене и закончилась.

А начался на этом настоящий дурдом - ни в сказке сказать, ни пером описать. Одну девчушку попробуй одень, да накорми, да косички ей заплети; а тут - дюжина; у каждой - свой характер, свой норов, свои вкусы и представления о прекрасном. Одна хочет платьице в горошек, другая в клетку; третья вообще предпочитает джинсы, и ничего из этих нарядов в магазине не купишь: малышки слишком малы.

Мало того, что каждой красотке нужно свой костюмчик пошить, так потом всех этих барышень в пошитые одёжки попробуй обряди: девочки шустрые, неусидчивые, то и дело вертятся, пуговки и застёжки и под лупой не разглядишь. Как Эмми с этим справлялась - ума не приложу. Ели малютки немного, но пищу предпочитали изысканную, кушанья лёгкие; овощи и фрукты приходилось для них на тёрке натирать, мясо в мясорубке перекручивать, иначе крохотный ротик ничего и не влезет. Пришлось и нам на эту кручённую да перетёртую пищу переходить: не готовить же разные ужины - и на них, и на себя. Вскоре простой стейк мне лишь во сне являлся, лучшее, что после работы мне светило - паровая котлета с картофельным пюре.

Но самое тяжёлое было всю эту ораву выгулять на собственном дворе перед домом. У семи нянек дитя без глазу, а тут на одну Эмми - двенадцать шустрых, вертлявых девчушек, размером с детского пластмассового пупса! Одна в рытвину, как в пропасть свалилась, другая крапивой ожглась, третья зачем-то на куст роз вздумала взобраться, а там шипы и муравьи. Для каждой малышки муравей - размером с хорошую овчарку, вдобавок кусачую; а о других тварях, которые могут таким малюткам грозить опасностью, мы до того вообще не задумывались: там и белки, и крысы, и кроты, и даже птицы, которым ничего не стоит унести ребёнка в своём клюве. Одна из этих Эмминых дочек, кстати, однажды пропала: то ли её пришлая лягушка сожрала, то ли мышь в нору уволокла. Эмми от отчаяния с лица спала и стала девочек на прогулку парами выводить, заперев остальных в детской комнате. Но это решение прибавило ей общих хлопот: во-первых, суммарное время на выгул детей, а во-вторых, оставшиеся в домашнем заточении барышни умудрялись всё вверх дном перевернуть, даром, что ростом не вышли.

Я, признаться, не очень огорчился, когда одна из барышень пропала. Папа из меня получился аховый; какую дочку как зовут я запомнить не мог, как ни старался, а от общего ежедневного шума и гама у меня вообще голова кругом шла. Диета из тёртых овощных супов и паровых котлет мне к тому времени осточертела; с Эмми я то и дело ссорился из-за вечного бардака в комнатах. О ночных нежностях у нас уже и речи не шло: жена за день так уставала, что валилась в постель, не подавая и надежды на то, что считала теперь ненужными глупостями. Она засыпала мгновенно, и спала неспокойно, то и дело окликая дочек по их именам. Моё имя во сне она за пару месяцев ни разу не назвала, и я даже подумывал о разводе. Подумывал, но не решался: алименты и на одного ребёнка вполне могут разорить мужчину, а тут целых одиннадцать, пусть и маленьких, с мизинец ростом. На размере алиментов рост ребёнка никак не отражается, и развод ничего хорошего мне не сулил.

Однажды, уже под осень, я воскресным днём сидел во дворе и чинил одну из дочкиных кроваток. Мебель для малышек портилась не реже, чем те прелестные тряпочки, которые шила им Эмили, и на отсутствие срочной работы жаловаться не приходилось. Жена поставила около меня табурет, на котором резвились две дочки, которым пришла очередь прогуляться, а сама, воспользовавшись свободной минутой, поливала наши самбелы. Они всё ещё не отцвели и радовали глаз яркими, пламенеющими под солнцем махровыми лепестками. Я выстругивал спинку кукольной по размеру кроватки, поглядывал на танцующих малюток, а сам мрачно размышлял над их будущем: ведь не один уважающий себя парень не женится на девушке ростом с мизинец, даже если нам и удастся вырастить своих очаровательных озорниц до их половозрелого возраста. Впрочем, до этой поры нам нужно как-то дожить: Эмми уже на пределе, да и я измотан нынешней жизнью.

Неожиданно, через ограду нашего двора залетел большой резиновый мяч, а потом в ворота кто-то постучал. "Кто-то" оказался девятилетней белобрысой дочерью соседей; я её периодически видел на улице, когда возвращался после работы. Девочка зашла за удравшим от неё мячом и, завидев крохотных танцующих на табурете красавиц, остолбенела. Ещё бы! Для неё наши дочки были настоящими живыми куколками - мечтой любой девочки в возрасте от трёх до одиннадцати - двенадцати лет! И коню понятно, что юная соседка застряла у нас до девяти вечера, расчёсывая и переодевая наших принцесс и слёзно умоляя нас подарить или одолжить ей на время хоть одну из них. Я бы с удовольствием отдал ей всех дочек скопом, причём даром и навсегда, но Эмми стояла железобетонной стеной: малютки - её родные любимые доченьки, а кто же дарит или одалживает собственных ненаглядных детей? Она, разумеется, была права, но у меня появилась неплохая идея. На следующий день в нашей городской газете появилось объявление:

"В Дримлене объявляется набор в школу для девочек "Будущая мама". Принимаются претендентки в возрасте от восьми до двенадцати лет. Воспитанниц будут учить готовить еду, убирать квартиру, ухаживать за будущими дочерьми, и всё - за небольшую плату. Обучение в две смены: с 8 утра до часу и с часу до шести. Спешите! Мест для желающих может не хватить!"

Желающих было много: молва о живых танцующих куклах оказалась лучшей рекламой для нашей будущей школы. Эмми с её добрым сердцем намучилась, решая кого из желающих принимать в свои классы. Наши дочки тут же перешли в надёжные руки новых воспитанниц; девочки их кормили, купали, одевали и обшивали с головы до ног, под надёжным руководством моей жены. Мало того, родители воспитанниц даже деньги нам платили, причём немалые. Попутно решилась проблема и с образованием наших крошек: в школу малюток-самбелин никто бы не взял, а воспитанницы учили вместе с ними свои уроки, мимоходом передавая и школьные знания. Мы с Эмми вздохнули спокойнее: за мой обеденный стол вернулись любимые мною стейки.

Так прошла осень, за нею и зима; а ранней весною Эмми торжественно подвела меня к клумбе увядших самбел. Надо же! Самбелы оказались многолетними растениями: из-под увядших упавших на землю стеблей к небу прорвались ярко-зелёные копья новых. Я изобразил на лице радость, но под ложечкой у меня засосало: расширять школу не хотелось, и так полно хлопот и беспокойства!

Самбелы росли как на дрожжах. Сперва проклюнулись листья, потом появились и бутоны, которые разбухали и наливались с каждым днём. И в одно прекрасное воскресенье повторилась уже памятная мне сентиментальная сценка с малютками на табуретках-пестиках и трогательными возгласами "Мамочка пришла! Папочка пришёл!" Эмми отнесла малышек в детскую комнату и повзрослевшие за год самбелиночки с воодушевлением принялись обучать вновь прибывших привычному для них распорядку. Несколько первых ночей малюткам предстояло спать вместе на большой пухлой подушке, положенной Эмми на пол в качестве матраса и перины; я приготовился выстругивать ещё с дюжину кроваток для новых малышек.

Впрочем, на этом сюрпризы воскресного дня не окончились. Не успели мы с Эмми примоститься у переносного столика во дворе, чтоб попить чаю и обсудить проблемы пополнения нашего, не сказать, чтоб ординарного семейства, как прямо с неба на нас спикировала ласточка с крохотной наездницей на спине. И покуда я ползал в густой траве, разыскивая и отряхивая от пыли двух наших дочурок, которых глупая птица смахнула со стола своим крылом, Эмили опознала в наезднице пропавшую около года назад дочурку.

Раскрошив горбушку хлеба для ручной ласточки, Эмми потащила вернувшуюся самбелину в детскую, где и устроила общее для всех дочерей чаепитие. А малютка-путешественница, важно восседая на этажерке, рассказала всем нам какую-то непостижимую по бредовости историю своих прошлогодних приключений. Бедняжку, как выяснилось, утащила-таки лягушка. Потом малютка попеременно жила то среди жуков, то в норе какой-то старой толстой мыши, где на девчушку охотился полуслепой крот. Спасла её та самая ласточка, которая клюёт крошки у нас во дворе; она унесла нашу кроху в страну эльфов, где девочка вышла замуж за эльфийского принца. Похоже, что в стране эльфов недостаточно невест - рассказы нашей самбелины о сёстрах вызвал ажиотаж, и завтра будущие женихи прилетят к нам знакомиться с будущими невестами.

Расскажи мне кто эту бредовую историю около года назад, я бы ни в жизнь не поверил. Но за прошедший год произошло столько чудес и невероятностей, что никакие женихи-эльфы меня уже не удивляли. И я принялся пылко уговаривать мою залитую слезами супругу, внушая ей, что девочки-самбелины из первой партии приёмышей уже вполне взрослые, и появление эльфов-кавалеров для малюток - огромная удача. Во-первых, где ещё они отыщут себе женихов, подходящих им по габаритам? Во-вторых, где они найдут себе у нас работу, если не выйдут замуж за эльфов? Не в цирке же им выступать в качестве лилипуток-карлиц! А в третьих, замуж их всё равно никто пока не гонит: не подойдут крылатые кавалеры, - девчушки останутся с нами на второй год; авось в следующем году прилетят новые женихи, которые им придутся по вкусу.

В общем, слёзы на розовых щечках моей Эмми быстро высохли, и она с пылом принялась готовиться к завтрашнему торжественному приёму. Женщин ведь хлебом не корми, а позволь устроить какой-нибудь праздник, пусть даже разорительный. Моя жёнушка задумала нечто вроде бала или выпускного вечера для первой смены своих дочерей. И девочки - воспитанницы нашей школы с жаром кинулись ей помогать в подготовке предстоящего торжества. Я, по счастью, в понедельник ускользнул от всей этой суматохи на свою работу и пришёл лишь вечером. Моя жена и воспитанницы-помощницы совместными усилиями уже выволокли из дому наш обеденный стол, застелив его белоснежной накрахмаленной скатертью; на него поставили тарелки для учениц и игрушечные, накрытые скатёрками столики для самбелин; на ветви нескольких деревьев, растущих во дворе, повесили бумажные китайские фонарики.

А ровно в шесть вечера прилетели женихи-эльфы на ласточках. Их было заметно больше, чем готовых к приёму невест, но новеньких юных самбелин мы им всё равно не отдали: пусть наберутся терпения и прилетают к нам в следующем году! А пока - танцы, угощение, всеобщее веселье и радость. Наши самбелиночки довольно быстро определись со своими избранниками. Каждая получила в подарок по паре прозрачных стрекозиных крылышек и золотой короне. Сперва они выплясывали на столе так, что любо дорого взглянуть, потом парами закружились в воздухе. Девчонки воспитанницы в это время танцевали на траве у стола. Даже мы с Эмми, тряхнув стариной, станцевали вальс и танго под мелодию магнитофона; а когда ещё нам придётся вот так кружиться в вальсе, радуясь тому, что всё пока складывается к лучшему?

Часам к десяти все наши маленькие дочурки из первой партии упорхнули вместе с эльфами. Эмми, как водится, всплакнула, но быстро пришла в себя: нужно было провожать воспитанниц школы и загонять новых самбелин в кровати. По счастью, старые кроватки предшественниц им вполне подошли. Мне даже выстругивать ничего не пришлось. Малютки благополучно уснули в своих новых постелях, а вот нам с Эмми выспаться так и не пришлось: ночи всё же созданы не только для сна, но и для любви, о чём мы частенько в последнее время забывали.

Жизнь наша постепенно вернулась в обычное накатанное русло: я уходил на свою фабрику, Эмили вела свою детскую школу и по-матерински ухаживала за самбелинами. Я, было, стал забывать о выпускном вечере-бале и последовавшей за ним пылкой ночи. Но вчера, когда я вечером чинил очередной крохотный стульчик, жена примостилась рядышком со мной и, пунцовея, пробормотала: "Знаешь, милый? Я, кажется, беременна". По-моему, именно такой конец магических историй в сказках называется хэппи эндом?