Фэндом: The Elder Scroll-III: Morrowind + add-on TES-III: Tribunal
Рейтинг: NC-17
Disclaimer: все права на TES-III принадлежат компании Bethesda.
Предупреждения: фем. Просто фем. И, возможно, в финале истории кому-то предстоит умереть…
Извинения: автор приносит свои извинения за слишком вольное обращение с атрибутикой RPG «Морровинд».
Дополнения. Жанр сего опуса можно обозначить как «чрезвычайно романтическая история долгого путешествия».
Посвящение. К сожалению, на Морровинде отсутствуют лисы. Зато там полно разумных кошек. Итак, посвящается Skess'е, лисе с кошачьими повадками.

Мое имя С'Кейса. Полностью - С'Кейса аша-Сквиришш. На Морлон, Общее наречие, переводится как «Пятнистые Уши». Я хаджит'рорш, молодая самка без семьи и потомства, живущая вне клана.
Причина столь несообразного поведения кроется в том, что поселения моего рода уже лет десять как не существует. Вырезано под корень в Осеннюю Неразбериху. Мне, самой младшей в семье, тогда повезло. Я гостила у тетки. Там и осталась, когда пришло известие о том, что наша деревушка превратилась в головешки. Ее и отстраивать не брались - некому.
Тетя С'Момриш, поняв, что сбыть нахлебницу обратно не удастся, только вздохнула. Ничего плохого про нее сказать не могу: ее семейство относилось ко мне, как к родной. То есть кормило впроголодь и держало в обносках. Времена тогда были тяжелые. Человеческая армия империи Тамриэль наводила порядок среди Темных и Светлых эльфов, а те, отбиваясь, грызлись между собой и всем прочим миром. Боевые действия почему-то то и дело прокатывались через многострадальный Эльсвайр, наше неудачливое королевство.
Когда тете с семейством пришлось в шестой раз сломя голову убегать с насиженных мест, бросая нажитое добро и дом, ее терпение лопнуло. Почтенная С'Момриш рявкнула на оторопевшего супруга, топнула ногой, махнула хвостом, влезла в долги - и утащила ораву детей, родичей и приживалов подальше от беды, из Империи на отдаленный остров Вварденфел, он же Морровинд.
Седмица путешествия по морю иногда снится мне в кошмарных снах. Самый жуткий - о том, как наш корабль тонет, а я осталась запертой в трюме…
Все плохое когда-нибудь да кончается. Дивным весенним утром 358 года Третьей Эпохи галера «Звезда Империи» бросила якорь в Сейда Нин, гавани на восточном побережье Острова. На борту галеры находились отбывшие свой срок и отправленные на поселение каторжники, беглые рабы, артель рудокопов, странствующие проповедники Имперского Культа… и несколько хаджитских семейств, алчущих лучшей доли в суровом мире.
Спустя пять-шесть лун наша жизнь действительно изменилась к лучшему. Тетины отпрыски один за другим подыскали себе выгодные места. Кто нанялся в Западную Торговую Компанию, кто ушел в Ночную Гильдию, кто поступил в писцы, кто в подмастерья. Незамужние девицы быстренько разбежались по Высоким Домам служанками или няньками.
Одна С'Кейса Кривой Хвост торчала дома да унылилась.
В месяц Звездопада я стала совершеннолетней. Пора замуж выдавать, да кто такую возьмет? Я сутаи, рожденная под ликом обновившихся лун. Некрупная, тощая и рыжей масти, каковая в нашем народе издавна считается приносящей несчастье. Вдобавок с торчащими ушами в крапинку, поломанным хвостом - данмеры постарались - и уж точно не девственница. За что опять-таки спасибо Темным. Тому лихому отряду, что напал на караван беженцев, замешкавшийся на пути к спасительному побережью.
Убить красноглазые никого не убили, зато ограбили подчистую. Узлы и сундуки все перетряхнули, даже медяками не побрезговали. Молоденьких девиц и парней оприходовали по законам военного времени. Растянули на легендарные пять колышков, бросили жребий - хнычь, не хнычь, потерянного не вернешь. Денно и нощно возноси хвалу Альмасиви, что через тебя прошло всего трое.
Косточки потом срослись, но криво. Иду смирно по улице, а хвост, зараза такая, чинно не складывается, торчит куда-то вбок. Сколько раз этот злосчастный хвост дергали - и не сосчитать.
Должно быть, надоела я тете С'Момриш хуже песчаной лихорадки. Она сплавила меня в Балмору, посудомойкой в трактир «Девять тарелок». То есть это я думала, что буду посудомойкой. У хозяйки, госпожи Ранмер, на мой счет имелись совсем другие планы.
Есть у меня подозрение, что почтенная тетя прекрасно знала об этих замыслах… Ничуть против них не возражая.
Лохани с горячей водой и горой грязной посуды я так и не увидела. Оно и хорошо. Таскать от стола к столу тяжеленные подносы меня тоже не заставили.
Плохо другое. Хозяйка «Тарелок» в первый же день коротко и ясно растолковала глуповатой рыженькой хаджитке, какие обязанности ей предстоит выполнять. Я что-то слабо вякнула, покосилась в сторону окна, за которым завывал ветер, решила - а, какая разница? От меня не убудет. Зато хоть денег заработаю.
С'Кейса-горемыка стала девочкой при гостинице. Пятнадцать серебряных дрейков за комнату, пять - за прилагающуюся молоденькую хаджитку. Балмора, как мне растолковали, провинция, оттого здесь все дешево.
Товарками моими стали мрачноватая данмерка Уэлфера и Суриль-Хохотушка, девица-человек из народа Бретонов.

* * *

К началу следующей весны я твердо осознала: моя жизнь в Балморе весьма и весьма неплоха. Может статься, даже лучше, чем у деловитых отпрысков тети С'Момриш. Что же до моей девичьей чести… Была честь, да вся вышла. И не жаль.
Клиентов своих я знала наперечет, как и их вкусы. Мой заработок поднялся до трети с каждой серебряной монеты. Я больше не доедала куски за постояльцами и не выглядела сущим чучелом.
Госпожа Ранмер как-то застала меня напевающей. Я прижала уши в ожидании неизбежной выволочки за безделье, но кары не последовало. Моя мутсере раздумчиво заявила: оказывается, у меня весьма приятный голосок. Эдакое низкое довольное урчание сытого зверя.
В Доме Хлаалу для меня наняли учительницу. Теперь по вечерам я садилась около стойки, брала виолат и выводила что-нибудь душещипательное. Постояльцам нравилось. Трактирщица еще рассчитывала научить меня танцевать, но из-за особенности строения лап хаджитов замысел не удался. Мы ходим не как люди или эльфы, но слегка подскакиваем при каждом шаге. И колени у нас кажутся вывернутыми назад. Зато мы очень быстро бегаем, далеко прыгаем и неплохо лазаем. Без всяких веревок и крючьев, с помощью когтей.
Иногда мне разрешалось прогуляться по окрестным кварталам или навестить сородичей за рекой, в трактире «Западная окраина». Там я познакомилась с каштаново-полосатой Сладкоголоской. Как выяснилось - карманницей и полноправным членом Ночной Гильдии. Она и меня подбила вступить. Мол, в дальних краях свои должны держаться своих.
Толкового вора из меня не получилось, однако взносы я платила аккуратно и занятиями у старого Кирмы не пренебрегала. Он и обнаружил у меня талант взломщика. Мудреные замки работы мастеров Вивека или даэдр, конечно, мне были не по зубам, однако простые запоры на обычных сундуках и дверях я вскрывала в три приема.
Воровка хлопала в ладоши и лелеяла мысль о том, как здорово было бы наведаться в одну из заброшенных гробниц, что разбросаны вдоль дороги из Балморы в Сейда Нин. Или в старый двемерский город за Лунной Бабочкой.
- Там же призраки, - искренне пугалась я. Полосатая смешливо мяукала и уверяла, якобы в Гильдии Магов можно купить заклинание, отгоняющее любую нечисть. Правда, задорого.
- Зато вот эту нежить мы прогоним без всякий заклятий, старым добрым пинком по заднице! - резвилась она, на цыпочках подкрадываясь к нищему, увлеченно рывшемуся в мусорной куче у черного хода «Окраины».
Нищеброд оказался сметливым. Заметил приближающуюся тень, сцапал мешок с объедками и пустыми бутылками, и смылся, обозвав Сладкоголоску «паршивой блохастой шкурой». Моя приятельница рассвирепела, подобрала подол и ринулась было вдогонку, но я удержала ее.
- Да ну его. Пусть бежит. Ему тоже жить надо.
Про себя я в очередной раз подумала, насколько мне повезло. А что, если бы некой С'Кейсе тоже пришлось бы копаться в отбросах и собирать выброшенные кувшины? Много ли с тех кувшинов получишь у старьевщика? Только на миску самой дешевой похлебки и хватит. В Балморе нищеброду, если он не найдет себе работы, долго не протянуть. Попадется страже при попытке стянуть что-нибудь либо сам помрет с голоду. Интересно, откуда он такой взялся?
- Притащился из Сейда Нин, - поделилась Сладкоголоска, знавшая все городские сплетни. - Туда его привезли с Материка. Империя щедро дарует своих отпущенных на свободу рабов и каторжников нам. Здесь они опять попадаются, и мы их вешаем, сгоняем в шахты Кальдеры либо шлем обратно в Империю.
Касательно происхождения бродяги наши со Сладкоголоской мнения разошлись. Она говорила - это нордлинг, варвар, я - бретон. Или сильно запаршивевший алтмер, Светлый эльф.

* * *

Весна плавно перетекла в лето с внезапными пыльными бурями, прилетающими с Полуночи, со стороны пустынь Альд’руна. Про Альд’рун, вотчину Дома Редоран, я только слышала, бывать мне в тех краях не доводилось. Весь огромный Морровинд покуда ограничивался для меня гаванью Сейда Нин, Пелагиадом да Балморой.
Приснопамятный нищеброд упрямо не сдавался. Наскреб денег на взнос в Гильдию Магов, и совершил то, о чем мы со Сладкоголоской могли только рассуждать. Вломился в могильник, вынеся оттуда уйму ценного барахла, коим безутешные родственники лет пятьдесят назад снабдили покойника.
Отныне ему больше не требовалось шастать по свалкам.
В какой-то из дней месяца Плодов бывший каторжник и побирушка пожаловал к нам в «Девять тарелок». В качестве гостя. Разряженный в алое и темно-лиловое, с коротким кинжалом у пояса. Под руку с Аджирой, хаджиткой-магичкой из Гильдии. Аджира выглядела до чрезвычайности довольной, точно лунного сахара объелась. Весь вечер она не закрывала рта, болтая и игриво помахивая кончиком расчесанного хвоста. Мы с Суриль наблюдали за парочкой с верхней галереи, лениво споря: останутся они на ночь или нет? Судя по поведению Аджиры, она бы с превеликим удовольствием задрала хвост прямо на столе. Странная она, а еще чародейка. Знает ведь, что люди и Первые недолюбливают наше племя. Сколько поговорок сложено про чрезмерно любвеобильных и неразборчивых в связях хаджиток, я и не вспоминаю.
Не знаю, считался ли бродяга по меркам людей симпатичным или нет. Хохотушка, глядя на него, закатывала глаза и томно вздыхала. Мне он ни капельки не приглянулся. Длинный, тощий, сляпанный из сплошных острых углов, с увязанным на затылке хвостом белобрысых волос. Вдобавок - не нордлинг и не бретон, но несомненный имперец. Нагляделась я на эту братию досыта. До сих пор шерсть дыбом встает при одном упоминании.
Комнату они сняли, но вовсе не для утех. Аджира налакалась флина, ее сморило, и имперец оттащил колдунью наверх, отсыпаться. Спустился, посидел немного в одиночестве - я к тому времени уже оседлала табуретку, с чувством выводя «Погибшее сердце» - и ушел.
- Господин Рекце, заглядывайте к нам почаще! - крикнула ему в спину хозяйка.
Хм. Вот, оказывается, как его зовут.
Аджира наутро проснулась весьма сконфуженной. Улизнула через черный ход, чтобы никто не видел ее расстроенной и унылой мордочки. Чародейка явно надеялась, что ужин при свечах завершится иначе.
С той поры имперец сделался навроде местной легенды. Той личностью, которой можно перемывать косточки и чьи новые похождения служат хорошей приправой к обеду. Рекце связался с Гильдией Мечей, его частенько видят в обществе тамошней Наставницы Боя, Нарьи Огненный Глаз. Впрочем, в форт Лунной бабочки, где заправляет его соотечественник, лейтенант Крациус, он тоже шастает едва ли не через два дня на третий. Рекце ведет таинственные и непонятные дела со Старым Каем, выжившим из ума пожирателем скуумы с Левого берега. Знаете, только между нами - именно он прирезал гро-Шардаб, орчиху-колдунью, вдрызг рассорившуюся с Гильдией. Ту, что охотно скупала любые загадочные вещички из разграбленных могил. По слухам, в доме у нее было нечисто, а явившиеся ликторы нашли целый сундук книг про оживление мертвецов, кости и выкопанные из могил черепа. Если все обстояло именно так, поделом ей!
В месяце Бурь грянул гром с ясного неба. В «Пяти свечах», кабачке у Западных ворот, произошла бойня. Некто осуществил давнее и заветное желание лейтенанта Крациуса - одним махом истребил всю верхушку Мораг Тонг, гильдии убийц.
Их там было пятеро. Ни один не ушел.
Целый день добрые горожане таскались к трактиру: полюбоваться на лужи застывшей крови, стены в выщерблинах от ударов мечей и учиненный разгром. Хозяин заведения уцелел - почуяв неладное, рыбкой нырнул под стойку. Просидел там все побоище, лязгая зубами от страха. Крациус и Нилена Дорвайн, Советница Балморского Дома Хлаалу, в кои веки помирились и вместе прибыли вести дознание. Однако от испуга у владельца трактира напрочь отбило память. Он клялся и божился всей Великой Девяткой, что позабыл все, что делал с утра. Он не помнит, кто затеял драку. Он вообще ничего не помнит, кроме собственного имени и того, что сегодня же вечером пойдет в Храм, сделать щедрое пожертвование Альмасиви.
Рекце в тот день в городе не было.
Однако наше общественное мнение единогласно вынесло приговор: бойня - дело рук имперца! Судите сами: расследование завершилось как-то очень быстро, хотя виновного так и не сыскали. Лейтенанту Крациусу побоище в «Свечах» только на руку. Он уже сколько лет мечтает о том, чтобы отделаться от Мораг Тонг, мешающих справедливому исполнению закона. Госпожа Нилена их тоже не жаловала - поборы и шантаж Гильдии отнюдь не способствуют росту доходов. Вдобавок убийцы тянули лапы к сокровищу Дома, эбонитовым шахтам Кальдеры. А Хлаалу разорвут на клочки любого, включая гвардию короля, коли те посягнут на драгоценные рудники.
Рекце, как ни в чем не бывало, объявился спустя три дня. Власти и горожане Балморы сошлись в молчаливом одобрении деяния неведомого преступника. Искатель приключений мигом повсюду стал желанным гостем и выгодным клиентом. Чем беззастенчиво пользовался, покупая в долг и сулясь отдать на будущей седмице.
В «Тарелки» на сей раз он пришел вместе с Нарьей. Весь ужин они проникновенно таращились друг на друга, держась за руки и, разумеется, поднялись наверх. Спустя часик я как бы невзначай прогулялась по второму этажу, наткнувшись на беззастенчиво подслушивавшую Суриль. Она покраснела и улизнула, а глаза у нее были почему-то заплаканными. Я хихикнула и тоже пристроилась к щели между косяком и створкой.
Изнутри, перемежаемая стонами и скрипами кровати, доносилась до боли знакомая песня: «Рекце, ах, Рекце!.. Я так тебя люблю, сделай это еще разок, останься со мной…»
Кто бы мог подумать. Такая суровая и неприступная госпожа, наставница меча и все такое прочее, а ведет себя, как самка гуара в пору течки. Что только человеческие женщины находят в этом имперце? Интересно, Нарья знает о том, что совсем недавно ее друг промышлял сбором пустых бутылок и охотой на крыс? Наверняка знает. Она ведь тоже живет в Балморе и не чурается слухов.
Следующим утром беловолосый отбывал в Вивек по делам Дома Хлаалу - надолго. Возможно, до конца года. Он сказал об этом нашей хозяйке, а я крутилась неподалеку. Почему-то мне показалось, что Рекце весьма поспешно сматывается из Балморы - от Нарьи удирает, что ли? Может, она захотела за него замуж?
Огненный Глаз спустилась в зал после полудня. Узнав об отъезде кавалера, разбила три тарелки, без замаха разрубила стол и, выходя, наступила мне на хвост. От досады, наверное. Хохотушка состроила вслед воительнице рожу и показала язык. Потом опечалилась и завздыхала. Я спросила, чем она огорчена? Суриль помялась и зашептала, мол, если Рекце действительно отбыл по делам Дома в Вивек, то не миновать ему знакомства с господином Кассиусом. Он тамошний глава Дома. Всем известно, что Кассиус сам не свой до смазливых парней.
- Ну и что? - не поняла я.
Хохотушка всплеснула руками и с жаром принялась растолковывать, что Альмасиви допускает и одобряет подобные отношения только между мужчиной и женщиной. Но уж никак не между созданиями одного пола.
Тут подошла Уэлфера. Послушала болтовню Суриль, разозлилась, назвала Хохотушку пустоголовой сплетницей и разогнала нас по комнатам. Я так и осталась в недоумении, что плохого в подобной любви и отчего люди так ее порицают. У хаджитов к таким связям относились проще. Жениться, конечно, нужно на самке - чтобы появились дети и продолжился род. А любить можно кого угодно. У Темных и Светлых эльфов, насколько я знаю, обычаи такие же. Наверное, поэтому Уэлфера и вышла из себя. Она недолюбливает мужчин - всех без исключения. Что из своего народа, что из другого. Женщины ей тоже не нравятся. Уэлфера вообще никого не любит. Как и я. Только она - из-за злости на весь мир. А я, наверное, еще не встретила того, кого могла бы полюбить.

* * *

Осень. Затяжные, несколько дней кряду, дожди, мутные ручьи на улицах. Речка вздулась и вышла из берегов. Много посетителей - город заедает скука, обитатели ближайших кварталов сбредаются к нам, посидеть, выпить, поговорить. От безделья и скверной погоды частенько вспыхивают ссоры, переходящие в поножовщину. Наша троица почти не вылезает из комнат, трудясь без устали. У меня который день между ног все болит и ноет. Хожу враскорячку, сломанные косточки хвоста в дождь зудят и несносно чешутся.
Последним моим клиентом сегодня был Фферанг-нордлинг, сопровождающий караванов Дома Хлаалу. Терпеть его не могу. Он здоровенный, а я существо маленькое и хрупкое. Он вдавливает меня в постель и начинает ерзать взад-вперед под хруст моих бедных ребер. К тому же нордлинг обожает в самые напряженные моменты неожиданно дернуть меня за хвост или уши. Нарочно, чтобы я взвизгнула. Пару раз он попытался дергать Уэлферу, у которой тоже длинные ушки. Данмерка немедля схватилась за нож и пригрозила отчекрыжить к дреморам все его хозяйство. Больше он к ней не ходит, таскается ко мне.
Выпроводив Фферанга, я мельком глянула в зал, убедившись, что тоскливая гулянка продолжается. Высунулась на балкон, глотнула холодного мокрого воздуха. Дождь кончился. У самого горизонта сумрачное небо косо прорезала длинная ветвистая молния. Я медленно досчитала до семи, и только тогда с далекого морского побережья докатился звук грома. В сумраке мне померещилось, будто на пятачке около задней двери трактира возится какое-то существо. Встает и падает, расплескивая грязь. Упрямо поднимается, шатается и снова рушится. Неуклюжее длинноногое создание… с белой головой?
Рекце? Вернулся из столицы? Что он там делает? Пьян и не в силах держаться прямо?
Понятия не имею, что заставило меня спуститься по задней лестнице и выскочить во двор. Я подошла к бессильно возившемуся на земле человеку и попыталась его поднять.
Рекце. Ободранный, перемазанный, растрепанный - но вроде не раненый. Вцепился в мою руку, как клещами, и сбивчиво забормотал, что ему нужно укрытие.
Тут до бестолковой хаджитки наконец дошло, что имперец вовсе не ранен, а болен. Простыл и песчаную лихорадку подхватил, не иначе. Вон как зубами стучит и трясется. Хорошо, эта хворость не заразная. Но при ней нужно сидеть в тепле, попивая горячее вино и настойку на корешках черного пыльника, а не валяться под холодным дождем.
Одни боги знают, каких усилий мне стоило втащить обезножевшего имперца вверх по лестнице. На площадке я растерялась: куда же его деть? В комнату ко мне или другим девушкам нельзя. Вдруг клиенты придут? Решила затолкать в кладовую - там тепло и грудой навалены старые одеяла. Полежит до ночи, а когда посетители начнут расходиться, добуду ему с кухни поесть. Скажу Суриль, она поможет. Сбегает в Храм Девятерых, позовет лекаря. А хозяйке рассказывать пока не стану. У госпожи Ранмер нрав крутой и порядки строгие. Скажет «мне тут болезные без надобности!», кликнет вышибалу и прикажет нас обоих выбросить на улицу.
В кладовке я наспех соорудила из одеял лежанку, свалила на нее мелко дрожащего Рекце. Села рядом на корточки и зашептала:
- Ты только будь тихо. Я приду попозже, как трактир закроют. Хозяйке я ничего не скажу, правильно? У тебя что, песчанка? Костная гниль? Ты не думай, мы лекаря…
- Лекаря нельзя, - очень отчетливо произнес имперец. Из-за полуприкрытой двери падал оранжево-желтый отсвет висящей в коридоре лампы, освещавший половину лица Рекце. Лица, ставшего бледно-зеленоватым и усыпанным мелкими бисеринками пота. Светлые волосы свалялись в паклю и висели грязными сосульками. Глаза блестели нехорошим, багровым огнем, как у разъяренного данмера. И рука, в которой был зажат длинный, узкий стилет - рука не дрожала. Кончик стилета упирался мне как раз под подбородок. Я заморгала от обиды. Не потому, что мне угрожали смертью, а потому, что умудрилась пропустить миг, когда он вытащил кинжал из ножен.
- Слушай внимательно, - медленно выговорил Рекце. Губы у него дергались в разные стороны, ему приходилось делать изрядное усилие, чтобы я разобрала его невнятную речь. - Если хочешь жить, никому ничего не скажешь. Запрешь дверь и побежишь на Левобережье. Прямо сейчас. К Старому Каю. Скажешь, что Рекце вернулся и может только ползти. Пусть поднимает свою вонючую задницу и вытаскивает меня отсюда. Все поняла, хвостатая?
Лезвие чуть отодвинулось, я сумела кивнуть. Имперец со свистом и хрипами втягивал в себя воздух.
- Но почему? - отважилась заикнуться я. - Не хотите, чтобы о вашем возвращении знали?
- Не хочу, чтобы город превратился в кладбище, - хрипло каркнул он. - У меня не лихорадка. Я подцепил корпрус. А теперь, если ты откроешь свою пастишку и завизжишь, я убью тебя. Мне все равно. Беги к Каю, живо!
Я пискнула и умчалась. Даже дверь не заперла, только прихлопнула. Не помню, как неслась через мост и металась в поисках приткнувшегося где-то на задворках жилища Кая. У меня в голове колотилось одно: «Корпрусом заражаются от прикосновения. Он может быть в воздухе. Он может быть где угодно. Я сожгу одеяла, на которых он лежал, вымою кладовку и буду сидеть в мыльне, пока шкура не начнет облезать».
Мысль о том, что угрозы Рекце пусты, в мою испуганную голову не пришла. Я могла запросто вбежать в общий зал и заорать: «Там бродяга с корпрусом!» Неважно, что совсем недавно обыватели шумно восхищались подвигами Рекце. От имперца мокрого места бы не осталось. От трактира, наверное, тоже. И неизвестно, что случилось бы со мной. У горожан достало бы испуга решить, что я заразна и заслуживаю очистительного костра.
Корпруса на Морровинде боялись все. Жуткую болезнь принесли ветра со склонов Пепельной Горы, преодолевшие Заставу и Великую Стену. Она выползла из огненных пещер павшего Дагот Ура и теперь разгуливала по Острову, появляясь то здесь, то там. Отмеченные ее прикосновением гнили заживо, превращаясь в ходячих мертвецов, неспособных умереть. Их жгли огнем, топили, зарывали в землю - они воскресали, вставая на негнущихся ногах и безъязыко мыча. Самая большая вспышка корпруса случилась год назад в городке Маар Ган, принадлежащем Дому Редоран. Теперь на месте Маар Гана чернеет огромное пятно кострища, присыпанное солью и известью. О судьбе горожан, его населявших, сплетники предпочитают не заикаться. Мародеры и грабители обходят развалины Маар Гана стороной. Даже орки туда не суются - орки, которые не боятся никого и ничего в мире.
В Храме служители Альмасиви вещали: поверженный Шестой Дом грезит о былой славе, проклятый Дагот Ур грядет на нас, обращая живое мертвым и мертвое - живым. Я не очень понимала, что они имеют в виду, но боялась. Суриль тоже боялась, а госпожа Ранмер поджимала губы и презрительно фыркала: глупые выдумки жрецов, чтобы подавали щедрее. Дагот Ур заточен в подземельях под Пепельной Горой и никогда не выберется оттуда.
Кай Коссадес был мертвецки пьян. Я едва руки и ноги себе не отбила, колотя по дверям, прежде чем он открыл. Потом мне пришлось трижды повторить ему всю историю. Наконец, старик с руганью встал и поплелся за мной.
На наше счастье, в «Тарелках» шла всеобщая драка. С битьем посуды и опрокидыванием столов. Никто не заметил, как я и Кай прошмыгнули наверх, а потом спустились, волоча замотанную в одеяла фигуру.
Они уковыляли вниз по улице, хоронясь от обходящих квартал патрулей. Я закрыла дверь, заложила засовом и обессиленно привалилась к створкам. Меня трясло, во рту стоял кислый медный привкус. Вот, оказывается, к чему приводит бескорыстное желание помочь.

* * *

Как заведено от начала времен, осень перешла в зиму, а та - в весну. Высоко в небесах умирали и возрождались луны, лиловый Массер и розовая Секунда. Об имперце больше не было ни слуху, ни духу. Нарья Огненный Глаз несколько седмиц ходила мрачная и злая, и помоги боги тому, кто не вовремя оказывался у нее на дороге. Потом она познакомилась с заезжим профессиональным гладиатором и быстро утешилась. Аджира-чародейка по-прежнему заглядывала к нам на ужины. Однажды во время моего выступления она спросила, не знаю ли я песни под названием «Дорога горя»? Она заплатит целый золотой дрейк, если я спою для нее.
«Дорогу горя» я знала. С той поры магичка стала появляться в «Тарелках» все чаще. Порой она уделяла мне внимание, приглашая сесть за свой стол и поболтать о всякой всячине. Аджира казалась очень умной: она умела читать на нескольких языках, сама творила заклинания и усердно готовилась к весеннему экзамену по изготовлению волшебных зелий.
Припомнив тетю С'Момриш и ее бесконечную возню в кухне, я пересказала Аджире запавшие мне в память способы приготовления травяных настоев. Колдунья возликовала, бросившись немедля записывать и пояснив, что подобные рецепты слышит впервые. Народ хаджитов забыл о растениях больше, чем знали все другие расы, и можно смело биться об заклад - на экзамене Аджира произведет фурор.
Пользуясь моментом, я спросила, знает ли мутсере чародейка что-нибудь о корпрусе. Правда ли, что есть способ его излечить?
Аджира в задумчивости пошевелила носом и усами, отрицательно помотала головой. Ее книги и лекари Гильдии были единодушны: Пепельная Язва, как еще называют корпрус, неизлечим.
Рекце наверняка мертв. Хорошо бы боги послали ему быструю и легкую кончину.
Набравшись храбрости, я навестила хижину Кая. Сама не знаю, что я надеялась там выведать. На сей раз долго стучаться не пришлось: стоило легонько толкнуть створку, и та с протяжным скрипом отошла в сторону.
Дом пустовал.
Его покинули давно, не меньше двух месяцев тому. Без спешки, забрав все мало-мальски пригодные вещи. Остались колченогий стол, ободранная кровать и стоявший нараспашку шкаф. Крыша хижины протекала, на полу чернели вонючие застоявшиеся лужицы. На одной из полок я нашла кусочки лунного сахара и полупустую бутыль дешевого флина. Покатала хрусткие крупицы на ладони, представляя их острый тающий вкус во рту, растущее ощущение звонкой легкости… и высыпала сахар в реку.
Накрапывал дождь, наполнив воздух мокрой взвесью, оседавшей на моей шкурке. Размытыми желтыми пятнами светили сквозь туман фонари на стенах домов.
Я брела вниз по улице, собираясь заглянуть в хлебную лавку и купить сладких пирожков на нашу троицу.
Выйдя на площадь, сбилась с шага: за городской стеной завыл ездовой силт страйдер.
На Материке таких животных не держали, оттого, впервые услышав его голос, я изрядно перепугалась. Крик силт страйдера - тонкое, переливчатое подвывание, сходное с многократно усиленным скрипом пальца по мокрой коже. Погонщики уверяют, будто животные столь искусно ловят ветер и меняют высоту тона, что слышат друг друга на огромных расстояниях. Тому, что кричит в Балморе, откликаются собратья с причалов Альд’руна и далекого Гнисиса.
Тоскливый крик словно полоснул ножом по открытой ране. Я замерла, тупо озираясь вокруг. За два года я изучила досконально все магазины и лавки на центральной площади Балморы, все раскачивающиеся вывески. Вот ростовщик, вот галантерейные товары , куда мы каждую седмицу бегаем покупать ленты и украшения, вот книжный магазинчик на углу, вот лавка моего соотечественника С'Ришши - «Оружие и редкости»… Все знакомое, неизменное.
Пройдет десять или даже двадцать лет, а я по-прежнему буду приходить сюда за покупками.
Может, из девочки при гостинице я выслужусь в помощницы хозяйки. Или окажусь на улице, когда госпожа Ранмер решит, что моя резвость и молодость остались позади. Моя шкура поблекнет, яркий рыжий цвет сменится седым, когти раскрошатся, клыки выпадут. В моей жизни не будет ничего, заслуживающего хотя бы одной-единственной краткой строчки в «Летописях Эбенгарда». Словно я, подобно тысячам других безвестных созданий, никогда не ступала по здешней земле. Все, чем отметят мою могилу - датами рождения и смерти. Между ними только пустота, духота жарко натопленного трактира, чьи-то руки, небрежно заваливающие меня на продавленную кровать, пустые мечтания и горькие сны.
С'Кейса аша-Сквиришш, жила ли ты когда-нибудь? Или ты - всего лишь призрак, небрежный рисунок на размытой дождем земле?
Дождь монотонно стучал по наброшенному на голову отрезу промасленной бумаги. Подол юбки вымок, кончик хвоста тоже. В башмаках жалобно хлюпало.
Я повернулась и побежала к темному возвышению причала. Спотыкаясь, вскарабкалась по крутым ступенькам.
Погонщик ничуть не удивился. Ремесло приучило. В конце концов, что необычного в мокрой хаджитке, заполошно расспрашивающей о том, куда и когда отправляется страйдер?
Мне обстоятельно растолковали, что путешественников из Балморы возят в Альд’рун, Вивек и Гнисис. Из-за скверной погоды пассажиров сегодня не будет, так что, если я желаю ехать, отчаливаем прямо сейчас. Куда мне угодно?
- В Вивек! - запинаясь, ответила я. Дрожащими пальцами отсчитала запрошенные тридцать дрейков - в моем кошеле осталось еще семьдесят - и плюхнулась на жесткую скамью. Погонщик растянул над сиденьями кожаный полог, уселся в выемку между головой и туловищем силта, свистнул, причмокнул.
Огромная туша плавно качнулась из стороны в сторону. Поплыли назад крыши и шпили Балморы, рывком закончилась городская стена. Животное разгонялось, часто и дробно топоча восьмеркой длиннющих ног. Я сидела, съежившись и стараясь ни о чем не думать. Ни о контракте с мутсере Ранмер, согласно которому я еще два года оставалась собственностью трактира «Девять тарелок». Ни о том, что отправляюсь в неизвестность с пустым карманом, совершенно не зная мира. Ни о белобрысом имперце, кости которого гнили в безвестной глуши.
Я ехала искать себя.