Глава 6.

Опасная развилка

– Ну, и куда мы заехали? – проворчал Аверя, глядя на сплошную стену деревьев и кустарника, выросшую перед лошадьми.
– Да ведь на карте не написано, где лес густой, – виновато произнесла Аленка.
– Я и без карты говорил: обогнуть надобно! Все равно никаких кладов тут нет, разве что царевы.
– Тогда поворачиваем обратно...
– На это сутки уйдут, а время уже к полудню. У тебя, поди, черева подвело?
– Страх как есть охота, Аверя!
– Мне тоже. А впереди деревня, в ней мы могли бы купить хлеба, но, вместо того чтобы насытить брюхо, самим теперь придется комаров кормить! Подождите меня здесь, а я дотуда верхом...
–Тсс! – внезапно сказала Аленка. – Ты слышишь?
Аверя приложил ладонь к уху.
– Да, – согласился он и, обернувшись, крикнул: – Максим, покарауль лошадей!
Соскочив на землю и продравшись через подлесок, Аверя и Аленка увидели девочку лет семи, прижавшуюся спиной к стволу дерева. Ее окружала группа сверстников, которые выкрикивали наперебой:
– Похвалыга!
– Завирушка!
– Проучим ее, чтоб царевной себя не мнила!
– Правильно, что впустую гутарить!
Мальчуган, стоявший чуть ближе к девочке, чем остальные, уже размахнулся; Аверя бросился вперед и перехватил его руку:
– Эй, Аника-воин, на девчонке удаль показываешь?
Мальчик резко рванулся в сторону:
– Ты кто вообще такой?
– А тебе не все равно, от кого крапивой по заднице получить? Одинаково зачешешься!
Нападавшие мигом рассеялись. Девочка с плачем кинулась к Аленке, та обняла ее и прижала к себе:
– Ну, не надо, не надо, все же хорошо! За что они тебя?
– Завидуют мне! Я так грибы нахожу, как никто во всей округе.
– Как же ты такой мастерицей заделалась?
– А мне бабушкино благословение помогает, – сквозь слезы улыбнулась девочка. – Мне бабушка говаривала: складывай, Варька, почаще вот так ручку, и будет тебе счастье. – Она сделала распальцовку и произнесла: – Хочу найти подосиновик! – Повертев головой, девочка радостно воскликнула: – Да вон же он, там! Смотрите!
– Ясно, – прошептал Аверя сестре. – Она использует силу клада для поиска грибов. Только темные крестьяне о том не ведают.
– Скажи, Варька: ты ведь из той ближайшей деревни? – спросила Аленка.
– Ага.
– Можно туда проехать, чтобы не назад через весь лес?
Варька бросила лукавый взгляд:
– А вы меня прокатите?
– Ладно, будь по-твоему.
Ребята вернулись к Максиму; Аверя уже собрался усадить Варьку рядом с ним в повозку, но девочка запротестовала:
– Э, нет! На телеге я уже ездила с батюшкой. На лошадку хочу!
– Тьфу, блоха тебя забодай! – буркнул Аверя. – Садись, Аленка, вперед, тебе сподручней будет с этой малявкой!
Через малое время все четверо были уже в деревне и постучались как раз в тот дом, где жила Варька. Ее родные поначалу встретили ребят с явной настороженностью и, лишь узнав, что те спасли девочку от побоев, стали смотреть на них более дружелюбно.
– Землепашцы побаиваются любых царских слуг, как заяц – всякого волка, пусть даже сытого, – пояснил Аверя Максиму. – Без того порядку в государстве не можно быть.
Вскоре избу заполнил народ: приближалось время обеда. Здесь под одной крышей жили люди разных поколений, и все уселись за длинным столом. Глядя на эту большую и дружную семью, Аверя и Аленка заметно погрустнели. Максим догадывался о причине: его друзья рано лишились родителей и теперь особенно остро чувствовали горечь потери. Видимо, чтобы хоть как-то отвлечься от печальных мыслей, Аверя спросил:
– Ну, как живете, селяне?
– Ничего, благодарение Богу, – ответил сидевший напротив него старик, более словоохотливый, чем остальные сотрапезники, и вздохнул: – Кабы еще не дочь моя, мать Варюшки...
– А что с ней? – заинтересовался Максим.
– Занедужила три месяца тому назад. Почему – не знаем. Теперь с кровати не поднимается, и боль ее не отпускает. Да как пойдем кормить, сам увидишь.
Варькина мать лежала в соседней горнице; серое лицо и запавшие глаза красноречиво свидетельствовали о том, что ей пришлось перенести в последние недели. Женщина натужно дышала, и временами ее хрипы перемежались стонами. Несколько ложек похлебки она проглотила безучастно, по-видимому, уже не ощущая вкуса.
– Ну, добрые люди, благодарствуем за хлеб-соль, – вымолвил Аверя. – Малость отдохнем – и в дорогу. Я до сеновала.
– А я поброжу чуток: может, где-то здесь клад схоронен, – отозвалась Аленка.
Максиму не хотелось ни спать, ни прогуливаться, и он уселся в сенях на лавку. Странное беспокойство овладевало им, и мысли раз за разом возвращались к несчастной, прикованной к постели крестьянке. Мальчик вспомнил, как его собственную мать увозили в больницу с приступом аппендицита и как он сам, тогда еще шестилетний малыш, в страхе жался к отцу.
«А ведь я теперь волшебник, – мелькнуло в голове Максима. – Та сила, которой Аленка со мной поделилась, позволяет творить чудеса. Меня предупреждали, чтобы я не тратил ее на разные пустяки, вот и пришло время употребить для хорошего дела. – Улыбнувшись, Максим решительно поднялся с лавки. – Помогу этой женщине! Наверное, Аверя и Аленка сами хотели бы ее исцелить, но не считают себя вправе расходовать клады, которые собирают для царя»
Вернувшись в горницу, Максим сделал распальцовку.
«Выздоровей!»
Эффекта не последовало никакого; более того, на сей раз Максим вообще не почувствовал, что таланы, оставшиеся у него, уходят на исполнение загаданного желания. Мальчик недоуменно поглядел на свою руку.
«Что такое? Видимо, у меня слишком мало таланов. Аверя говорил, что они есть еще у Варьки. Так даже лучше, пусть она сама вылечит свою маму. Представляю, как она удивится и обрадуется!»
Долго искать Варьку не пришлось: она сидела на крыльце и сплетала венок из только что сорванных цветов. Максим окликнул ее.
– Ась? – повернулась к нему девочка.
– Варька! Хочешь, чтобы твоя мама была здорова?
– Конечно, хочу!
– Идем со мной.
Варька последовала за Максимом и остановилась на пороге горницы.
– А что мне делать?
– Сложи руку так, как будто хочешь найти много грибов.
– Сложила. И что?
– Теперь пожелай, чтобы мама выздоровела.
– Пожелала. И что? Почему моя мама не встает?
«Действительно, почему? – с досадой подумал Максим. – Должно быть, я запросил слишком многого. Ладно, сделаем по-другому! Если клад не может вернуть женщине здоровье, пускай у ней хотя бы прекратятся боли»
Он обратился к Варьке:
– Вели, чтобы мама больше не страдала!
Девочка с недоверием посмотрела на него:
– А это исполнится?
– Не бойся!
– Хорошо. Велю!
В ту же секунду страшный крик невыносимой боли вырвался из груди женщины; она начала биться на кровати, словно через нее пропускали электрический ток, а из горла хлынула черная, вязкая жижа. Максим остолбенел; Варька в слезах кинулась на улицу и тут же вернулась, сопровождаемая двумя мужиками.
– Это он меня научил! – крикнула девочка, показывая на Максима пальцем.
Крестьяне схватили Максима за грудки и притиснули к стене; похоже, от немедленной расправы над мальчиком их удерживало лишь то, что Максим приехал вместе с царскими слугами.
– Ты что сделал, гаденыш?!
– Я не знаю, – пролепетал Максим, растерянно переводя взгляд с одного разъяренного лица на другое. – Я не хотел. Честное слово, не хотел! Позовите Аверю!
Аверя скоро появился, позевывая и протирая глаза; из сбивчивых объяснений Варьки, мужиков и Максима он быстро уловил суть и протянул руку с распальцовкой. Спустя некоторое время женщина успокоилась, и послышалось ее привычное хрипение. Мужики принялись менять постельное белье, а ребята вышли из избы. Сильное чувство неловкости и до конца еще не прошедший страх мешали Максиму заговорить, хотя он понимал, что должен поблагодарить друга и извиниться. Молчание первым нарушил Аверя, произнеся грубовато-добродушным тоном:
– Ладно, не кисни, не то мы с Аленкой тебя заместо щавеля в щи положим! Даже у государя не всегда справно выходит то, что таковым мнится.
– Но ведь с птицами, с грибами получалось...
– Там были развилки, а здесь нет.
Максим недоуменно посмотрел в лицо Авере:
– Это еще что такое?
– Вот ответь мне: когда смотришь на птаху, можно ли заранее знать, на какую ветку она перескочит?
– Вряд ли, но при чем...
– То есть тут можно надвое гадать; это и есть развилка. Слушай дальше: могла та птица делать то, что ты ей велел, и без твоего приказа?
Максим задумался.
– В принципе, могла.
– Конечно! И подосиновик можно было сыскать без клада, если зенки пошире пялить да кустам с травой кланяться. А у Варькиной матери хвороба такая, что любого человека в могилу сводит, и только могила избавит от мук. Разницу чуешь?
– Кажется, теперь я начинаю понимать...
– А когда ты, из жалости к той селянке, захотел положить конец ее страданиям и Варьку подговорил, клад нашел единственную развилку, чтоб таковое желание сбылось: незамедлительно умертвить бабу! Она ведь и умрет точно так же, с рвотой и корчами, только это может случиться завтра, через месяц или через год. По здравому рассуждению, лучше бы ей уже сейчас в гроб лечь, а мне не вмешиваться, да только крестьяне нас бы за это по макушке не погладили. Запомни: клады только приманивают удачу, а, скажем, по волнам ходить или воду в вино претворять, как иные невежды в старину делать пытались, с ними не можно. – Аверя вздохнул. – И покойников не воскресишь. А будь по-другому, уж мы бы не скитались по земле сиротами.
– А когда я давеча похвалялась перед ребятишками, что синий мухомор найду, тоже не было развилки? – раздался рядом знакомый голос.
Аверя моментально развернулся:
– Ах ты, маленькая дрянь! Подслушивала?
– И ничего я не подслушивала! – обиженно произнесла Варька. – Просто стояла тут и пускала зайчиков!
Аверя наклонился над блестящим предметом, который девочка держала в руке.
– Откуда у тебя печать кладоискателя?
– В лесу нашла десять дней тому назад! – выпалила Варька.
Аверя нагнулся еще ниже.
– Это печать Прошки! Вот раззява, солоно ему теперь в приказе придется! А скажи-ка, грибная гроза: давно ты их так лихо искать насобачилась?
– Да уже с неделю!
– А теперь припомни, благо времени с гулькин нос прошло: до этого и после того, как ты печать отыскала, не случалось с тобою чего необычного?
Варька прикусила ноготь.
– Точно! Я видала промеж деревьев яркий свет, точно солнышко с небес спустилось, а после пошла туда. Поначалу испужалась сильно, да потом по бабусиному наказу поделала вот так пальчиками, все и прекратилось.
– Ой, дуреха! Знаешь ли, что, не будь при тебе той печати, лешие бы разорвали тебя в клочья? – Аверя лукаво посмотрел на девочку. – Впрочем, беды ты еще не избыла.
– А что такое?
– Ты ж воровски расхитила государево достояние, а домашних твоих сообщниками сделала. Они ведь ели твои грибы?
– Вестимо, ели!
– Ну, вот видишь! Тебя, быть может, и простят по малолетству, а отца и братьев станут бить кнутом на торгу.
Варька испуганно округлила глазки.
– Ой, страсть-то какая!
– Потому, чтобы лихо не стряслось, отдай мне клад, а я передам в казну. Все равно тебе сегодня от него едва бой не вышел. А подосиновики да рыжики сама уж находи, только всамделишных цветов!
– А как мне отдать? Я не умею.
– Покажу!
Аверя и Варька соединили сложенные распальцовкой руки, и Аверя довольно улыбнулся:
«Пятнадцать таланов. Не худо!»
Выпрямившись, Аверя увидел возле себя Аленку, которая, очевидно, только что подошла, и взгляд у нее был весьма довольный.
– Ишь сияешь, будто клад! Неужто все-таки его сыскала?
– Не клад, а человека, который у нас телегу сторговал. Дальше отправимся верхом, зато уж никакая чаща помехой не будет.
– Да ты у меня огонь-девка!
– А то!
– Кому ж я тебя такую отдам? Спалишь мужа в постели, придется потом черное платье вместо золотого носить.
Аленка зашлась смехом:
– Скоморох ты, Аверька!
– Скоморох, не скоморох, а тоже сегодня с прибылью!
– С какой же?
– Потом поведаю. Дел у нас тут более никаких нет, и времени терять не будем.
Аверя и Аленка незамедлительно двинулись к лошадям; то же сделал и Максим, но с некоторым опозданием, поскольку Варька успела ухватить его за рукав рубахи:
– На, возьми еще это. – И, сделав вперед полшага, девочка прошептала: – А как будешь в столице, скажи государю, чтоб он подати сбавил; батюшка говаривал, что прежде они помене были. А то недавно заезжали коробейники, так не смогли мы купить ни мне меховую игрушку, ни картинку красивую, чтоб маме в горницу повесить. – Опустив голову, Варька добавила: – Коли уж нельзя ее вылечить, путь хоть порадуется.
Максим, грустно улыбнувшись, кивнул и присоединился к друзьям. Аверя крикнул:
– Садись на мою лошадь и держись за меня! Э, сильно не сжимай, я ж тебе не девка на свидании!
Кони рванулись, у Максима захватило дух, и, чтобы удержаться, ему пришлось резко стиснуть лошадиный круп ногами. Лесная темень быстро приближалась; вскоре она скрыла всадников. Оглянувшись в последний раз, Максим успел увидеть, как Варька, отбежавшая немного от избы, машет ему на прощание ручонкой.

Глава 7.

Послушный сын

К вечеру ребята достигли лесного озерца, возле которого и решили заночевать. Максим набрал хворосту, Аверя начерпал воды и раскинул палатку, а Аленка развела костер и поставила на огонь котелок с кашей. Ждать, пока она сварится, было не то чтобы очень долго, но некоторое время все-таки требовалось, и Максим, несколько разбитый с непривычки ездой, прилег отдохнуть. Тут он вспомнил о вещице, который получил от Варьки, и, вытащив ее из кармана, решил переложить в походную торбу, где, как полагал, она будет в большей сохранности. Этим он немедленно привлек внимание Авери:
– Ну-ка, погоди! Что это у тебя?
– Прошкина печать. Варька отдала мне.
– Зачем же ты ее взял?
– Как зачем? Надо же вернуть этому Прошке, если его встретим.
– Хочешь, чтобы нас в краже обвинили, и не только печати, но и кладов? Прошка наверняка уже встревожился, что у него много таланов распропало.
– Что же с ней теперь делать?
Вместо ответа Аверя взял печать с ладони Максима и со всего размаху метнул ее в озеро.
– Вот так – концы в воду.
– Тсс! – произнесла Аленка. – Ребята, слышите?
Аверя насторожился, слегка повернув голову:
– Может, лось?
– Едва ли. Коня кто-то гонит сюда, да так, что животину не жалеет.
– Если вновь посыльный с очередным повелением от Дормидонта, дурная приправа у нас будет к ужину!
Вскоре опасения и сомнения рассеялись: из зарослей на взмыленной и нахлестанной лошади показался толстый парень в кафтане кладоискателя с редкой бородкой, рыжими волосами и двумя бородавками на одной щеке.
– Прошка! – пробормотала Аленка. – Легок на помине!
Аверя подошел к сослуживцу, поспешившему осадить лошадь и спрыгнуть с седла.
– Здрав буди!
– И тебе не хворать, – рассеяно ответил Прошка.
– Вот уж не чаял, что дорожки наши пересекутся!
– Да я тоже. А это кто с вами?
– Это Максим, хороший парень, – ответил Аверя. – Думает в кладоискатели поверстаться, как будет в столице, а пока у нас науку проходит.
– Гляди, хлопец, загоняют они тебя!
– Но-но! – погрозила пальчиком Аленка.
– Хочешь, вечеряй с нами, – предложил Аверя. – Только харч свой готовь. Все равно ехать вперед тебе не резон – кладов там нет, мы проверили. А нет охоты – поворачивай назад.
– Кабы назад можно было! – простонал парень. – Беда со мной приключилась!
– Что за беда такая?
– Печать свою потерял!
Аверя изобразил на лице удивление:
– Как же тебя эдак угораздило?
– Бог свидетель, не пил я хмельного! И не ведаю, как то вышло! А мне без печати вертаться нельзя – батогами взгреют да со службы прогонят. Может, видели где ее? Век буду благодарен!
– Ты проживи сперва век-то! А насчет печати – счастье твое, что нас встретил!
– Еще бы не счастье – сколько таланов перевел, чтоб на ее след напасть!
– Это хорошо, – шепнула Аленка Максиму. – Поскольку Прошка сам тратил таланы, то не заметил, что Варька прикарманила его клад.
– О чем это вы шушукаетесь?
– О том, – ответствовал Аверя, – что, подъезжая сюда, мы приметили: местные ребятишки в пальцах вертели что-то столь похожее на печать, что я ненароком свою проверил. Да только та неведомая вещь скоро наскучила им.
– Куда ж они ее унесли?
– А почто им уносить, раз наскучила? Отшвырнули вон туда. – Аверя показал на то место промеж водяных лилий, куда действительно сам выбросил печать.
– А ты не врешь?
– Верь, не верь – твое право.
Прошка растерянно посмотрел на озеро.
– И как мне теперь достать ее?
– Видишь, цапля лягушек таскает? – насмешливо произнес Аверя. – Она птица умная: когда надо, не боится ног замочить. Последуй и ты ее примеру.
Прошка сплюнул и, кряхтя, начал стаскивать с себя кафтан и рубаху:
– Не глазели бы хоть... Срамно!
– А представь, что в баньку пришел, – посоветовал Аверя.
Раздевшись, Прошка полез в озеро. Купаться ему приходилось не слишком часто, судя по неловким движениям. Берега у озера были крутые, поэтому почти сразу понадобилось плыть, а впоследствии, уже чтобы достать пропажу, – нырять. Первые три попытки привели лишь к тому, что Прошка перемазался илом. На четвертый же раз, выныривая, он и вовсе едва смог приподнять голову над водой, далее издал какое-то неразборчивое мычание и начал медленно погружаться обратно, словно кто-то потянул его на дно.
– Вот тебе и бабушкины сказки! – произнес Аверя. – Никак у дурня ногу свело.
– Ладно, охолонусь ради него, – отозвалась Аленка. – Прошка, держись! – Вскочив, она сбросила сапожки, ухватилась за край платья и крикнула, обернувшись к Максиму:
– Отворотись, я одежу мочить не хочу!
Не успел Максим опомниться, как Аленка уже исчезла под водой.
– Снова ей, егозе, неймется! – проворчал Аверя.
Прошла целая минута, а Аленка и Прошка не показывались, только на поверхность начали пробиваться отдельные пузырьки, но не такие, какие обыкновенно пускает человек; казалось, озеро закипает, подобно огромному котлу. Далее произошло то, что заставило ребят вскрикнуть от ужаса: из глубины вырвался столб воды высотой около пяти метров и толщиной чуть поменьше столетнего дуба. Верхняя его часть начала быстро видоизменяться, приобретая сходство не то с уродливым человеческим лицом, не то со звериной мордой.
– А, черт! – Аверя выхватил печать и, не раздеваясь, бросился в воду; Максим последовал за ним. Еще через полминуты озерная гладь успокоилась, и Максим, фыркая, вынырнул; одной рукой он протирал глаза, а другой поддерживал Прошку, который, по-видимому, был уже в полном порядке, и только пережитое потрясение еще мешало ему самостоятельно добраться до берега. Оставив Прошку сидеть на песке, Максим огляделся и увидел Аленку, распластанную на траве неподалеку, белую, точно из нее выпили всю кровь, и даже как будто уменьшившуюся в размерах. Аверя, такой же бледный, как сестра, стоял над ней, вытянув руку с распальцовкой, но в этом жесте не было знакомой Максиму уверенности: рука Авери дрожала, будто у мальчугана, который, сжав ее в кулак, готов оказать отчаянное и бессмысленное сопротивление взрослым отморозкам.
– Что случилось? – с тревогой спросил Максим.
– Что? – крикнул Аверя, в бешенстве повернув к Максиму голову. – Водяной Аленке горло залил! Я ничего не могу сделать! Все без толку! Она умрет!..
Аверя опустил руку, и тотчас же Максим кинулся к Аленке, лег рядом с нею и впился своими губами в губы девочки. В ту же секунду Аверя подбросил его вверх:
– Похоть взыграла, да?!
Одним ударом Максим сбил Аверю на землю, после чего продолжил начатое. Растерянно хлопая глазами, Аверя уже не пытался вмешиваться. Проходили минуты; тело девочки постепенно розовело; наконец, когда Максим оставил ее, она резко приподнялась, откашлялась и огляделась с недоумением:
– Аверя, ты взял клад?
Аверя бросился к сестре и обхватил ее руками:
– Аленка!..
Обессиленный Максим лежал рядом, жадно хватая ртом воздух, точно рыба, выброшенная на берег. Прошка уже успел одеться и с умилением перекатывал свою печать из ладони в ладонь:
– Вот ты, моя хорошая, уж теперь я тебя не потеряю! Благодарю, ребята! И не серчайте: это я делал распальцовку, чтобы поскорее печать сыскать, и ненароком коснулся рукой дна.
– Изыди! – крикнул, но без гнева, Аверя.
Прошка вскочил на коня и потрусил прочь. Аверя перенес Аленку к костру и набросил ей на плечи покрывало; далее он и Максим отошли за дерево и выкрутили одежду, после чего присоединились к Аленке. Вскоре все трое принялись за ужин, и Аверя рассказал сестре, что произошло.
– Спасибо, Максим, – сказала Аленка; Максим поймал ее полный восхищения и благодарности взгляд и невольно покраснел. Внезапно девочку разобрал смех, так что она едва не подавилась, а Аверя с Максимом вздрогнули и настороженно посмотрели на нее. – Нет, ничего, хлопцы, мне только представилось, как это все выглядело: я голая, ты рядом, и мы лобзаемся. Обычно так новая жизнь рождается, а ты мою спас…
– Я и Аленка в долгу пред тобою ныне, – произнес Аверя.
– Да ладно, ребята, – буркнул Максим тем грубоватым тоном, к какому обыкновенно прибегают подростки, пытаясь скрыть смущение. – Разве вы сами прежде не спасли меня от разбойников? Просто меня отец учил, как искусственное дыхание делать. Даже не знаю, почему я тогда об этом вспомнил, думал, и не пригодится.
Аленка повернулась к брату:
– А ты, Аверя, прости, что оплошала и сама не смогла забрать клад. Очень уж нежданно все получилось. Сколько в нем таланов?
– Десять. Нет, постой!
– Что?
– Их же было тринадцать. Точно тринадцать! Что за… – Аверя недоуменно огляделся, точно три пропавших талана были нечто таким, что можно увидеть, как рассыпанные пуговицы.
– А чего ты желал, когда в последний раз делал распальцовку? – спросил Максим.
– Конечно, чтобы Аленка не умерла!
Максим слегка улыбнулся:
– Так себя и благодари за ее спасение! Похоже, клад исполнил твое желание: вовремя вытащил из моей памяти то, что требовалось.
– Нет, – возразил Аверя, – Аленка ныне сидит подле нас благодаря тебе, и никому иному. Будь ты непутевым сыном и пропусти то отцово наставление мимо ушей, развилка бы не появилась, а кашу пришлось бы слезами посолить!
– Для почтительных детей родительское слово не пропадает втуне – так нам старец Евфимий говорил, – откликнулась Аленка. – Он еще такую притчу вспомянул: жил некогда не то дьяк, не то купец…
Аленка начала было рассказ, но полный желудок и утомительный день взяли свое: язык девочки начал заплетаться, а сама она – клевать носом. Аверя и Максим аккуратно перенесли ее в палатку, после чего залили водой костер и легли сами. До рассвета не произошло ничего, что могло бы потревожить их покой, хотя поначалу Максим никак не мог сомкнуть глаз. Возможно, перипетии последних суток мешали расслабиться, но спокойное сопение друзей заставляло забыть о пережитом и глядеть в будущее так смело, как свойственно человеку, чувствующему поддержку близких и свой долг перед ними.

Глава 8.

Заклятие на крови

После случая на озере у ребят началась несчастливая полоса. За неделю удалось взять только два клада, по одному талану каждый и не заклятых. Максим предложил использовать силу имеющихся кладов для поиска новых, но эта идея не встретила поддержки у друзей. «Больше потеряем, чем найдем» – заявил Аверя.
На восьмой день ранним утром путешественникам удалось напасть на след очередного клада. Двигаясь по нему, они выехали из леса и очутились на болоте, поросшем клюквой, чахлым кустарником и уродливыми кривыми сосенками, самая высокая из которых едва доходила Максиму до груди. Убедившись по веточке, что клад где-то рядом, Аверя заставил его выйти из земли, но почти сразу брат и сестра разочарованно выдохнули, причем так одновременно, будто бы заранее об этом договаривались.
– Что случилось, ребята? – спросил Максим.
– Клад положен на кровь, – ответил Аверя.
– Что это значит?
– Чтобы взять клад, нужно, чтобы возле него был убит человек. Таковы многие разбойничьи клады: пряча их, лихие люди обыкновенно режут пленника или даже кого-то из своих – по жребию.
– И как же теперь быть?
– Попробуем обмануть заклятие. – Аверя достал из-за пояса нож, быстрым движением уколол себя в руку, на которой сразу выступила красная капля, и вытянул ее по направлению к кладу. Минута прошла в молчаливом ожидании, но с кладом ничего не происходило. Наконец Аверя опустил руку и произнес, с досадой глядя на напрасно нанесенную ранку:
– Нет, не судьба! Талан только зря потратили!
– Мы так и бросим его?
– Так ничего не попишешь. Жалко, конечно: клад, должно быть, большой, но с кикиморой человеку не совладать. Садимся на коней, и прочь от этого болота, пропади оно пропадом!
– В ином месте повезет больше! – утешительно произнесла Аленка. – Только, Аверя, подожди меня еще малость.
– Ягод, что ли, хочешь набрать?
Аленка потупилась:
– Мне до кустов надобно!
– Смотри, на гадюку не наступи, жиганет: я тут одну уже спугнул!
Отбежав немного, Аленка скрылась в зарослях. Вернулась она быстрее, чем на то рассчитывал Аверя; он даже не успел протереть бок лошади пучком сухой травы.
– Аверя, там два мужика! – зашептала девочка.
– Ну, беги в другие кусты: здесь их полно.
– Да я не о том. Сдается мне, они дурное дело замышляют!
– Ой ли? Поди, мерещится!
– Сходи сам да проверь!
– Хорошо. Максим, пошли со мной, – скомандовал Аверя.
– А я вас догоню, – прибавила Аленка.
Припав к земле и аккуратно раздвинув ветки, ребята действительно увидели двух мужчин, склонившихся друг к другу. Одним из них был совсем молодой парень в белой крестьянской рубахе, другой – человек средних лет; благодаря черной бороде, темной одежде и небольшой сутулости он очень напоминал нахохлившегося ворона. Сходство еще более усилилось, когда ребята услыхали его скрипучий голос:
– Когда деньги отдашь? Я на твою девку пять таланов извел, а они нынче вздорожали!
– Нет у меня грошей! – простонал парень. – И так недоимка по оброку перед князем: уж он грозился из меня ее кнутом выколачивать! Почему я вообще должен тебе платить? Разве я просил убивать Настюху? Она мне теперь каждую ночь снится… красивая, живая… А как отца ее встречу, и вовсе хоть в петлю полезай.
– Ты еще не вздумай глупостей наделать – с кого потом долг получу? А плакаться мне нечего: что ты для девки пожелал, за то сам в ответе.
– Через два дня рассчитаюсь.
– Смотри у меня!
Парень медленно двинулся прочь; его собеседник, немного постояв, пошел в противоположном направлении. Сзади подползла Аленка; Аверя, почувствовав ее присутствие, тихонько спросил:
– Ты не узнала этого черного?
– Теперь узнала. Это ж Дорофейка!
– Кто он? – спросил Максим.
– Кладоискатель бывший, – ответил Аверя. – Только его уволили со службы за нерадение и попытку утаить таланы. Так вот, значит, чем он теперь промышляет: порчу наводит на людей с помощью кладов! Какую-то девку сообща в гроб загнали.
– И мы позволим им уйти?
– Никогда! – жестко произнес Аверя, глядя вслед удаляющемуся парню. – Рук ты не наложишь на себя, а вот нечто иное ты, у меня, милачок, исполнишь! Развилка тут есть.
Аверя сделал распальцовку; по телу парня пробежала судорога; он резко распрямился и значительно ускорил шаг.
– Судя по карте, он направляется в вотчину князя Бельегорского, где, должно быть, и сам живет, – сказал Аверя. – Поехали за ним: ручаюсь, там будет на что поглазеть.
Уже при въезде в вотчину – большое село неподалеку от болота – ребята услыхали шум. На главной улице толпа крестьян плотным кольцом обступила парня, который, стоя на коленях, пронзительно выкрикивал:
– Не хотел я ее жизни лишать, люди добрые! Я ведь сперва приворожить ее думал, да Дорофейка изрек, что сие невозможно, о развилке какой-то баял. Тогда я возжелал, чтобы она спину сломала: чаял, ноги у ней отнимутся, никому она, кроме меня, не нужна будет, а я бы ее, проклятую, на руках носил и пылинки с нее сдувал! А она возьми да помри!
Крестьяне хмуро, вполголоса, переговаривались:
– Не браги ли он упился?
– Не похоже!
– Помню, как он увивался за той девкой!
– Ах ты!.. – Через толпу продрался дородный мужик в расхристанной рубахе и с безумными глазами, явно намереваясь броситься на парня. Двое односельчан схватили его за руки:
– Не надо, Гордей… Не бери греха на душу!
– Да я за родное дитя своими руками из него жилы вытяну! – Отчаянным усилием мужик вырвался и уже готов был схватить парня за горло, но тут на его шее захлестнулся брошенный сзади аркан, и он грохнулся на траву. Крестьяне расступились и поклонились в пояс, увидев группу вооруженных всадников, во главе которых выделялся человек в богатой одежде, на рослом коне и с ловчим соколом на перчатке.
– Что здесь случилось? – спросил он.
– Сам князь, – шепнул Аверя Максиму.
Крестьяне загалдели вразнобой. Князь поморщился:
– Ничего не разберу! Говори ты, – он ткнул пальцем в сторону одного из крестьян, пытавшихся удержать Гордея, – коли старостой назвался!
Староста оказался толковым мужиком, и для объяснения ему не понадобилось много времени. Князь соскочил с коня и подошел к парню:
– Так вот почему ты мне оброк не платишь! Иному человеку деньги берег!
– Прости, князь, – опустил голову парень.
– Не у меня тебе прощения просить! Где тот лиходей, с которым ты сговаривался?
– Не ведаю, князь! Виделся с ним сегодня, да раньше, чем он, ушел.
– Мы знаем! – вмешался Аверя. – Приметили их, прежде чем сюда завернуть. Дорофейка побрел вон туда. – Мальчик вытянул руку, показывая. – На добром коне его быстро можно нагнать.
– А кой из себя этот Дорофейка?
Аверя сообщил необходимые приметы, которые тотчас же подтвердил и парень. Князь снова взглянул на него:
– Благодари государевых людей, не то я бы твои слова клещами проверил, мразь! Эй, – обратился он к дружине, – кто с запасными лошадьми, седлайте их! Притащите мне его – ужо одарю.
Трое челядинцев бросились исполнять приказ. Они действительно скоро вернулись с Дорофейкой, которого сволокли с коня за заломленные назад руки. Аверя обратил внимание, что пальцы бывшего кладоискателя были прочно привязаны друг к другу в выпрямленном состоянии, и, таким образом, он не мог воспользоваться силой клада; видимо, княжьи люди свое дело хорошо знали.
– Полегче, окаянные! Совсем суставы вывернули! – выдохнул Дорофейка.
– Ишь дергается, как пойманный зверь на цепи! – произнес один из крестьян.
– Так зверюга и есть! Кто ж еще? – отозвался другой.
– Он? – спросил князь.
Парень молча кивнул. Дорофейка крикнул, задрожав:
– Ложь все это! Не ведаю ни сего парня, ни его девки!
– А что ты о девке заговорил? – возразил князь. – Тебя о ней спрашивали?
– Он это! – раздался голос старосты. – Видел я его на окраине села в тот самый день, когда Настена с мостка вниз головой полетела!
Князь пристально посмотрел на Дорофейку:
– Ты еще будешь упираться?
– Поклеп! Не погуби!
– Ой, Дорофейка, зря ерепенишься! – тихонько произнесла Аленка, делая распальцовку.
Дорофейка затрясся еще сильнее:
– Мой грех! Признаю!
– Иных таких дел не творил? – спросил князь.
– Не было!
– Да? Отведите-ка его в кузницу, там расспрошу поподробнее.
Аверя подошел к князю и поклонился, только не так низко, как мужики:
– Дозволь при том присутствовать!
Князь оглядел мальчика и после небольшой паузы промолвил:
– Что ж, добро.
– Максим, пойдешь? – повернулся Аверя к другу.
– Ну уж нет! – запротестовала Аленка. – Максим уже обещал мне пару в горелках составить!
Честно говоря, Максим не помнил, чтобы он обещал что-либо подобное, но игра, которую деревенская молодежь затеяла у околицы, увлекла его, и следующий час пролетел незаметно. Забаву прервал братишка одного из участников, которому как раз выпало водить; примчавшись, он выпалил:
– Дорофейку выносят!
– Выносят? – переспросил Максим.
– А как же! Ему ведь ноги припекли, он более не ходок!
Все побежали к кузнице. Возле ее открытых дверей они увидели нагое и обезображенное тело Дорофейки, кое-как прикрытое тряпьем. Резкий запах горелого мяса ударил в нос Максиму, так, что к горлу подступила тошнота, а предметы поплыли перед глазами. По счастью, рядом раздался насмешливый голос Авери:
– Жалко тебе его? А ты, прежде чем нюни распускать, спроси, чего он с пытки вякнул! Варькину мать помнишь? Так это он на нее порчу навел и еще в двух таких случаях сознался! И заказчиков сдал, само собою.
– Не худо бы ему очную ставку с ними устроить, – сказал какой-то крестьянин.
– Очная ставка ему теперь предстоит разве что с Господом! – возразил староста. – До заката не доживет. Сказнить его сейчас – самое то милосердие.
– То мысль здравая, – вдруг заявил Аверя, – только сказнить тоже надобно с уменьем! Если здесь это над ним учинить, дух его станет еженощно по селу шататься, в окна стучать да у коров молоко портить. На болоте нужно, у кикимор поганых – тогда беды не жди.
Мужики сдержанным гомоном одобрили предложение Авери; князю оно также было не вопреки, и поэтому он незамедлительно велел двум дружинникам:
– Отправитесь с царевыми слугами и, где они укажут, порешите злодея. Да башку его мне доставьте, чтоб уж никаких сомнений не было.
Аверя наклонился к Аленке:
– Поезжай вперед и все приготовь.
– А что делать с тем парнем? – спросил кто-то.
– Согласно государеву уложению, того, кто порчей на человека смерть навлек, надлежит живьем спалить в срубе, – послышался ответ из толпы.
– И правильно! – крикнул Гордей. Однако не все его поддержали. С разных сторон раздались возгласы:
– Погодь, не руби с плеча! Он ведь сам повинился!
– Можно и не по строгости наказывать!
Князь нахмурился; все умолкли, ожидая его решения. Наконец он изрек:
– Хорошо! Пускай отныне и до самой смерти он мелет зерно в моем подвале вместе с холопами да в своем грехе кается.
Этих слов Аверя уже не слышал: он торопился туда, где сегодня видел клад. Впрочем, на само болото Аверя въезжать не стал, остановившись на границе его и леса: как уже довольно опытный кладоискатель, он с ходу оценил расстояние и счел его приемлемым. Дорофейку, все еще бесчувственного, поставили на колени лицом к селу. Аверя присел рядом; левой рукой он обхватил преступника за пояс, удерживая его, а правой, которой сделал распальцовку, коснулся Дорофейкиной руки, и крикнул:
– Давай!
– Тебя бы не зацепить, – промолвил один из дружинников.
– Не бойся!
Дружинник взмахнул саблей; голова Дорофейки отлетела; Аверя ловко уклонился и от клинка, и от хлынувшей крови. Княжеские люди отправились восвояси; Аверя и Максим остались подождать Аленку, которая прискакала минуты через три. Ее сияющее лицо исключало всякие расспросы об удаче или неудаче.
– Аверя, двадцать два талана!
– Любо, Аленка! У меня еще от Дорофейки десять свежих: ухватил, когда его душонка с телом расставалась.
– Прибыток за день велик, но давай и расходы сочтем!
– Не без того! Мне парень в три талана обошелся.
– А мне Дорофейка в один, ибо дюже был напуган!
– Постой, да ведь это значит...
– Это значит, мы выполнили поведение Дормидонта и можем ехать в столицу хоть сейчас!
– Ура!
– Ура!
– Недалече большая дорога, – деловито заявил Аверя, – по ней мы в три дня доберемся до гавани. А дальше и до столицы водою.
– Авось до новой луны со всем управимся, – заключила Аленка.

Глава 9.

Разлад и согласие

Ребята быстро продвигались по большой дороге. Лошади бежали легко, чувствуя под копытами утрамбованный песок вместо неровностей лесной и болотной почвы. Чем ближе было к портовому городу, тем больше попадалось пеших людей, всадников и телег. Максиму, который, как и раньше, сидел позади Авери, такая пестрота лиц и одежд была в новинку, и он оживленно вертел головой; Аверя же и Аленка, не отвлекаясь, смотрели вперед с прежним упрямым азартом.
Утром третьего дня, когда до цели оставалось уже немного, Аверя затянул было песню про веселого кладоискателя, который за сто таланов подрядился сосватать лешему кикимору, но не успел начать и третий куплет, как сзади послышались крики:
– Берегись! Берегись!
Ребята едва успели отпрянуть. Мимо пронеслась длинная шестиконная повозка, по краям которой сидели солдаты, а в центре возвышалась деревянная клетка, где находился седобородый человек в темной одежде и со скрученными руками. Голова его была низко опущена.
– Смотри! Это же Евфимий! – произнесла Аленка.
– Это который вас воспитывал? – спросил Максим.
– Да. – Аверя ударил лошадь плетью, догнал повозку и крикнул:
– За что старца повязали?
– Не твое дело, парень! – откликнулся начальник конвоя.
– Я добром спрашиваю…
– А я и отвечаю добром! И добром предупреждаю: не вздумай тут распальцовку делать, не то пристрелим, как собаку. Так государь повелел!
Аверя натянул поводья и чертыхнулся. Евфимий еще успел поднять глаза, и мальчик увидел в его взгляде и грусть от осознания того, что новой встречи, вероятно, уже не будет, и легкий укор за своеволие, некогда проявленное ребятами, и твердую решимость пострадать за какое-то очень важное и правое дело. Аленка поравнялась с друзьями:
– Что они сказали?
– Ничего!
– Какая же вина на Евфимии? Ведь так возят только самых страшных преступников! И что же такого он может сказать народу, если ему даже рот заткнули?
– Почем я знаю? – раздраженно ответил Аверя. – Одно ясно: в бухте уже ждет корабль, на котором Евфимия без промедления в столицу отправят. Если что и выведаем, то лишь там.
– Может, и с Евфимием успеем проститься. Поспешим, Аверя!
– Нет уж! Ему плаха уготована, а мне того раза хватило, и вторично нет охоты это видеть!
Аверя оказался прав: когда ребята ближе к вечеру прибыли в город, старца там уже не было. Словоохотливые грузчики на пристани подтвердили, что некоего «знатного вора» посадили на корабль, тотчас же поднявший якоря. Ближайшее судно должно было отплыть в столицу на следующие сутки в полдень; Аверя и Аленка договорились с капитаном о проезде и заплатили за Максима (сами они как кладоискатели могли ехать бесплатно). Далее ребята сняли на одну ночь комнату на постоялом дворе, где разместили вещи. Эти хлопоты позволили забыть о неприятной сцене на дороге, и после ужина Аверя предложил заглянуть в соседний кабак, выпить меду, который, по слухам, был здесь очень уж хорош.
Народу в кабаке было немного: только дальний столик занимало несколько человек, по-видимому, посадских тяглецов, да чуть поближе к выходу сидел рослый мужчина с тугим кошелем на поясе. Держался он степенно и не встревал в разговор соседей, обрывки которого долетали и до ребят.
– Так ты второй день как из столицы, Мефодий?
– Бог привел туда, привел и обратно!
– Что слыхать о государе?
– Плохо ему, помрет скоро!
– Дурная весть, братцы: все загинем!
– Это почему?
– Смута будет!
– Так у царя вроде сыновья-погодки есть: Василий да Петр.
– Проку с них мало: порченые они. Дормидонт-то, почитай, самозванец…
– За такую хулу – кнут!
– А чего играть в ухоронки? Он ведь сам после смуты на престол уселся, потому и страшно сделалось ему, что дети, как в силу и разум войдут, спихнут его оттуда! Вот и постарался, чтоб не было у них ни того, ни другого…
– То бабьи сплетни!
– Повидай царевичей сперва да порасспроси их челядь, прежде чем мудрецом себя мнить! Как полагаешь, куда царева казна ушла незадолго до их рождения? Потом Дормидонт всю землю ограбил, чтобы ее восполнить! Молод ты и не помнишь, как после этого и хлеб градом било, и скотский падеж свирепствовал: нечем было беду отвести.
– И ныне к тому идем!
Один из посадских, дотоле сидевший угрюмо и лишь изредка ронявший слова, вдруг резко выпрямился и впился глазами в Аверю и Аленку, расположившихся на другом конце помещения.
– А вот и они, курвины дети! – крикнул он.
Аверя медленно поднялся из-за стола и процедил:
– Ты кого облаял срамным словом, кабацкая теребень?
– Остынь! Что тебе до государевых кладоискателей? – вмешался человек с кошелем. Он немного развернулся, и ребята увидели на его пальце перстень с печатью купеческой гильдии.
– Что? Они у моего свояка два дня назад так таланы вымучивали – на спине и на харе места живого не осталось!
– Если что забрали насильством, пиши челобитную, а добрых слуг не задевай! – отчеканил Аверя.
– Ах ты! – Опрокинув стул, посадский сделал шаг по направлению к ребятам.
Аверя выхватил нож:
– Ну, давай, подходи, коли смелый! Я тебе водку из брюха выпущу – живо протрезвеешь!
Максим встал плечом к плечу с другом, чтобы сообща отразить нападение. Аленка потянула брата за рукав:
– Не надо…
– Пусти! – с внезапной злобой крикнул Аверя. – Я с него взыщу за бесчестье родителям!
– Не трудись, царев человек! – Целовальник у стойки щелкнул пальцами. Тотчас же по разные стороны от посадского выросли двое дюжих кабацких прислужников. Подхватив под руки, они повели его, шарахнули о низкую занозистую притолоку так, что брызнула кровь, и с силой выбросили из распахнутой двери; две собаки, обыкновенно ожидавшие подачек от пьяных посетителей, с воем пустились прочь. Аверя залпом допил оставшийся в чарке мед и, насупившись, вышел из кабака; Максим и Аленка поспешили следом.
На следующий день ребята рано явились к пристани, предпочитая скоротать время на свежем воздухе, а не в духоте и вони постоялого двора. В трюм полным ходом грузили товар – пряности, привезенные с юга; трое купцов отправлялись с ними в столицу. Одного из них, по имени Пантелей, Аверя, Аленка и Максим видели вчера в кабаке; теперь он, бодро подбоченившись и с легкой ухмылкой, наблюдал за носильщиками и время от времени покрикивал на них, если ему казалось, что те слишком небрежно обходятся с мешками и могут уронить их в воду. Два других купца были очень похожи на него одеждой и фигурой, но разительно отличались по поведению: хотя они также улыбались, но их бледность свидетельствовала о том, что они пересиливают себя, а в их упорном молчании невольно чудилось что-то зловещее. Наконец весь груз занял надлежащее место в трюме, а люди – на борту, и, пользуясь попутным ветром, корабль быстро покинул гавань.
По расчетам Авери, переезд через море должен был занять примерно неделю, и, значит, следовало вооружиться терпением. Последнее, впрочем, не составляло проблемы: при отсутствии ежесуточных дел и полной невозможности сыскать на судне какую-либо забаву сама размеренность корабельной жизни располагала к дремоте. Переносить с достоинством скуку для Авери и Аленки было столь же привычным, как разгадывать и снимать заклятия, поэтому большую часть суток они спали, словно бы набираясь сил перед решительным рывком. Максима поначалу очень занимал вид деревянного парусника с двумя рядами весел, похожего на музейные модели. Однако после того как Максим в первый же день обегал и облазал весь корабль (в этом никто не препятствовал), взгляд его притерся к новой обстановке, как и к другим вещам, с которыми ему пришлось столкнуться после расставания с Павликом. В результате Максим уподобился Авере и просто начал с ленцой ждать конца путешествия.
Так прошло пять дней, в течение которых погода стояла прекрасная. Однако на шестой, ближе к полудню, небо затянуло тучами, стало темно, а переменчивый ветер начал швырять судно то вправо, то влево. Борясь с непредусмотренными поворотами корабля, матросы изрядно устали; их лица сделались злыми, а с губ то и дело срывалась матерная брань, хотя ее капитан строго запрещал, когда на борту находились царские слуги. Последним, впрочем, было не до того: ребят начинало мутить, и Аверя однажды даже был вынужден оттащить Аленку до края палубы. Волнение на море все увеличивалось.
– Ну почему капитан не использует силу клада? – простонала девочка. – Они ведь наделяются ею от казны в обязательном порядке!
– Им дозволено ее применять, только если кораблю грозит гибель или большая задержка – каждый талан на учете, – пояснил Аверя. – А надобности наших желудков в расходные книги не включены.
– Тогда я сама остановлю этот проклятый ветер!
Аверя прижал сестру к себе:
– Потерпи. Сам Бог не скажет, сколько на это уйдет таланов, а с недобором нам в столице делать нечего.
– Сколько же еще нас будет мотать? – выдавил из себя Максим.
– Почем же я знаю?
Нахмурившись, Максим послюнявил палец, поднял его вертикально и минут пять сидел с очень серьезным видом, бормоча себе под нос какие-то числа. Необходимость в течение последних недель присматриваться и применяться к новым условиям выработала в нем склонность к наблюдению и оценке, и теперь в капризах невесть откуда взявшейся непогоды стало чудиться что-то осмысленное, характерное для живых существ. Между порывами ветра с юго-востока и юго-запада, примерно равными по интенсивности, выдерживались почти одинаковые промежутки, что заставляло вспомнить о том, как человек делает шаги, или о забаве с птицами, когда Максим и Аверя вынуждали их садиться попеременно на верхнюю и нижнюю ветку. Кроме того, ветер явно откликался на продвижение судна вперед, неуклонно поворачиваясь так, что угол между его направлением и курсом корабля увеличивался. Аверя и Аленка не обращали на Максима никакого внимания, видимо, полагая, что их друг молится так, как это принято в его мире, или просто старается себя успокоить. Поэтому Аверя не сразу отреагировал, когда Максим дотронулся до его руки, желая рассказать про свои наблюдения и догадки, и лишь повторное касание заставило его обернуться. Разговор ребят привлек внимание команды и купца Пантелея, находившегося тут же, на верхней палубе; послышались возгласы, в которых сквозили недоумение и страх. Капитан приказал экипажу вернуться к исполнению своих обязанностей, а также принести дополнительный фонарь и большую карту, на которой свинцовой палочкой начал отмечать направление столь причудливо меняющегося ветра. Закончив работу, капитан помрачнел: начерченные линии сходились впереди корабля по обе стороны в двух точках.
– Что там, Дмитрий Лукич? – спросил Пантелей, заглянув через плечо: капитана он знал очень давно и привык общаться с ним по-свойски.
– А ты не знал? Два подводных камня, коих надобно особо остерегаться.
– Корабль наш потонет, ежели напоремся на них?
– Не должен. Трюм зальет только, и товар твой пропадет.
– Вот оно как? Ну, теперь я, кажется, смекнул, в чем тут дело. Вели-ка трюм отпереть.
Вместе с одним из матросов и ребятами, которые увязались следом по зову любопытства, Пантелей спустился туда, где находился товар, причем партии разных купцов были разделены для удобства отчетности. Подойдя к мешку, который принадлежал одному из его спутников, Пантелей развязал его, захватил щепотку пряностей, понюхал и попробовал на язык, после чего на физиономии купца появилось брезгливое выражение. То же самое он проделал с мешком другого своего товарища, покачал головой и, наклонившись к матросу, прошептал ему что-то. Матрос исчез за дверью; спустя некоторое время послышался шум, и в трюм втолкнули двух других купцов. За ними вошел капитан и трое его подчиненных.
– Прав ты был, Пантелей: нету при них ни единого талана! – заявил капитан.
– Артачились еще, когда мы руки попросили дать на проверку. Пришлось пригрозить, что рожу начистим! – добавил матрос, отмыкавший трюм.
– По какому праву чините над нами такое? – возмущенно произнес один из купцов.
– Мышь коту когтями грозилась, а вор о праве бает! – парировал Пантелей. – Ну-ка, родные, поведайте: где и на что силу кладов извели?
– На берегу то было, а на что – не тебе выспрашивать! – огрызнулся другой купец.
– Считаешь меня молокососом или юродивым, чтобы я такому поверил? Ни один торговый человек не расходует таланы до конца пути вчистую: это все равно, что бумагу с завязанными глазами подписать. Не хотите о прошлом вашем поведать, так я о будущем скажу: за попытку загубить царев корабль вас высекут кнутом, а далее, если живы останетесь, сошлют в отдаленные города убирать дерьмо, которое вы везете заместо пряностей! Лихо измыслили: на подводный камень нас зашвырнуть, чтобы потом все списать на порчу от соленой водицы! Да только, как любые мошенники, вы и друг от друга таились, и уговору меж вами заранее не было, какой из камней выбрать, оттого один из вас к правому ветер поворачивал, а другой – к левому. Кроме вас, делать так было некому: прочие находились на палубе, и, как дойдет до суда, я присягну, что никто из них руку в распальцовку не складывал. И все выступят едино со мною, а вас выгораживать не станут.
– Каждый из вас, верно, думал, что ему я мешаю с помощью своих таланов, только я их не тратил, а вы один супротив другого боролись, – подытожил капитан. – Ну, что скажете? Улик достаточно, чтобы опосля нас с вами поговорил кат в застенке.
После таких речей спеси у купцов заметно поубавилось.
– Лукавый попутал, Пантелей Никанорыч! – взмолился тот из них, кто заговорил первым. – Объегорили нас, а мы поздно выявили подмену! А голыми по миру идти не хотелось: ведь не спустили бы нам такой убыток в гильдии. Помилуй по старому знакомству: вместе ведь в гильдию вступали…
– И вместе давали клятву не творить кривды перед гильдией, о которой ты нынче забыл! – отрезал Пантелей.
Резкий крен судна вынудил Аленку вскрикнуть, а Максима ухватиться за мешки. Люди бросились из трюма на палубу, и увиденное заставило капитана побледнеть – не столько от испуга, сколько от гнева. Корабль, потеряв управление, мчался на северо-восток, подгоняемый свирепым ветром. Он разогнал даже морских птиц, дотоле мелькавших над мачтами, хотя обычно они не боятся штормов. Причину капитан понял почти сразу; опустив глаза и сжав кулаки, он глухо произнес:
– Доигрались, сволочи!
– О чем ты? – спросил Пантелей.
– Те двое, дергая ветер, ненароком закрутили его в вихрь. Лавировать против него мы не сможем, и весла тоже бесполезны.
Будто желая этими словами подчеркнуть, что обычные средства исчерпаны, и заранее оправдаться в применении крайних мер, капитан сделал распальцовку, чтобы утихомирить бурю. Остальные в безотчетном порыве последовали его примеру, но безо всякого толку.
Капитан поднял голову.
– Нет, – сказал он. – Подобные вихри на раз не исчезают, и развилка тут очень слабая. Чтобы ее задействовать, нужна вся царева казна. А мне еще выдачу таланов умалили ради государевой болезни.
Последние его слова заглушил крик вахтенного:
– Впереди камень!
Вытянувшись вперед, капитан прищурился; прямо по курсу вода, бурлившая, как на речном перекате, не оставляла места сомнениям. Капитан с силой стиснул зубы, стараясь, чтобы остальные не видели появившуюся на лице гримасу отчаяния; похоже, только видимое спокойствие начальника удерживало матросов от того, чтобы поддаться панике, а, быть может, они просто были парализованы страхом.
– По-ихнему вышло-таки! – вырвалось у Пантелея.
– Не совсем, – угрюмо возразил капитан. – На такой скорости нам не удержаться на камне: соскочим с него и при распоротом днище потонем за мгновение ока.
– Ужели здесь и помирать?
Капитан ничего не ответил.
– Худо, конечно: сына я дома оставил, только в торговую науку начал входить, а женке теперь с ним тяжело будет. Еще подарок обещался ему привезти. Ну, обнимемся, что ль, напоследок?
– Погоди!
– Или надумал что-то?
– Слушайте все! – Капитан резко развернулся, и команда невольно затрепетала от твердой решимости, зазвучавшей в его голосе. – Усилим ветер, как только можно!
Все присутствующие, не исключая и Пантелея, недоуменно переглянулись. Однако напрашивающаяся мысль – о самоубийстве, которое им предлагалось совершить общими усилиями, как человек в горящем доме сам бросается в пламя – даже не возникала: в глазах и осанке капитана не было ничего, что бы свидетельствовало о подобном намерении.
– Да, усилим! – голос капитана загремел снова. – Тогда он сможет перебросить нас через камень. У нас выйдет, если все потрудимся!
– Но на такой ветер тоже нужно много таланов!
– И нас может затянуть внутрь вихря!
– Иного выхода нет! Нужно рискнуть, братцы!
– Из стольких передряг выпутывались, и эту одолеем!
– Если всем и подыхать, то не в этот раз!
– А мне Семка-крючник за косушку должен: пусть не радуется, гадюка, что меня рыбы обглодали!
Воодушевление охватило всех на палубе, словно энергия капитана перелилась в каждого. Многие хотели уже начинать, но капитан остановил их:
– Еще не пора! По знаку!
Никто из находившихся на палубе не смог бы ответить, сколько прошло секунд между этими словами и следующей командой: ни один не засекал времени даже по биению собственного сердца, которое сильно колотилось в груди каждого.
– Давайте, друзья! – прозвучал, наконец, голос капитана. – Пожелаем все вместе! Вперед!
Люди вскинули вверх руки с распальцовками, будто самим этим жестом бросая вызов губительной стихии.
– Клад нащупал развилку: таланы уходят! – закричал Аверя.
Его голос растворился в вое ветра и гудении досок: казалось, корабль стонет, как человек, которому делают мучительную операцию, чтобы спасти его от смерти. Судно начало приподниматься на гребне гигантской волны; Максим почувствовал, как кровь отхлынула вниз и неведомая прежде сладкая жуть разливается по телу. Все это напоминало какой-то чудовищный аттракцион; на мгновение Максиму даже померещилось, что он снова в Москве, в парке развлечений, и что Павлик стоит рядом. Обе мачты, затрещав, переломились ближе к основанию, как лучины, несмотря на то, что с них предусмотрительно убрали паруса. Оставаться на вольном воздухе было уже невозможно.
– В укрытие! – приказал капитан.
Люди кинулись на нижнюю палубу; они сталкивались, но давки не было; Максим помнил, как в последнее мгновение он на инстинкте пропустил Аленку вперед. Исполинский водяной горб набухал, вытягиваясь и в высоту, и по направлению своего движения, и вдруг, чуть помедлив, устремился вниз, будто он желал взбаламутить все море до дна. Этот невиданный морской водопад снес бы любое препятствие, оказавшееся на его пути.
Теперь под килем оставался только воздух.
Парусник летел над смертоносной скалой, как затравленный охотниками лось, решившийся на отчаянный прыжок через расщелину, как крылатый корабль из сказок.
Сгрудившиеся внизу люди не видели, что происходит; они могли только догадываться о событиях, от которых зависела их жизнь, и верить, что барьер взят. Наконец израненный корабль рухнул в воду; он погрузился в нее почти полностью, но тотчас же вновь гордо вырос над поверхностью моря.
Прошло еще некоторое время, прежде чем экипаж, Пантелей, Аверя, Аленка и Максим вернулись на верхнюю палубу.
С юга тянуло сырым пронизывающим ветром, но этот ветер уже не нес никакой угрозы. Казалось, шторм выдохся в последнем усилии; так случайный убийца, выронив из ослабевших пальцев окровавленный нож, мутным взглядом смотрит на полицейских и безропотно позволяет надеть на себя наручники.
Пробившиеся между облаков солнечные лучи осветили лица, измученные ожиданием и счастливые от недавней победы.
Радость прорвалась наружу. Люди бросались друг другу в объятия, не стесняясь ни слез, ни речи, которая превратилась в бессвязные выкрики и какое-то подобие младенческого лепета. Максим попал в руки самому крепкому из матросов, и он так сдавил мальчика, что он невольно пискнул, словно котенок, которого тискают непомерно активные дети. Двое купцов, по вине которых едва не случилось несчастье, впервые после сцены в трюме осмелились выглянуть наружу, будто змеи, высунувшиеся из норы, и теперь они, хлопая глазами, растерянно взирали на всеобщее торжество.
Освободившись, Максим во второй раз за день заметил то, что не замечали другие: Аверя и Аленка стояли поодаль, и вид у них был понурый. Максим подошел к ним:
– Ребята, что случилось?
– У нас недобор, – упавшим голосом произнес Аверя. – Шестнадцати таланов недостает. Мы не выполнили царево требование!
– Не горюй, паренек!
Аверя почувствовал широкую ладонь на своем плече и, подняв глаза, увидел рядом Пантелея. Тот продолжил:
– Тебя и твоих друзей с таланами вашими нам сам Бог послал для спасения, и знаю, что вложился в него ты крепко. Как в столицу вернемся, я возмещу вам нехватку.
Аверя еще с легким недоверием посмотрел на купца. Пантелей усмехнулся:
– Что, вспомнил басню о торгаше, которого верный конь из беды вынес, а он после состарившуюся животину со двора прогнал батогом? Или о тех двоих подумал? Так о них и не ты должен теперь думать, а палач, рукой которого Господь покарает их за коварство! А я, хоть не праведник, не допущу подобного греха и купеческое слово рушить не стану.
– Ну, ребятки, потрудимся еще малость! – крикнул капитан. – Возвернем потраченное время и прибудем в столицу к сроку! На весла!
– Слушаемся, Дмитрий Лукич! – бодро отозвались матросы.