Воздуха не хватало: тяжёлые седые тучи слились с непроглядной метелью, с рёвом пассажирского поезда разрывающую тишину мёртвого зимнего леса. Вдохнуть полной грудью было смерти подобным. В один миг лёгкие заполнялись сумасшедшими порывами ветра, а нещадный холод, проникающий в горло, сразу вызывал приступ кашля. Ветер свистел; сорванная береста трепыхалась на берёзах, словно забытое на верёвке старое бельё. Вьюга злорадствовала над легко одетыми людьми: снег сыпал за воротники болоньевых курток; неприятно бил по щекам колючими хлопьями и не давал открыть глаз.

Двое шли по адскому лесу, чуть ли не по пояс утопая в снегу. Видимость почти нулевая. Впереди — неизвестность. Позади — оставленная на дороге сломанная машина, чей аккумулятор не выдержал сорокаградусного мороза.

Начавшийся снегопад за считанные минуты образовал на крыше авто приличный сугроб и утопил колёса по самые крылья, всё выше заметая их с каждым порывом. Страх за жизнь вышвырнул водителя и его пассажира из салона; страх заставил пойти вперёд через лес в поисках любого населённого пункта. До заданного места предстояло ехать ещё не меньше часа. Но автомобиль, оказавшийся самым умным в этой ситуации, заглох и, сопротивляясь повторному возвращению к жизни, лишь выдавал пустые звуки в замке зажигания. Метель усиливалась. Местность из белой пелены с каждой минутой превращалась в чёрную вуаль, застилающую лес по обе стороны дороги. Высунутая из окошка рука в густом снеге пропадала сразу же; капот обрастал сугробом, медленно, но верно закрывая собой лобовое стекло, поглощая вместе с ним и воздух. Поначалу легковушку слегка покачивало порывами ветра, но потом она вросла колёсами в снег, и авто начало превращаться в металлический глухой гроб.

Спастись ли хотели водитель и пассажир, когда, с трудом открыв двери машины, выползли из неё, словно из узкой кроличьей норы? Конечно, желанием людей было выбраться из снежного капкана и пойти наугад по заснеженной дороге, лишь бы их заживо не завалило снегом. А ещё подгонял вой голодных хищников, собравшихся в стаю для последней предновогодней охоты. Но сейчас, пройдя от дороги не меньше километра, мужчины скрипели зубами и смотрели друг на друга как заклятые враги, будто один уговорил другого выйти наружу из авто. Хотя оба друг друга видели впервые в жизни: один заказал такси, другой спешно приехал по вызову.

- Ну и когда мы успели свернуть? - с нескрываемым раздражением процедил сквозь зубы таксист, пытаясь найти в тёмных силуэтах деревьев отставшего спутника.

- Всё превратилось в один большой сугроб, — задыхаясь, оправдывался пассажир, озираясь по сторонам залепленными инеем глазами. — Я своих рук не вижу, не то что дороги. Вы зря пытаетесь упрекнуть в этом меня, милейший, в то время как я вместе с вами хотел бы знать: какой чёрт нас путает?!

- Мы здесь сдохнем! - голос водителя дрогнул и сорвался: в горло залетел очередной резкий порыв ветра, и, чтобы не задохнуться, мужчина отвернулся. Все его дальнейшие слова растворились в рёве пурги, и следовавший сзади человек уже ничего не слышал.

- Дом! - вдруг заорал пассажир, силясь перекричать ветер. - Там изба впереди! Туда! Нам нужно туда!

— Что ты там кричишь?! Я ничего не слышу! — таксист наконец остановился, придерживаясь руками за шероховатый ствол берёзы. Капюшон куртки играючи приподнял ветер и закрыл таксисту половину лица.

Пассажир упорно шёл к нему, махая руками: то указывая вперёд, то складывая руки над собой, имитируя крышу. Смахнув с лица налипший снег, водитель повернул голову туда, куда указывал мужчина.

Очертание пока ещё непонятного строения из-за слетающего с веток елей снега водитель заметил не сразу. Чёрный силуэт дома, выросшего из-под непроходимых сугробов, будто бы появился внезапно, словно по волшебству. Построенный кем-то посредине леса дом был взят в плотное кольцо деревьев, и его появление здесь казалось просто немыслимым.

Первые секунды пассажир, увидевший избушку первым, пристально вглядывался в сгорбленную загадочную фигуру, вопрошающим взглядом посматривая на таксиста.

- Это дом, - подтвердил водитель, машинально поднимая голову, чтобы уловить среди нависших над путниками крон деревьев светлые пятна заканчивающегося дня.

- Темнеет, - уловив мысли товарища, словно бы пожаловался его спутник. - Так или иначе, милейший, этот дом нас спасёт. Нужно идти. Попросим там переждать бурю...

Всё время поглядывая вперёд, не отвлекая друг друга разговорами, чтобы ненароком вновь не сбиться с пути, не меньше чем через полчаса путники добрались до избушки.

На удивление постройка была свежей. Дом возвели не больше трёх лет назад, и обтёсанный сруб даже ещё не успел почернеть. В порядке была крыша, покрытая профнастилом; два небольших евроокна; кирпичная ровная труба. Засыпанный снегом брезентовый тент укрывал собой небольшую поленницу берёзовых дров. Свет внутри не горел.

Решив постучать в железную дверь, таксист вдруг обнаружил висящую на гвозде связку ключей. Смутившись таким совпадением, водитель посмотрел на пассажира, что стоял внизу ступеней, ёжась и подпрыгивая.

- Здесь ключи от дома, - таксист подкинул на ладони связку, подтверждая слова. - Как-то неприлично открывать. А вдруг сигнализация сработает или хозяева придут?

- И то и другое, милейший, быстрее спасёт нам жизнь! - крикнул пассажир, почему-то оглядываясь по сторонам, словно хозяева дома уже шли к ним с полицией, утопая в сугробах. - Я слышал, охотники специально дома не закрывают или ключи оставляют! Для таких дураков, как мы! Наверное, там ещё и провиант есть! Надеюсь, и для обогрева к нему что-то имеется!

***

Шум ветра остался позади, как только пассажир, закрывая за собой дверь, вошёл вслед за таксистом. Оба они погрузились в темноту комнаты: такую непроглядную, что от ощущения пустоты перехватило дыхание. Мужчины принялись ощупывать стены в поисках выключателя, и вскоре один из них зажёг свет.

- Где-то поблизости в этой глуши есть трансформатор, — щурясь от яркого белого света, догадался пассажир. Он ждал какого-то ответа от своего спутника, но водитель вдруг замер на полпути, остановившись около единственного в огромной комнате стола.

Вообще мебели внутри охотничьей избы имелось не так уж и много: кухонный стол, пара табуреток, кровать, приставленная к стене. В дальнем углу, словно сахарный кубик, белела небольшая печь. В следующей комнате, что в разы была меньше первой, посредине стояло кресло-качалка; напротив него, на коричневой тумбочке, возвышался небольшой телевизор. В углу комнаты, сразу перед окном, воткнутая в деревянную подставку, стояла «живая» ель, украшенная старыми новогодними игрушками, такими, какие, наверное, были в детстве этих мужчин.

Пассажир даже расплылся в улыбке, увидев такое, но она исчезла с его губ, как только он вновь взглянул на таксиста.

Словно у изголовья гроба, мужчина стоял напротив стола, сняв намокшую от снега шапку, сдавив её в напряжённом кулаке. Мышцы на его скулах нервно подрагивали; лицо побледнело, сливаясь с инеем, покрывшим чёрную ткань куртки. Водитель будто бы внимательно разглядывал предметы на столе, но в то же время казалось, что таксист читает на невидимом экране какую-то бегущую строку.

Расставленная абы как по всему столу посуда; несколько пустых бутылок из-под горячительных напитков; открытые консервные банки с килькой в томате и распакованная пачка медицинских изделий, в народе прозванных «Изделие №2». Россыпью на изрезанной жёлтой клеёнке валялись карамельки и покусанные шоколадки; недопитая оранжевая газировка уже давно выпустила газы и при закрытой бутылки уже не поднимала весёлые пузырьки к пробке.

На краю стола в пушистой белоснежной шапочке, явно принадлежащей девочке-подростку, лежал белый шарф и две пары красных варежек. Два пластмассовых кокошника, украшенные серебристой мишурой, сложенные друг на друга, лежали поверх шапочки. На одном из табуретов валялся раскрытый школьный ранец; под табуретом горой лежали тетради и цветные карандаши. Из деревянной столешницы металлической круглой рукояткой вверх вырастал нож с широким полотном. Таким точно могли пользоваться охотники или лесники. В общем, те, кто был готов вскрывать этим ножом не только консервные банки. От самого кончика до рукоятки серповидный кинжал был заляпан бурыми пятнами, уже въевшимися в металл, образовав на зеркальной поверхности ржавчину.

Именно это и сверлил взглядом таксист, от чего белки его глаз, как показалось пассажиру, налились кровью,а ноздри расходились часто как у загнанной лошади.

Медленно обойдя стол, стараясь не касаться его даже краем одежды, таксист чуть прошёл вперёд, вытягивая шею, заглядывая за очаг. Правая нога водителя шаркнула по деревянному полу, и, резко шагнув в сторону, он всё же врезался в стол: кокошники сползли с шапочки и, легонько постукивая, упали на пол. Пассажир, боясь, что его теперешний товарищ по несчастью обнаружил за очагом что-то нехорошее, поспешил к мужчине. Упёршись руками в холодную железную плиту, пассажир перевалился через очаг.

Расстояние от импровизированной печи и стены было небольшое. Однако достаточное, чтобы хозяева дома зачем-то застелили там пол жёлтой фуфайкой, да ещё заткнули в угол еле вмещающуюся подушку с белой наволочкой с рисунком красных ягод на ней. Спать в этом месте точно было неудобно. Сразу же в нос ударил тошнотворный запах сырости, смешанный с приторным, сладковатым запахом только что чьей-то пролитой крови. Пассажир поморщился и, замахав руками, отошёл назад.

— Чей это дом? — спросил водитель, вдруг посмотрев на спутника так, словно тот должен был знать, куда они ненароком забрели в метель.

- Судя по этим штучкам на столе, милейший, здесь наверняка или парень с девушкой, или чей-то муж с чьей-то женой, — пытаясь зачем-то оправдаться, мужчина наконец снял с себя шапку и, тряхнув ей, рассыпал под ноги снег. — Возможно, в город уехали за продуктами. Новый год же через четыре часа, будь он неладен. Угораздило же меня послушать своего босса в канун праздника: прилететь, можно сказать, с тридесятого царства; переться на четырёх маршрутках, а потом ещё и вызвать такси, которое сломалось. Ну ничего не поделать: слово моего босса — закон. Ему лучше не перечить. Тем более встреча, на которую я спешил, была заказана довольно-таки давненько...

Впервые за всё время водитель осмотрел своего заказчика. По сравнению с таксистом: высоким здоровяком с внешностью непобеждённого боксёра, пассажир напоминал дотошного учителя литературы, который так фанател от своей профессии, что каким-то образом добился внешности Грибоедова. Разве что круглых очков у пассажира не было. А так: чёрный пиджак, выступающий из-под предательски распахнутой куртки; чёрный галстук-бабочка распушил банты под накрахмаленным воротничком белой рубашки. Стрелки на отглаженных брюках не помялись и от ходьбы по глубоким сугробам, а лакированные туфли блестели, словно только что были начищены и проутюжены. Низкорослый, чуть сутулый, с тонкими пальцами пианиста: розоватыми и с ногтями, покрытыми прозрачным защитным лаком; ни одного заусенца или мозоли. Руки манекена, а не живого человека. С такой внешностью, даже зная за месяц погоду на этот день, мужчина бы всё равно заказал такси.

С другой стороны, заказ принял таксист. В голове с таким обхватом могло бы уместиться достаточно мозгов, чтобы не принять вызов. Однако мужчине ведь было практически по пути, и, высадив пассажира, до дома бы он добрался минут за десять. Если бы не аккумулятор, который таксист, по своей чуйке, оставлял заряжаться в сервисе на всю ночь. Чертовщина.

- Ну-с, - Грибоедов так звонко хлопнул в ладоши, что таксист в ту же секунду вышел из непонятного ступора и развернулся к пассажиру. - Я там дровишки заприметил у входа. Сбегаю-ка я за ними. Не известно, сколько нам здесь ждать придётся, а встречать Новый год в холоде, это уж, простите, не комильфо.

Процокав каблуками лакированных ботинок по замёрзшему полу, мужчина у входа застегнул куртку и, надвинув шапку по самые глаза, толкнул дверь.

- До Нового года осталось три с половиной часа, - неожиданно произнёс интеллигент, повернув голову. - Осталось совсем немножко.

***

Когда мужчина закрыл за собой дверь, в помещении вдруг настала такая напряжённая тишина, что у оставшегося в комнате таксиста напряглись мышцы на затылке. Он вдруг поймал себя на мысли, что оказался в этом доме абсолютно один. Создалось яркое впечатление того, что никакого спутника рядом никогда и не было. Пространство вокруг заполнилось тревогой и животным страхом. Так, наверное, себя чувствует охотник, убежище которого окружили хищные звери. Водитель даже начал слышать, как брёвна избушки со стороны леса царапают чьи-то длинные когти; голодные звери завыли, требуя хозяина самовольно выйти наружу и попасть к ним в лапы.

Лишь спустя несколько минут таксист понял: всё это ветер. Это он воет за окнами, а ветки елей нещадно царапают стены. Мужчина вновь огляделся, морщась от увиденного, словно взгляд его сейчас был направлен на чью-то блевотину, оставленную на столе. Грубые пальцы с облупившейся на них кожей то сжимались в кулак, то резко выпрямлялись, с каждым разом белея всё сильнее.

- Чертовщина, - прорычал наконец таксист и, окончательно выталкивая из себя нахлынувший гнев, ударил по краю стола кулаком. - Грёбаная чертовщина!

Резкий, хаотичный стук каблуков за печкой заставил мужчину отпрянуть от стола и вонзить свой взгляд на противоположную стену. Каблуками били часто и вразнобой, словно кто-то очень низкого роста пытался изобразить бег на месте. А после из тёмного угла до ушей таксиста начали доноситься продолжительные хрипы, заканчивающиеся коротким свистом. Кто-то захрипел и вскрикнул, продолжая бить каблуками о пол.

Не отнимая взгляд от места, где происходило что-то пугающее, мужчина медленно обошёл стол с другой стороны и, прижавшись к стене как можно плотнее, мелкими шагами стал продвигаться вдоль брёвен. И каждый его осторожный шаг помогал глазам выхватывать из темноты угла трепыхающиеся на полу белые сапожки; белые чулки; тёмно-синее платье...

Несложным движением ноги мужчина отшвырнул с дороги один из табуретов и шагнул в сторону проёма между печью и стеной.

- Да чтоб тебя! - вырвалось у таксиста, и, прикусив губу, он поднял над головой руки, угрожающе тряся кулаками.

На полу, в шаге от него, лежала девушка в нежно-голубом пальто и с диким ужасом в глазах обеими руками закрывала своё надрезанное горло. Кровь брызгала во все стороны, вылетая между пальцев. В предсмертных конвульсиях девушка била по полу ногами и, смотря холодным взглядом в глаза таксиста, прохрипела:

- Помогите...

Вцепившись в волосы, водитель кинулся к двери, пиная по дороге остальные табуреты. Несколько шагов — и его сильные пальцы уже схватили дверную ручку, как вдруг дверь открылась, и на пороге предстал интеллигент с охапкой дров, прижатой к груди.

- Как вы любезны, встречать пошли? - расплылся в улыбке пассажир. - Не стоит. Там такая метель, что чёрт ногу сломит. Кстати, и сам чуть не сломал. Вот, примите дрова, будем топить печь...

- Какая, нафиг, печь! — крикнул водитель, отстраняя интеллигента с дороги. — Куда ты меня привёл?!

— Я привёл? — усмехнулся мужчина и посмотрел на собеседника так, как психиатр обычно смотрит на пациента, который утверждает, что уже здоров. — Помилуйте, вы же сами сюда пришли. Разве вы не помните? Никто вас сюда не тащил. А если бы и был рядом человек, который мог бы вам помешать, разве он позволил бы вам прийти сюда? Вы даже можете сами кого угодно за собой привести.

Весь свой монолог интеллигент произносил ровным, непоколебимым тоном поучающего человека. Даже когда раскладывал один за другим поленья в один ровный ряд перед печной дверцей, учитель не дрогнул ни голосом, ни мимикой.

- Бред несёшь, - буркнул таксист, поглядывая через плечо оппонента в тёмный угол комнаты. Однако монотонный голос противного собеседника немного успокоил водителя, и он всё же прикрыл входную дверь, оставив плач вьюги за порогом.

- Я, любезнейший, не бред несу, а дрова, - парировал умник, наполняя очаг сухими поленьями. - А вы, чем встречать меня с обвинениями, лучше бы на стол чего нарезали. Или вы не видите, что на столе лежит?

Поджигая бересту вытащенными из кармана спичками, учитель вдруг замычал под нос мотив песни «В лесу родилась ёлочка». В этот момент огонь весело загудел в печи; окутанные огнём дрова затрещали, стреляя искрами. Дом наполнился запахом горящей древесины.

— Давайте уже разрежем торт, — интеллигент, не поворачиваясь, указал на стол. — Прошу прощения за то, что он не свежий, но мы уже ели такой торт, не правда ли? Что ж, куда мы денемся? Как говорится, «что Бог послал». Это «Птичье молоко». Кстати, вы бы купили такой торт на третий день? Например, если бы ваши дети попросили вас об этом?

- Откуда здесь торт?! - таксист стоял на месте, боясь подходить к столу, на котором стоял торт на картоне и три гранёных стакана с чаем. - Что здесь, мать вашу, происходит?

Переведя взгляд со стола на очаг, водитель опешил. Вместо нудного интеллигента около дверной печи сидела девушка в карнавальном костюме Снегурочки.

— Сейчас я вам тортик нарежу, мои дорогие! — произнесла девушка, подражая мужскому голосу, но её слова звучали не смешно, а даже пугающе. Её голос напоминал речь одержимого, в которого вселился демон. — Тебе, Лизонька, побольше; тебе, Анечка, ещё больше… Кушайте, мои Снегурочки, наедайтесь! Сладко вам? Я вас спрашиваю!

Последнее реплику девушка произнесла с такой ненавистью и визгом, что огонь внутри печи загудел на всю комнату, а из дверцы на пол посыпались искры.

- А теперь пойте: «В лесу родилась ёлочка»... Ну, пойте же, говорю я вам! - Крик девушки раздался уже в соседней комнате, там, где стояла наряженная ёлка.

Вновь, как будто шагая по карнизу, таксист, обливаясь потом и сглатывая слюни, прошёл вдоль стены. Нет, он не стремился узнать, что происходит в соседней комнате, — он и так уже всё знал. Но ему хотелось убедиться, что то, что сейчас происходит в этом доме, — лишь мистическая реконструкция событий прошлого года. От непонимания происходящего страх лишь нарастал, а осознание того, что это всё же происходит, ни на секунду не успокаивало сердцебиение и не прекращало дрожь в коленях.

Таксист вновь остановился у стола, глядя на дверной проём, ведущий в соседнюю комнату. В ней, ползая на коленях вокруг ёлки в костюмах Снегурочки, две девочки, не переставая плакать, пытались напевать знакомые с детства мотивы. Останавливаясь после каждого круга, девушки поднимались на колени и, срывая с ёлки одну из игрушек, ставили их на пол, позже давя их коленями, продолжая водить хоровод.

Мужчина будто вновь оказался посреди метели. Его лёгкие резко заполнились холодным воздухом, и, уже не сдержавшись, таксист метнулся к двери. Рванул на себя ручку, шагнул за порог... Но на улицу выйти не получилось. В лицо ударил жар потеплевшей от горящей печи комнаты, и таксист вошёл в дом.

— Куда же вы пропали, милейший? — раздался голос, от которого у водителя уже поднимались волосы на затылке. — Ушли, значит, на пять минут, а сами! До Нового года осталось полтора часа!

Интеллигент как ни в чем не бывало стоял на коленях у печи и подкидывал в неё очередную порцию дров.

- Надо натопить пожарче. А вы знаете, при какой температуре кости могут превратиться в золу?... Вот и я не знаю. Так что топим, милейший, топим.

Не раздумывая, таксист пяткой толкнул дверь и буквально выпрыгнул из комнаты, но вновь попал обратно в дом, зайдя в него уже со стороны ёлки.

Теперь дерево уже не было таким радостным. На полу валялись разбитые игрушки; с их рваных осколков на пол стекала кровь, образуя под елью приличную лужу.

Включенный телевизор надоедливо рябил чёрными полосами, из-за чего говорящего диктора не было видно. Однако его тревожный голос, казалось, гремел на всю комнату, от чего хотелось закрыть уши руками:

- Поисково-спасательный отряд наконец нашёл потерявшихся на кануне Нового года двух сестёр. Останки пропавших полгода назад девочек нашли в одном из заброшенных домов в лесу. Ничем непримечательная обычная печь, которой отапливали когда-то пригодный для проживания дом, оказалась тайником ужаса. Именно в ней спасатели и обнаружили кости. По медико-диагностической экспертизе два дня назад было доказано: останки принадлежат сёстрам, погибшим от рук неизвестного лица. Полиция ведёт поиски...

Звук в телевизоре окончательно пропал, а экран резко погас, превратившись в чёрное пятно. Сердце таксиста забилось у самого горла, кончики пальцев онемели, а по спине пробежал холод.

На одной из куч осколков от игрушек сидела золотоволосая девочка. Пытаясь поймать в окне скудный свет от постоянно скрывающейся в тучах луны, девочка прижимала к коленям лист бумаги. Обломком карандаша, стержень которого уже едва выглядывал наружу, дрожащей рукой девочка выводила слова, запинаясь, проговаривая их вслух:

- Дорогой Дедушка Мороз! Меня зовут Лиза, мне 11 лет. Моей сестре Ане 14. Несколько дней назад,мы с сестрой возвращались домой со школьной репетиции праздника. По дороге перед нами остановилась машина и добрый дяденька хотел нас подвести. Мы так с сестрой обрадовались,что быстрее сможем добраться до дома...

Девочка вдруг замерла. Сидя спиной к таксисту, она словно бы почувствовала на себе его взгляд. Её дыхание задрожало. Мужчина видел, как пар из её рта начал чаще подниматься над золотой головкой. Карандаш выпал из посиневших от синяков рук; лист скользнул по коленке и упал на стёкла. Девочка вдруг закачалась и уже на уровне отработанного инстинкта запела начальные строки из песни про ёлочку. Перейдя на второй куплет, она вдруг встала на четвереньки и, кладя ладошки на окровавленные стёкла, поползла в сторону ёлки.

- Я ничего не делаю! - заплакала девочка и её плечи задрожали от всхлипывания. - Я ничего не писала! Я же ведь не могу писать!

Девочка обернулась, и в тот же миг окно над её головой взорвалось от удара метели, ворвавшейся в дом. На её бледном, измученном лице застыли два огромных чёрных пятна запекшейся крови, закрывая выколотые глаза.

Поднявшись с пола, девочка на мгновение застыла на месте, тяжело и прерывисто дыша. Гневные морщинки собрались на её вздёрнутом носике, а чёрный рот оскалился, выбрасывая наружу разноцветные радужные стёкла.

- Я не могу ничего написать! - прогорланила девочка почти мужским утробным голосом и, окончательно превращая осколки стекла в крошку, сделала тяжёлый шаг вперёд. - Я и дышать уже не могу! Я не могу ходить и говорить!

Маленькое чудовище уверенно шло к таксисту, который, озираясь, искал выход из зловещей комнаты. Однако ни позади него, ни в других местах не было дверей. В помещении бушевала метель, трепля золотистые волосы девочки и её разорванное голубое платье. Снег мгновенно заполнял все уголки комнаты, быстро покрывая пол и наращивая сугроб на телевизоре, экран которого разлетелся на куски, и из его утробы на тумбочку хлынула мощная снежная лавина.

Таксист был зажат в угол. Как всё же получивший нокаут боксёр, мужчина закрылся руками, сползая вниз по стене.

- Я не хотел! - вырвалось отчаяние из его горла. Тело мужчины дрожало, а губы тряслись так сильно, что зубы принялись стучать друг о друга. - Я хотел вас вернуть! Я не думал, что так всё получится! Я же... Я же даже берёг твою сестру! Чтобы полностью не испортить ей жизнь! Я не хотел! Ты же сама сбежала и хотела пожаловаться!

Мужчина замолчал. Его взгляд застыл на руке девочки, в которой вдруг оказался тот самый злополучный кинжал. Таксист хотел уже было подняться, но вдруг на его широкие плечи опустились белоснежные руки интеллигента. Мужчина как-то по-детски прильнул щекой к плечу таксиста и, опуская его на пол, вдруг присел рядом, с улыбкой наблюдая, как приближается к ним девочка.

— Куда же вы, милейший? До Нового года осталось всего полчаса, а вы уже собрались уходить, — мужчина с недовольством покачал головой, вытянул ноги и положил их одна на другую. — Не всегда можно уйти, когда хочешь. Иногда и уйти не получается, и идти некуда. Иногда жизнь требует от нас решений, которые кажутся нам неправильными. Я, знаете ли, тоже не планировал встречать праздник в такой обстановке. Старость. Мне бы хотелось провести этот день в тепле, с чашкой чая или бокалом коньяка. Но вместо этого я сижу здесь с вами на полу и пытаюсь исполнить своё желание.

- Ж...желание? - во рту таксиста уже давно всё пересохло ,и вопрос получилось задать лишь шёпотом.

— Всё почти закончилось, — с лёгкой ноткой грусти произнёс интеллигент и пожав плечами, как-то по-доброму смотря в глаза таксисту. — А вы это ещё не поняли, милейший?...

Вновь настала тишина. Всего на мгновение, достаточное, чтобы водитель смог сделать несколько спокойных вдохов. Девушка застыла в паре шагах от своей жертвы, держа кинжал на расстоянии от платья так, чтобы начавшая капать с лезвия кровь не могла запачкать одежду. Интеллигент вновь куда-то исчез, оставив своего спутника один на один со смертью.

- Прости, - вновь прошептал мужчина и зарыдал.

Девочка замахнулась. Запёкшаяся кровь на её глазах посыпалась с лица чёрной крошкой, открывая бездонные глазницы, в которых мужчина, как на экранах телефонов, увидел, как он расправляется со старшей девочкой, а потом и с ней. Увидел, как воровато оглядываясь по сторонам, забрасывает в печь чёрные полиэтиленовые мешочки; суёт руки в самый огонь, не боясь, что может обгореть до костей. Таксист видел в глазницах маленького чудовища, как обливает бензином дом изнутри и даже, забравшись на невысокую крышу, поливает горючую смесь на покрытый мхом шифер. Огонь, загоревшийся в глазницах ребёнка-призрака, оповестил о триумфальном завершении его прошлогоднего злодеяния. Довольная улыбка озарила лицо таксиста в то время, как он понял, что для него всё закончилось.

Мощный порыв ледяного ветра ворвался в дом. Натужно застонала крыша над головой, и ветер принялся отрывать от неё закреплённый металл вместе с досками. Мощный сквозняк поднял волосы девочки к разбирающейся крыше; тьма вместе со снегом упала с потолка, и вихри закружились по всем углам комнаты. Воздух стремительно исчезал. Дышать становилось нечем. Словно выброшенный в открытый космос без скафандра, мужчина принялся срывать с себя одежду. Паника за жизнь взяла вверх, и, уже не обращая внимания на чудовище, стоящее перед собой, задыхаясь, мужчина поднялся с пола и, на ходу сбрасывая куртку и снимая с себя свитер, побежал прочь.
Существует ли на свете снежный смерч, и если такое природное явление имеется, то оно: дом сейчас попал в самое сердце смертоносного урагана. Поначалу просто шевелящиеся брёвна принялись слетать со своих мест и уноситься прочь, в темноту смерча. Дом разбирался как игрушечный, и через считанные минуты от него осталась лишь самая нижняя часть.
Задыхаясь и падая в сугробы, таксист хватал ртом снег и, поднимаясь, вновь продолжал бежать, выбирая дорогу наугад, лишь бы быстрее покинуть это проклятое место.

Но как бы он ни старался, как ни полз по огрубевшим сугробам, царапая в кровь ладони и лицо, маленькое чудовище не отставало от мужчины ни на шаг, плывя по снегу без малейшего усилия. Девочка постоянно была в шаге от таксиста, и тот слышал в своей голове протяжное напевание новогодней мелодии: жуткой, навязчивой и пугающей.

Опомнился таксист лишь когда над ним вновь нависла тишина, а вокруг, за каждым кустом и за каждым деревом слышалось угрожающее рычание окружающих хищников. Мужчина стоял посреди леса в одних брюках и ботинках. Без ничего. Его тело трясло от холода и страха; мороз больно царапал кожу, а снег заворачивал в плотную ледяную корку. Не было сил ни идти дальше, ни развернуться назад. Но детский смех: звонкий и игривый, всё же заставил таксиста повернуть голову.

Неподалёку, держа друг друга за руки, танцевали две девушки, одетые в костюмы Снегурочки. Они кружились в танце, легко держась на сугробах, не утопая в снегу ни на сантиметр. Скатившаяся слеза застыла хрустальной капелькой на небритой мужской щеке. Картинка перед глазами запрыгала, начала размываться. Силуэты девочек постепенно превращались в кружащийся снег, сквозь который мужчина видел, как к нему на полусогнутых лапах приближается рычащая стая волков.

- С Новым годом! - прошептал на ухо таксисту появившийся из ниоткуда старый знакомый. - С новым счастьем!...

***

Вытащив из внутреннего кармана пиджака свёрнутый в несколько раз тетрадный лист, человек аккуратно, словно папирусную бумагу, развернул письмо. Пытаясь в очередной раз разобрать непонятный беглый почерк, человек всё же достал из другого кармана пенсне. Не отрывая глаз от текста, мужчина по обрушенным с крыши доскам перешёл на другую сторону развалин и присел в кресло-качалку. Словно девочка была сейчас рядом, читающий слышал её всхлипы и вздрагивающий, практически после каждого слова, голос: нежный и умоляющий.

"Дорогой Дедушка Мороз! Меня зовут Лиза, мне 11 лет. Моей сестре Ане 14. Несколько дней назад мы с сестрой возвращались домой со школьной репетиции праздника.

По дороге перед нами остановилась машина, и добрый дяденька хотел нас подвести. Мы так с сестрой обрадовались, что быстрее сможем добраться до дома. В тот день мы так спешили, что даже не сняли костюмы снегурочек.
Однако дядя завёз нас далеко в лес; с силой вытащил из машины и запер в каком-то заброшенном доме. Сегодня тридцать первое декабря, и мы ещё здесь. Это настоящий ужас. Нам хочется домой.

Дорогой Дедушка Мороз! Исполни моё желание: оно у меня одно. Когда до тебя дойдёт это письмо, сделай так, чтобы это всё поскорее закончилось"...

Метель утихла, и на землю начал падать крупный, пушистый снег. Голубой небосвод засиял зимними звёздами — яркими и крупными. Казалось, что снег падает прямо с них, щедро осыпая кроны высоких елей и сосен. Он плавно кружился в воздухе, ложась на плечи человека, сидящего в кресле-качалке посреди развалин дома. В руках у него был пожелтевший лист бумаги.

Совсем далеко, словно из другого мира, в глубине леса раздался протяжный вой хищников. Рядом чихнул двигатель автомобиля; зарычал мотор, и яркий прожектор от фар ударил прямиком в кресло, осветив сидящего на нём пожилого мужчину, одетого в пышную красную шубу.

Аккуратно свернув письмо, человек убрал его во внутренний карман, откинулся на спинку кресла и, подняв голову, зажмурился от падающих на лицо снежинок.

- Теперь всё точно закончилось...- выдохнул человек и с довольным лицом закрыл глаза. - С Новым годом, девочки!

С его губ полилась заунывная мелодия, которая стала гимном новогодней ёлки.

На лес падал уже прошлогодний снег...