Я пишу стихи – давлю на жалость –
о бездомных сфинксах или хаски.
Тут на днях беда со мною сталась:
к завтраку явился Станиславский.
Забежал, сердито хлопнул дверью –
я аж подавилась манной кашей –
и кричит: «Милейшая, не верю,
ни одной, простите, рифме вашей!
Сфинксы, хаски – вам не куры-рябы:
когти есть и зубы – те же звери.
Предъявите ссадину хотя бы,
чтоб я мог страдания измерить!»
Застыдил. Замолкла я – от Пасхи -
кабы не соврать - до дня России:
ясен пень, они же – Станиславский,
ссадины явить меня просили,
как в кино, чтоб спрайты и попкорны.
Чувствую, талант идет на убыль:
Ладно, пусть стихи мои бездомны,
но они, собаки же, беззубы!
Пережив две дюжины истерик,
съев четыре плитки шоколада,
я себе сказала: раз не верит –
ну и шут с ним, в общем, и не надо.

Я пишу поэму про ондатру-
слезы льет домашняя драцена.
Станиславский – дока по театру,
я-то – по стихам.
Немая сцена.