Остатки поблекшего неба в смотрящих на море глазах,
Горбушка засохшего хлеба в давно потемневших руках.
Они, эти руки, умели одеть, накормить, приласкать.
В лачуге – старушечьей келье теперь лишь наносы песка.
Хозяйка сидит на причале и смотрит в бескрайнюю синь.
Гримаса безмерной печали застыла в ложбинах морщин.
И гомон толпы умолкает у той, кто на страже всегда,
На холод и шторм не взирая, полвека приходит сюда.
Похоже, что символом порта смотрящая стала давно.
Змеится людская аорта, но всем, как всегда, всё равно.
Лишь только иной сердобольный подаст завалявшийся грош
И взглядом окинет невольно, уняв пробежавшую дрожь.
Всё меньше и меньше надежды в терзаемых ветром костях.
Всё чаще смеются невежды и фото старухи постят.
Дорогу осилить непросто, мешают подагра, артрит,
Но с прежним упрямым упорством приходит она и сидит.
Остаток надежды и веры, остаток в глазах синевы -
И ждать... без сомнений, без меры, любить без остатка. Увы…
Не вспыхнет костром алый парус, не стихнет застывшая боль,
И помнит лишь старенький пастор, что имя несчастной - Ассоль.