Всё чаще она забывала названия, буквы,
Не помнила, как надевала бельё и чулки,
Пила ли таблетки, в какой переложены «угол»
Очки и расчёска, привычным местам вопреки.
Она удивлялась цветущим кустам розмарина,
Как будто их видела в первый, единственный раз.
Подруги считали чудачкой забавной и милой,
Которая чувствует Бродского, дождик и джаз,
Не помнит долгов, угощает бисквитом с клетчаткой,
Радушна к соседям, которые вечно сверлят...
Во многом её выручали простые порядки:
Еду пересолишь,– на ужин один шоколад,
Кота покормить позабудешь,– он требовать станет,
Зачахнут цветы, если вовремя их не польёшь,
Чаинки не выплеснешь – плесень получишь в стакане...
Читала, учила стихи, только толку на грош.
Болезнь развивалась, гоня потихоньку нормальность.
Не думалось: «Боже, за что?»,– тут не так: «для чего».
…Мечталось о счастье: себе, близким людям и дальним.
Не помнилось зла. А без этого в жизни легко.
Один парадокс: не прощались с ней добрые мысли
О детях и внуках, о том, кто прислал ей письмо,
Дожде шелестящем, пускай он окошко забрызгал,
О том, что тепло будет дома ненастной зимой...