Нас было четверо в том памятном ночном —
младшой сержант, ефрейтор, два солдата...
Неясный звук раздался за окном,
и на пол глухо шлёпнулась граната.

Зеленоватый клетчатый овал —
его во снах я вижу и поныне —
прошёл волчком и в половой провал
скатился, аккурат посередине.

Мы замерли, не в силах сделать шаг,
не двигаясь ни влево и ни вправо,
и на него — на этот адский знак
смотрели как мышата на удава.

Из "комы" первым выбрался младшой:
вперёд подался, переставил ногу
и на гранату твёрдою рукой
он положил ефрейтора Серёгу.

Ни вспышки, ни осколков, ни волны —
ушедший в тело взрыв шарахнул гулко,
портрет вождя свалился со стены,
и дымом затянулась караулка...

Дневное солнце метило в зенит.
Вопросы заданы, на них даны ответы.
Курили мы втроём у серых плит,
в руках дрожали мелко сигареты.

Кривить душой не стану: был я рад,
что избежали мы удела злого.
Младшому я шепнул: "Спасибо, брат..."
Он отмахнулся, не сказав ни слова.

Прострелянный ЗИЛок, дырявый борт,
чихая, влез на пыльную дорогу.
Он шёл за тридцать вёрст, в аэропорт.
Он увозил ефрейтора Серёгу.

Не знал ефрейтор, и не мог он знать:
за героизм, проявленный в наряде —
житейские нюансы, твою мать! —
посмертно он представлен был к награде...