Вот ты говоришь: «Химия — это и есть любовь!
Ах, извини… Любовь — это, конечно же, химия...»
Твои слова — снайперский выстрел. Да не в глаз, а точне’нько в бровь!
Прямо таки закон имени твоего имени,
Но мне, математичному до самых костей волос,
Помнящему поллитру за три шестьдесят две, позднее — четыре двенадцать,
Непонятен твой научно-химичный подход к такому вопросу —
Мне в подобных вопросах любви и химии вовеки не разобраться.
Во дворе — сиреневый куст. Обломан вплоть до корней.
На столе, на полу — букеты той самой сирени в вазах японских вянут.
После моей получки сколько монет достаётся мне?
Зато и зимой, и летом при шубах и ты, и твоя любезная мама;
Папе, тобой забытому, — и тому новый мопед.
Но в этом, я точно знаю, о чём говорю, нет ни малейшей химии.
Ходят слухи, соседний бутик обокрали в ихний обед.
Никого не поймали — опера оказались неопытными и плохими.
Или вот давеча. Двое прохожих… Последний сеанс в кино...
Фонари — посмотри-ка в окошко! — темней даже совести человечьей.
Опять никого не поймали. Грабитель укрылся в ночь,
И операм не зацепить его — знаю, о чём говорю, — зацепить-то нечем.
Так что же ты понимаешь под словом «любовь» в твоём
Пустом рассуждении о веществах и их превращениях?
Говорю, что любовь не всегда не равна сосуществованью вдвоём,
Но это моё совсем не научное антихимичное мнение,
А в математике ведь частенько один плюс один — два,
И если число не делить — само оно не разделится.
Я говорю — любовь, это и есть дрова:
Либо она пылает, либо пускает химичный дым, но при этом почти не теплится.
Если пылает — это всегда погибель, зря спасенье искать,
Даже когда одно из двух слагаемых — негорючее.
Но каждый пожар — знаю о чём говорю — это всегда тоска,
Ведь в огне зачастую сгорает даже самое лучшее...