Ты ушла. И теперь всё во мне пепелищами,
Так душа моя выгорела: до донышка, дочиста.
Беспросветно и пусто. Я остался обнищенным,
И с глухим волчьим воем пришло одиночество.
Только память – из недр снимки прошлого блицами –
Не стыдясь черноты своих действий, напомнит мне
Времена, где, казалось, что станет традицией
Миг блаженства, земным упоительным омутом.
Но в обугленных снах ты являешься в белом мне.
Вихрь смятения маску сорвёт безмятежности,
Пояснит: не получится пульса биением
Дать исчезнуть моей всеобъемлющей нежности.
Я «играл тебя», как это свите положено.
Ты ж шута во мне видела, придворного Станчика.
Любопытствуя, было, делила ты ложе с ним,
Оказав свою милость дежурным романчиком.
Но потребность, нужду в тебе, снежном создании,
Не изгнать из себя, не припрятать остуженной –
Пусть забыла ты шёпот полночных признаний,
Предложила нам страсть заменить теплой дружбою.
Говорила, что впредь уж не будешь моею ты,
Что стихи мои – просто безумия россыпи.
Второпях меня сделав «разменной монетою»,
Ты всё дальше уходишь в величии поступи.
Что же льду в твоём сердце в стенаниях строчечных?
За тобой вслед позёмкою боль моя тайная,
Что взметнул царский шлейф – горностай оторочкою…
До сих пор вихри снежности в глазах не оттаяли.