Просит мама черешню спилить.
Отжила свое. Больше не родит.
Сохнут ветви.
Вся в язвах и струпьях кора.
Мерно ходит пила. Тень черешни
дрожит на чужом огороде.
Не упала б туда, на клубнику…
Отжила свое. Значит, настала пора.

Ствол пойдет на дрова
(ах, как пахнут опилки черешней!),
листья – козам… А будут ли лопать листву?
Это козы-то? Слопают!
…Вот и падает дерево
на траву.

Надо пень корчевать.
Ну и корни ветвятся!
Чтобы их подрубить,
их придется сперва подкопать.
Двадцать лет пролетело.
Неужто?
Действительно, двадцать.
Можешь кольца на пне
годовые
пересчитать.

Я сажал деревцо.
По весне зацвело оно белым.
Тоньше посоха или кларнета
был тогда его ствол.
Это шутка ли, милый, сказать -
двадцать лет пролетело!
Что утратил ты в эти года,
что нашел?

Разогнувшись, с ножовкой в руке,
ни к чему тебе снова,
отрешенно следя
за движением туч над собой,
проводить ту, идущую от
Заболоцкого или Толстого
параллель между жизнью деревьев
и жизнью людской.

Вот и все.
И лежит под дождем
много щепок кирпичного цвета
и опилки песочного цвета,
ветка с птичьим гнездом,
опустевшим, видать, еще летом,
и листва черепичного цвета…
Как покинутый дом.

И алеет забытая ягода,
что уже не скрыта листвой,
сладко-горькая,
горько-сладкая,
с пресной капелькой дождевой.