Заходит солнца диск, горит багряный свет,
Рабы снуют, ко сну готовя ложе…
Седеющий старик, семидесяти лет,
В крови заката жизнь свою итожит.
Почти полжизни правит он чужой страной.
Так властвовать когда-то он стремился!
Римлянам льстя, он своего добился,
Уж тридцать лет он – царь, но, как всегда «чужой»!
Он строил крепости и храмы возводил,
Казну обогатил и укрепил страну,
Враждующих племён немало покорил –
Не подчинил одну лишь женщину. Жену…
Спустились сумерки. Из тени у окна
Светясь, выходит призрак Мариамны.
Его любимая красавица жена,
Ужасная, отчаянная драма!
Ах, сколько б он тогда наложниц не имел,
То скромных, то разнузданно- бесстыжих,
Темноволосых, золотисто-рыжих,
Всей страстью сердца, всей душой своей хотел
Её, желанную, всегда её одну,
Свою красивую и строгую жену…
Когда она входила в зал дворца с ним рядом,
Походкой царственной, сияя гордым взглядом,
То падал ниц народ в порыве восхищенья.
Гордился Ирод. И – кипел от возмущенья!
Он - царь! Владыка! Он весь в трудах великих,
Иерусалим вознёс и укрепил,
Но сброду этому – он тридцать лет не мил,
А ей почтенье дарят и улыбки!
Желанная! Когда она на ложе
Лежала, расплескав волну густых волос,
И в сумерках светилась белой кожей,
Он так её хотел! Но душу жёг вопрос:
Верна ль мне будет Мариамна до конца?
Вновь облаком сгущаются интриги,
Плетутся заговора нити из дворца.
Сомнений горьких тягостны вериги…
«Любить и ненавидеть в тот же миг –
Невыносимо!» - прохрипел старик.
"Беда, коль страсть и гнев кипят в одном сосуде!
Найдутся ли на белом свете люди,
Чтобы глоток такой отравы пригубить?
Ах, сколько ж мне её пришлось испить!
Чтоб смуту одолеть, лишил супругу брата;
Он рвался к власти, как и я когда-то.
Обидно было – вот его народ любил!
И каменною стала Мариамна,
Шепнула: «Ирод, брата кровного сгубил!»
И смолкла. Так мучительно- желанна!
О, Женщина моя! Гордынею своей
Свой смертный приговор ты подписала,
В последний путь безмолвно прошагала;
Не выла, не рвалась, не проклинала,
И не просила даже глянуть на детей…
Конечно, Ирод я, отъявленный злодей!
А кто бы увидал, как я тогда рыдал,
И по полу катался в гулком зале
Слова любви, проклятья с уст слетали,
Сводило судорогой крик разверстых уст…
Проходит всё... Мир гнусен, глуп и пуст…
Пришли волхвы, кричат: "Благие вести!
Звезды рожденье нам Спасителя сулит!"
Пойдите прочь! Уже готов план действий:
Младенцев- мальчиков ВСЕХ – Ирод истребит!
Сгустилась ночь, уж холодеют ноги,
И некого теперь погладить по плечу.
Мой путь в крови пролёг. В конце своей дороги
Мне добрым не бывать. Да я и не хочу…»
А где-то в вышине торжественно-печально
Душа её над вечностью плывет,
И стонет сердце Ирода от горя и отчаянья
Который час, который день, который год.
08.10.2007
А про Иоанна Грозного... когда -то я писала :Да, были времена и были нравы,
В строительстве великой сей державы,
Свирепые и звездные моменты были…
И на престол вдруг МАЛЬЧИКИ всходили.
Ведь Иоанна уж потом назвали Грозным,
Он в детстве был послушным и серьезным.
Но время вдруг пришпорило коней
И седоку пришлось стать жестче и сильней.
И из клочков, из маленьких князьков,
Из лоскутов скроить большое царство.
Земной ему поклон – он создал ГОСУДАРСТВО!
Не очень люблю такие повествовательные стихи-биографии. Но это дело вкуса. Что можно сказать по сути? Даже если кто-то вообще никогда не слышал об Ироде, прочитав Ваше стихотворение, получат о нём представление. Основные вехи отмечены. Не знаю, на самом ли деле Ирод годы плакал от горя и отчаянья и, если плакал, искренне ли.
Есть несколько замечаний по оформлению.
В одном произведении использование двух видов кавычек (лапки и ёлочки) выглядит некрасиво.
Составные слова пишутся через дефис без пробела (разнузданно- бесстыжих, мучительно- желанна, Младенцев- мальчиков).
"«Любить и ненавидеть в тот же миг –
Невыносимо!» - прохрипел старик." – перед "прохрипел" должно быть тире, а не дефис.
"Он, Ирод - царь! " – должно быть тире вместо дефиса.
"Какая мука- страсть и гнев в одном сосуде! – после "мука" должен был пробел и тире, а не дефис.
Казалось бы, это мелочи, но они отвлекают, а текст выглядит неопрятным.
Доброго вечера Вам!