Там бабочка была. Она
ко мне сползала со стены.
Была видна ее спина.
На ней проплешины видны.

Она ползла неудержимо,
и хоботок ее свисал,
как будто лопнула пружина
в остановившихся часах.

А глаз фасеточный мерцал,
как слабый красный стоп-сигнал,
как будто слабый ветерок
все дул на слабый уголек,

но пепел, легкий, как пыльца,
не мог он сдунуть до конца,
и в наступившей тишине
давил на уши инфразвук,
и прозвучало слово вдруг,
как будто «бам» сказали мне.

Все это было и прошло.
Там был пустой холодный дом,
заледенелое стекло
и в чайных чашках желтый ром,
и чьи-то белые глаза…

Но это рассказать нельзя.

Ведь это жизнь моя была.
Она прошла, но не прошла.
Она стоит в окне, как лед.

Не отрекаюсь от нее.

Все это было так давно,
но под колесами машин
бензинным, радужным пятном
большая бабочка лежит.