Я олень – от волков убегая,
утопаю в глубоком снегу
и к утёсу голодную стаю
по кровавому следу веду.

Дал я ранить себя на поляне
(спас олениху и оленят),
чтоб азарт хищный разум туманил,
не спугнула в пылу западня.

Но меня догоняет матёрый,
на ходу обнажая клыки,
разгоняя упрямо и споро
по пушистому снегу прыжки.

Я его из животного страха,
развернувшись, поднял на рога,
распорол от грудины до паха.
Но заминка, увы, недолга:

раздирая погибшего, стая
до каньона дала добежать.
Там, к обрыву меня загоняя,
звери щерили в ярости пасть.

Одуревши от крови, сурово
заступили на хрупкий карниз.
И тогда я с неистовым рёвом
снег обрушил копытами вниз.

Волки бились в ущелье о камни,
жёлтым льдом застывали глаза.
Я же просто тропой стародавней
на Белуху ушёл в небеса.

И сказал мне Ульгень в воскресенье,
заживив перебитый хребет:
"Подожди, и стегою оленьей
стадо снова прибьётся к тебе."