Не надо быть астрономом, чтобы пользу лесов различить:
Сухое дерево белке даёт дупло, поваленное — медведю берлогу,
В летнем сытном лесу волчий желудок от голода не урчит
Мольбой своему зубастому серому богу,
Что голодает.
Даже листва лесная — и та приятна на вид,
Своим мельтешеньем рождая эффект ползущего
Огромного организма — Голиафа, пожирающего людских давидов
Своей непролазной гущей.
Но вдруг наступает осень, птичий плач порождая собой,
Лесная листва предсмертно кровавит или впадает в ржавость;
Дровосеки-давиды, наточив топоры, с лесом вступают в бой,
На тепло убогеньких изб разменяв последнюю жалость.
Белки спешат укрыться в норах у самых корней,
Выдранных смертью, павших лесных владельцев,
Где медведи нежирные и неповоротливые в полусне,
Высунув уши, слушают топоры и на лишний ужин надеются.
Падает снег. Первый. Никому не нужный ещё.
Птицы уходят клинами к горизонтам, резко очерченным,
Медведь, не поймав дровосека, округлость мохнатых щёк
Создаёт запихнутой в пасть лапищей. Раз уж поесть нечего.
Белка грызёт найденного промороженного червяка:
Лес полон чужих, непонятных, злых, с топорами вескими —
Выйти сейчас из убежища, заметят наверняка.
Лучше дождаться, пока навоюются да упрутся домой из неихнего леса.
Голиаф, растерявшись сначала, одеваться в броню спешит —
Снег, хоть и рыхлый, а всё же по пояс. Пройди-ка.
Раны затянутся скоро, настанет весна, вернётся желание жить
Возвратившимся птицам, медведю тощему, белке сердитой
На дровосеков-давидов, сваливших личный беличий рай
С запасами, к долгой зиме собственнолапно набранными.
Новые листья, с ветром, пока несмелым, играя,
Будут казаться зелёными рыбьими жабрами.
Словно Ионы во чрево кита, в лес грибники побредут —
Изначально истошные крики будут звучать всё реже.
Голиаф, очнувшись от сна, завлечёт в себя уготованных на еду,
Белка, найдя дупло, обретёт надежду.
Не надо быть астрономом. Хотя… Может, лишь он поймёт,
Что борьба с Голиафом — глупость давидов мелких,
Что даже зимний азартно порубленный лес не насовсем мёртв,
Пока за него дышит хотя бы одна белка...
Божьей радости и лихо
Рулит, пакостит и сносит
Мира прелести лишь злобно...
Р. С. Защитница зеленого мира...
В смысле, совсем не ешь растительную пищу? Одно только мясо и никаких так капусты, укропа и прочей зелёной ботвы?
А морковь - это рыжий мир? Её-то хоть можно есть?
Не прилично и лукавить...
Да сажаю, ем капустку,
Не зайчонок, но побуду.
И клубничка и малинка
Плод красивый с огорода.
Мне библейский дали повод,
Чтоб растила вкусный овощ.
В животе своём бездонном?
Да, защита не простая -
Кто ж тот мир теперь достанет?
Поделилось небо светом.
Уплетай и будь красивым
Наполняя тело силой.
Пашет зяби по росе,
А потом заварит манку -
Каша будет на посев...
Лучик в косы заплетаю.
Стянет небо холодок,
Мятный свежий ветерок.
Донце красным обернётся,
Петя звонко распоётся.
Крылья ангел расстилает,
Прядкой белой укрывает.
Блещут капли, полыхая,
Искры быстро зажигая.
Тронет нежно, приласкает
Стопы травушка степная...
Обитает Ташин стих -
Он мудрёнее оферты,
Он, как дождь весенний, тих.
От него ромашкин запах,
У него ромашкин цвет.
Он всегда глядит на запад,
Если вдруг востока нет.
Он одним крылом махает
(Или машет? Не понять...)
Таша - вот она какая!
Всепоэтова родня!
Не могу поднять косу.
Но облает пёс Барбос,
Лишь в глазах немой вопрос.
Ты зачем махаешь нам,
Он поел, мурлычет в нос.
Здесь мужик хозяин есть,
Вот его проси помочь.
Будет белочка с Егором.
Быть велели у сторожки,
Слушать песенки сорочьи?!"
Я внимаю, не хвораю,
Мысли Умного познаю...
Ими бобр орешек колет...
А вокруг гуляют зубры,
Крокодилы, лайки, колли
И обычные барбосы,
И слоны расцветок манго.
Вышел месяц. Глянул - осень.
Вынул ножик из кармана,
Вынул Ташу из заката -
Пусть в закате тонет солнце...
Нет, бобры не виноваты,
Что орешек не спасётся...
Ну так записывай высказывания белочки-то. Или разговорить её не получается?