Пыль из-под ног серым дымом — в выси:
Уходя, сжигаю мосты;
Солнце, бледнее лицом, чем висельник,
Улыбается с высоты,
Прельщает, как девка: «Развею печали,
За пятак любовь поднесу»;
И сети паучьи плетёт лучами —
Завлекает на Высший Суд.

К солнцу людские стремятся тыщи, —
Раскалят к середине дня, —
Да только в меню этой райской пищи
Ни к чему заносить меня.
С дороги сверну на лесную тропку,
Повернувшись к солнцу спиной:
Не жди меня, Господи, в райской топке,
Чтоб греть поднебесье мной.

Крапиву стегаю прутом лещинным, —
Тропа вконец заросла, —
А солнце насмешливо жарит спину,
Обращая печали в шлак.
Уйду под деревья, где гуще тени,
Да крапива в мой рост везде,
Где застыли росой по листве мгновения,
Словно утро не рвётся в день.

Дымок папироски из носа выпустив,
Решу: этот мир — дыра,
Раз всюду раскиданы Божьи милости:
Дороги, ведущие в Рай.
Но мне по дорогам пылить негоже:
Дороги — для слабых душой.
Хоть кто-то спешащий клянёт бездорожье,
А мне и так хорошо.

К чему мне солнца гвоздь позолоченный
Созерцать уныло века?
Врёт календарь: жизнь не просрочена,
Как в сельпо пакет молока,
И птицы в Раю — не сравнить со здешними,
Где душа и тело — одно,
Пусть лают свято́ши: «Слезай, конечная!
Ты спустился ниже, чем дно».

Слева и справа мне шорох чудится —
В бездорожье течёт народ,
Распланировав: «Тут мы проложим улицы
Для вечно спешащих орд»...
А палящее солнце, улыбкой масляной
Простаков маня в Небеса,
Вновь меня позовёт. И опять напрасно —
Мне милее стократ роса.

Опять запылю по дороге выжженной,
За собой сжигая мосты.
Пусть катается солнце, как клоун рыжий
Завлекая в Рай с высоты —
Не вхож я туда. Есть такое мнение.
Проверять — желания нет.
Жжёт крапива. Со́здал Господь растение...
Но роса хороша на ней!