Всё больше прошлых в наших общих снах –
бредём по отзвучавшим временам,
я утешаю постаревший город,
не в силах за музейное стекло
убрать обрывки позабытых слов
под странный и чужой гортанный говор.

Бездумно повторяется узор,
когда, прорезав диском горизонт,
вдруг вязнет одомашненное солнце.
Своих имён не помнит город жертв,
поддавшись блеску дюжины ножей,
орлом упав – лицом не повернётся.

Мы с ним идём, не размыкая рук:
в дыру дворов срывают мишуру
разверзшихся небес и улиц хляби –
и он дрожит под золотом и над
и невпопад считает имена
на перекрёстках необжитых кладбищ.