Он звал не молитвой — отборным матом,
а я, подставляя себя снарядам,
прикрыл человека и рухнул рядом
"трехсотым" на сто кило.
Он жив и спасён, я — крутой хранитель!
Но вижу: лежу в человечьем виде,
разгрузка на мне, а под нею китель.
Несёт ветерок перо…

Сбоит нынче что-то в исходном коде,
раз ангелов тоже арта молотит,
а каждый снаряд, говорят в народе,
наполнен вселенским злом .
Вот мой подопечный очнулся — стонет.
От боли шипя, поправляя броник,
ворчит, что гранату от «птичек» словим
и к Богу пойдём вдвоём.

А сам крутит, крутит в мозгах задачу:
ножом бить меня или как иначе?
Я в форме чужой, непонятной, значит,
я — враг, и меня — в расход.
Он бьёт. Я лечу — ни чужих, ни наших…
Крылатый опять, но не это важно,
я вижу, что зло над коврами пашен
заполнило небосвод.

А небо молчит в ледяном затишье.
Лечу, поднимаясь все выше, выше…
Я жил час всего на земле, так вышло:
теперь навсегда живой!
Инферно! Меня, как людей, накроет.
Но, крылья расправив над полем боя,
своих-не своих берегу от горя,
от ада над головой.