Он так хотел уснуть и видеть сны -
но в мороке увяз, больном и странном.

Ещё мертвы деревья и черны:
медведь опять проснулся слишком рано.
Проскальзывает солнце в частокол
до немоты промёрзших чёрных сосен,
но чувствует шатун - недалеко
предвестница кошмаров - злая осень.
А в них, чужими снами пропоров
бессильный кокон из тепла и света,
дыхание обугленных ветров
стирает гарью даты в прошлых летах,
в которых больше мёртвых, чем живых,
в которых время сбилось и пропало,
проснуться невозможно - только выть
в помпезной нищете пустых вокзалов.

Он так хотел уснуть - просил, грозил
в тоске вечерних поездов и рюмок,
но оказалось - в хороводе зим
чужие сны безжалостно угрюмы,
в них - пустота, ни жизни, ни любви:
под звук навечно опоздавших скорых
сжимается, пытаясь раздавить
проросший сквозь закат углами город.

Медвяной дрёмы медленная падь
стирает явь, легко одолевая...
Медведь-шатун боится засыпать.
Он ненавидит сны.
Он убивает.