Он был опытный Змей-искуситель,
Она – скромной очковой Змеёй.
Он привык к обожательниц свите.
Ей хотелось сливаться с землёй.

Эта строгая юная Змейка
Избегала толпы и молвы.
Не писал ей речей имидж-мейкер –
У самой ум на три головы.

Змей, напротив, был фатом и франтом,
Жил в комфорте: богач, сибарит.
Вот имуществом и провиантом
Он её в Новый год покорит!

Так запал на неё бедолага…
Может, чудо она сотворит:
Страстью юной излечит люмбаго
(в просторечье, прострел) и артрит.

В полночь их состоялось свиданье.
Он был счастлив: ещё повезёт –
И под ёлкой, как древом познанья,
Ей вкусить он запретный даст плод.

«Не выскальзывай, словно уклейка, –
Так шептал (на ушко ли?) ей Змей, –
Расстегни свою молнию-змейку –
Наконец-то ты станешь моей».

«Я хочу, чтоб всё было законно, –
Сняв очки(?), попросила она, –
Светом звёзд поклянись заоконным,
В Новый год нас венчает Луна».

Телом льнёт молодайка – вот благо,
Снимет боли, как местный наркоз:
Дряхлый Змей так страдал от люмбаго,
Еле ползал – измучил артроз.

Что-то в сердце кольнуло, как жало.
Хладнокровной спиралью тугой
Обвилась вокруг Змейка, прижала –
Задушила в объятьях его.

Жизнь – в полоску. Как ноги окапи.
Змейка стала богатой как Крез.
Прошипела: «Прощай, глупый папик!»
В заоконье сиял Южный Крест.

…Так погиб райский Змей-искуситель:
Бремя страсти не чуждо зверью.
Не познал Еву наш прародитель –
Не изгнал Бог людей. Мы – в раю.